Еще больше осложнило ситуацию на Русском Севере открытие, сделанное лейтенантами австро-венгерского военно-морского флота Карлом Вейпрехтом и Юлиусом Пайером. Крупнейшее в Арктике географическое открытие за последние триста лет.

13 июня 1872 года их деревянное судно, пригодное для плавания во льдах — «Тегетгоф» — отправилось в долгое плавание. В Баренцевом море по совету Августа Петерманна, наставника и духовного вдохновителя экспедиции, было решено выходить в Карское, обогнув с севера Новую Землю. Именно это и привело к крушению всех намеченных в Вене планов. Но привело и к выдающемуся открытию.

На широте 74°15′ «Тегетгоф» попал в тяжелые льды, из которых так никогда и не сумел освободиться. Вместе с ними начал тяжелый дрейф, продолжавшийся более года. Только 30 августа 1873 года отважные мореплаватели увидели землю. Не нанесенную еще на карты. Неизвестную. Названную в честь австрийского императора Землей Франца-Иосифа. На ней смелым путешественникам пришлось провести еще год. С окончанием второй зимовки Вейпрехт и Пайер приступили к исследованию архипелага. Прошли его с юга — от Земли Вильчека, где и стоял «Тегетгоф», до севера — острова Рудольфа.

Посчитав свою задачу выполненной, участники экспедиции 20 мая 1874 года на четырех шлюпках, поставленных на полозья, отправились на юг. Только 15 августа добрались до кромки ледяного поля и далее уже пустились вплавь. Через два дня сумели достигнуть западного берега Новой Земли, а еще пятью днями позже им посчастливилось встретить русскую зверобойную шхуну «Николай» под командой Ф.И. Воронина. Он-то и доставил полярников в норвежский Вардё. 5 сентября Вейпрехт, Пайер и вся команда «Тегетгофа» была уже в Тромсё, откуда через Гамбург вернулись на родину.

В Вене участников экспедиции встретили как триумфаторов. Хотя им так и не удалось не только достигнуть Берингова пролива, но даже добраться до центрального арктического бассейна, им удалось сделать очень много. Опровергнуть господствовавшую тогда теорию А. Петерманна, считавшего, что в районе полюса океан полностью свободен от льдов, — теорию открытого Полярного моря. Столь же значимым стало и открытие Земли Франца-Иосифа. Архипелага, по площади почти равного Шпицбергену. Правда, в столице Австро-Венгрии к такому подарку отнеслись более чем сдержанно. Не представляли, как же можно использовать острова, чуть ли не круглый год покрытые льдом и снегом. Официально не отвергли традиционное подношение первооткрывателей своему монарху, но и не признали его. Тем сделали двойственным юридическое положение Земли Франца-Иосифа. Австрийской как бы фактически, но не закрепленной за двуединой монархией в соответствии с общепризнанными нормами международного права. Придали архипелагу то же положение, в котором находилась и российская Новая Земля.

Публикуя в 1876 году описание своей двухлетней экспедиции, Юлиус Пайер поспешил объявить о своем категорическом выводе, к которому он пришел. Посчитал принципиально невозможным плавание как Северо-Восточным, так и Северо-Западным проходами. «Давно выяснено, — указывал он, — что китайский чай, японский шелк и пряности с Моллуков[5] никогда не приплывут к нам вместе со льдинами. Нынче никто больше не верит в коммерческую ценность проходов»⁷.

Пайер слишком поспешил. Всего через три года Норденшельду удалось доказать обратное.

Как и многие путешественники, Норденшельд начал с рекогносцировки, повторив уже пройденный в 1874 году англичанином И. Виггинсом путь[6]. В июле 1875 года на паруснике «Прёвен» он отправился в плавание из норвежского Тромсё. Прошел вдоль западного побережья Новой Земли и с большим трудом, ибо не знал ледовой обстановки по маршруту, пробился в Карское море через Югорский Шар — единственный пролив, оказавшийся в тот момент открытым. Через четверо суток был у Ямала, а 15 августа увидел берега Сибири. Там, неподалеку от устья Енисея, Норденшельд открыл остров, названный в честь спонсора островом Диксон.

«Я надеюсь, — прозорливо писал позднее исследователь, — что гавань эта, ныне пустая, в короткое время превратится в сборное место для множества кораблей, которые будут способствовать сношениям не только между Европой и Обско-Енисейским речным бассейном, но и между Европой и Северным Китаем»⁸. Норденшельд покинул «Прёвен» в устье Енисея и самостоятельно, по суше, через Сибирь и Урал, добрался до российской столицы.

Чиновный Петербург по-разному отнесся к походу шведского ученого. В Министерстве иностранных дел отметили, что результаты его путешествия «больше всего касаются России и могут приобрести значение для нашей торговли и промышленности». И добавили: «успех, достигнутый профессором Норденшельдом, есть один из наиболее выдающихся географических подвигов последнего времени». Однако морской министр, С.С. Лесовский, занял негативную позицию. «Совершенное Норденшельдом плавание, — заметил он, — весьма смелое и удачное предприятие… которое едва ли может стать примером для последующих плаваний в том же направлении с коммерческими целями. По климатическим условиям нельзя ожидать установления в пройденной Норденшельдом части Ледовитого океана правильного мореплавания»⁹.

В следующем году Норденшельд повторил разведочное плавание к Енисею, а в 1878 году наконец отважился на поход, который и стал главным в его жизни, прославил его. На этот раз — на средства, предоставленные шведско-норвежским королем Оскаром II, шведским богачом О. Диксоном и российским купцом А.М. Сибиряковым. На специально построенном для плавания во льдах деревянном пароходе «Вега», капитаном которого стал лейтенант шведского флота А. Паландер.

22 июня «Вега» вышла из Карлскруны, 21 июля покинула Тромсё, а 1 августа прошла Югорским Шаром. Беспримерное плавание началось. Спустя пять дней судно достигло Диксона, где пополнило запасы угля, и отправилось в неизвестность. На восток.

20 августа экспедиция легко миновала мыс Челюскин и оказалась в тех водах, которые еще ни разу не достигало ни одно судно, следовавшее из Европы. Столь же легко, даже просто, оказалось доплыть до устья Лены и далее, через пролив Дмитрия Лаптева, войти в Восточно-Сибирское море. 3 сентября Норденшельд и его спутники находились, уже вблизи устья Колымы. Еще сутки-двое, и они смогут достичь заветной цели. Но лишь в том случае, если не встретят сплоченных непреодолимых льдов. К их несчастью, именно так и произошло. В Колючинской губе, всего в трехстах километрах от Берингова пролива. Здесь-то и пришлось путешественникам зазимовать.

Только 18 июля следующего 1879 года «Вега» освободилась из ледового плена и всего через два дня подошла к мысу Дежнева. А 2 сентября пришвартовалась в порту Нагасаки. Задача была решена. Норденшельду удалось то, о чем три века грезили сотни капитанов многих стран. Практически за одну навигацию он преодолел Северо-Восточный проход. Доказал, что этот северный путь вполне можно использовать в любых целях. И прежде всего в коммерческих.

Так и не суждено было сбыться пророчеству Ломоносова, уверенно, с пафосом утверждавшего в поэме «Петр Великий»:

Честь проложить новый путь от Белого моря на восток до Америки выпала на долю колумба шведского.

Между тем привилегии, данные переселенцам на Мурмане делали свое дело. К 1881 году на западном его побережье существовало уже 15 поселков, в которых жили 790 норвежцев и финнов: Ура, Порт-Владимир, Западная Лица, Титовка, Цып-Наволок, Вайда-Губа, другие. Но на восточном, где селились преимущественно русские и карелы, возникло только четыре поселка всего с 90 жителями: Гаврилово, Голицыно, Териберка, Порт-Владимир, Восточная Лица. Столь значительный рост населения заставил в 1883 году восстановить Колу в ее прежнем статусе. Благодаря тому в городе, чуть ли не обезлюдившем, появились десятки чиновников. Те, кто служил в полицейской управе, казначействе, почтово-телеграфном отделении, больнице на шесть коек, двухклассном училище, при амбарах для хлеба и соли. И население Колы вскоре увеличилось чуть ли не в полтора раза.