Еще 5 января 1927 года Совнарком РСФСР, откликаясь на настоятельную просьбу правительства Якутской АССР, принял постановление, призванное сыграть в будущем важную роль. Поручил Совторгфлоту организовать постоянные морские рейсы к устью Лены — «в целях обеспечения снабжения населения северных округов» автономной республики³². Этим решением и воспользовался Красинский. Используя свои старые связи в верхах, он добился заключения 28 февраля соглашения между президиумом Осоавиахима, правлением Совторгфлота и управлением воздушных сил РККА о широком использовании в Ленском рейсе самолетов. Им поручили изучить летные условия на крайнем северо-востоке страны, совершить полет на остров Врангеля — для доставки колонистам почты и медикаментов, вывоза добытой ими за год пушнины, а также исследовать возможность прокладки в ближайшем будущем авиатрассы: бухта Тикси — Якутск — Иркутск. Руководителем этой части похода, названной Первой северной воздушной экспедицией, назначили Г.Д. Красинского³³.

Для пробного рейса, судьба которого была непредсказуемой, Совторгфлот предоставил старый — постройки 1906 года, небольшой — водоизмещением всего полторы тысячи тонн, пароход «Колыма». Возместить такие его недостатки предстояло одному из самых опытных капитанов бассейна, П.Г. Миловзорову. Не раз уже ходившему к устью Колымы, доставившему в прошедшем году, но на «Ставрополе», Г.А. Ушакова и колонистов на Врангель и потому великолепно знавшему условия плавания в Чукотском и Восточно-Сибирском морях.

Плавание оказалось на редкость удачным. Всего через двадцать дней после выхода из Владивостока «Колыма» прошла Беринговым проливом, а 14 июля встала на якорь у мыса Северного[15]. Отсюда два гидроплана экспедиции, биплан «Савойя» с летчиком Э.М. Лухтом, и моноплан «Юнкерс», управляемый Е.М. Кошелевым, совершили полеты на остров.

После того как «Колыма» достигла устья Лены, те же гидросамолеты за три недели без малейших происшествий пролетели по предусмотренному маршруту: бухта Тикси — Булун — Дясарджан-Жигальск — Якутск— Олекминск — Киренск — Качуг— Иркутск³⁴.

Первый шаг в применении советской авиации в Арктике и на Крайнем Севере был сделан. Сделан успешно.

Конец 1927 года принес в Москву настораживающее известие. Даже тревожное. Как сообщала европейская и американская пресса, сразу две экспедиции вознамерились будущей весною направиться в Арктику. Но не в открытый океан и не в Гренландию, Канадский архипелаг или на Шпицберген. Непременно в советский сектор. К Таймыру. Для исследования Северной Земли, которая все еще так и не была нанесена на карты полностью.

О том чуть ли не одновременно заявили оба претендента на важные географические открытия. Умберто Нобиле, решивший на этот раз самостоятельно совершить полет на Север на новом дирижабле собственной конструкции, «Италия». И на шхуне «Морисси» — известный полярный капитан Роберт Бартлет, уже дрейфовавший у побережья Чукотки и даже высаживавшийся на острове Врангеля³⁵.

То, что подобного рода научные походы могут рано или поздно обернуться территориальными претензиями, по опыту прошлых лет хорошо понимали не только в Наркоминделе. Еще 15 мая 1925 года Ю.М. Шокальский предостерегал советских дипломатов: «Русское географическое общество в заботах о надлежащем по значению и характеру научном обследовании Республики считает своим долгом обратить внимание НКИД на дело обследования так называемой Земли Николая II (постановлением ЦИК СССР от 11 января 1926 года она была переименована в Северную Землю. — Прим. авт.). За границею уже появились попытки устройства экспедиции для изучения этого архипелага, что в дальнейшем может привести и к вопросу об устройстве там иностранных станций для перелетов или какой иной цели».

И на этом основании Шокальский предлагал срочно решить данную задачу собственными силами. «В настоящее время, — отмечал он, — когда необходимо беречь народные средства, Главное гидрографическое управление и Географическое общество выработали совместный проект обследования так называемой Земли Николая II, выражающийся в умеренной цифре — 232 000 рублей, для столь важного и серьезного предприятия. Эта сумма не превосходит ту, что была затрачена на посещение острова Врангеля в 1924 году…»³⁶.

Год спустя, теперь за подписью А.П. Карпинского как председателя Полярной комиссии Академии наук СССР, в Наркоминдел через Н.П. Горбунова поступил второй меморандум все по тому же вопросу (копии его были направлены также в Наркомфин, Реввоенсовет, Госплан и Осоавиахим): «…Имеющиеся в настоящее время сведения о Земле Николая II исчерпываются описью частей южного и северо-восточного побережья Земли. Пределы же ее в западном и северо-западном направлениях совершенно неясны, так же, как и характер названной суши, быть может, представляющей нечто цельное или же (что представляется более вероятным), напротив, группу более или менее крупных островов, наподобие Шпицбергена или Земли Франца-Иосифа. Отсутствие соответствующих сведений не позволяет в настоящее время даже приблизительно обозначить на карте протяжение в этой области территории СССР. Последнее положение заслуживает особого внимания, т. к. в случае посещения ныне еще не выясненных западных побережий Земли Николая II какой-либо иностранной экспедицией не исключается возможность закрепления их за одной из иноземных держав…

Основной задачей проектируемой экспедиции является установление очертаний, нанесение на карту и всестороннее научное исследование земли, известной под названием Земля Николая II, и других, могущих быть открытыми во время работы экспедиции земель, лежащих на северо-восточной окраине Карского моря, и окончательное закрепление этих земель за Союзом ССР»³⁷.

Такие доводы Полярной комиссии Академии наук сочли в Наркоминделе убедительными, а потому коллегия наркомата решением от 17 марта 1926 года поддержала предложение: «Считать экспедицию политически полезной и желательной, но вопрос о средствах предоставить на разрешение Наркомфина»³⁸.

Однако денег на изучение Северной Земли, несмотря на всю важность и значимость проблемы, найти даже и не попытались. Правда, на том ни сотрудники НКИД, ни члены Полярной комиссии, Географического общества не очень-то и настаивали. Полагали, что архипелаг, расположенный в самом центре советского сектора Арктики, вряд ли станет в ближайшем будущем объектом серьезных притязаний какой-либо державы.

Не изменилась позиция Наркоминдела и после первых сообщений о намерениях У. Нобиле и Р. Бартлета, ибо тогда под давлением обстоятельств пришлось серьезно обеспокоиться судьбой другого архипелага — Земли Франца-Иосифа права на которую у СССР были сомнительны. Ведь открыли Северную Землю русские моряки, а официально присоединили ее к России нотификацией 1916 года. Земля Франка-Иосифа же была открыта в 1873 году австрийской экспедицией, и в течение почти полувека ее рассматривали как владение Австро-Венгрии. Именно потому находившийся на зверобойном боте «Герта» капитан 1-го ранга И.И. Ислямов в августе 1914 года, когда судно подошло к этой Земле, поспешил поднять на мысе Флора, русский флаг как символ захвата хотя никем и не заселенной, но все же вражеской территории. Но его действия остались без последствий. В нотификации 1916 года Землю Франка-Иосифа не упомянули.

Не вспомнили о ней и позже — при подготовке и подписании Сен-Жерменского договора 1919 года, при разработке и ратификации Парижского соглашения по Шпицбергену. И потому обширный по площади полярный архипелаг в соответствии с международным правом оказался ничейной территорией. Вот ее без каких-либо правовых или иных оснований, даже не назвав конкретно, и включили в число арктических владений Советского Союза. Именно это обстоятельство и породило серьезнейшие опасения, и не только во внешнеполитическом ведомстве.