Не мешкая, Дарион ударил по нему совокупной мощью всех артефактов и с ликованием наблюдал за падением демона в центр Болот Василисков. Однако Дарион также понимал, что волю бога надо исполнять до конца, и поэтому, едва отправив доклад о происшедшем, собрал свой отряд на поиски разбившегося железного корабля.

Вот только собственных сил мастер явно не рассчитал.

Безглазые твари, которых с каждым часом появлялось все больше, плохо поддавались ментальным атакам, а атаки стихий требовали времени на подготовку, которого безглазые не давали.

Новая атака оказалась неожиданней предыдущих. Уставшие от постоянного напряжения Воины прозевали безглазых и подпустили их почти вплотную к мастеру. Дарион не успел ничего толком сделать.

Две зубастые бестии, выскочив из трясины, набросились на него и, играючи пробив все защиты, отделили голову мастера от тела. Это обстоятельство решило исход боя. Даже лучшим из Воинов нечего было противопоставить свирепым тварям. Какой толк в том, что в бою с ними Воины продержались два десятка секунд, если этим временем не смог воспользоваться мастер?..

И когда вслед Воинам упал паладин, пронзенный ужасными когтями насквозь, невзирая на прочные доспехи и даже на щит веры, мастер, а точнее, его голова, не утратившая ни зрения, ни рассудка, смогла отстраненно наблюдать, как безглазые твари, высунув из зубастых пастей огромные красные языки, принялись пожирать части их тел. Сказать, что зрелище было ужасным даже для много повидавшего мастера, — значит, не сказать ничего, но гораздо отвратительней было произошедшее в дальнейшем.

Вонзившиеся в трупы языки монстров напряглись струной, и по ним сверху вниз прошла рябь. Впечатление было таким, будто твари что-то вводили в тела людей с помощью языков.

Вскоре безглазые покинули место боя, не обратив на голову Дариона никакого внимания. А мастер же решил использовать оставшееся время для молитвы своему богу. К сожалению, несмотря на силу и умения, мастер был всего лишь человеком, и все, что он мог, это поддерживать мозг в работоспособном состоянии еще несколько часов. Колдовать теперь было выше его возможностей — единственный его инструмент, воля, не мог заставить голову взлететь и прирасти к окровавленному телу.

Кстати о теле… Почему его тело шевелится?! Почему хрустят и трещат кости?!

Дарион смотрел на собственное тело с гримасой отвращения и ужаса на бледном, обескровленном лице. Ведь из груди с душераздирающим треском лопающихся костей, разрывая алую мантию, выбралось… вымазанное в крови существо — помесь собаки и ребенка. Стоя на четырех лапах, оно высунуло огромный язык из крохотной пасти и завибрировало им, будто пытаясь ухватить воздух. Словно отвечая на эту дрожь, из тел Воинов, разрывая изнутри доспехи, стали выбираться такие же твари, и скоро воздух наполнился великой какофонией. Впрочем, маленькие уродцы быстро успокоились и принялись вновь пожирать трупы.

Дарион сначала подивился их прожорливости и остроте зубов, с помощью которых они с легкостью дробили кости, а затем изумился скорости роста новых чудовищ. Он и подумать никогда не мог, что существует форма жизни, которая не оставляет отходов пищеварения. Казалось, все, что поедают эти существа, усваивается ими мгновенно. Чем больше плоти поедало существо, тем крупнее оно становилось: увеличивались кости скелета, наращивалась мышечная масса. Все чаше и чаще безглазые уроды норовили встать на задние лапы. И когда некоторое время спустя им наконец удалось подняться на задние лапы и при этом не падать, от тел Воинов, как, впрочем, и от тела Дариона, не осталось следа.

И все же эти новорожденные твари были заметно мельче и слабее напавших на отряд мастера ранее — для дальнейшего развития им требовалось еще много пищи! И если бы Дарион мог, он содрогнулся бы при виде того, как завибрировали, вытягиваясь в его сторону, языки этих монстров. Эти твари не побрезгуют даже головой!

И хотя мастер понимал, что он по сути уже мертв, но перспектива провести последние мгновения в зубастой пасти его не обрадовала. Наверное, поэтому, забыв о невозможности колдовать, он напряг волю и проник в сознание молодых монстров. Мастер внушил им, что он, а точнее, его голова, лежащая на кочке, не представляет никакого гастрономического интереса.

В тот же миг твари развернулись и неверной, дерганой походкой отправились на поиски новой добычи.

А затем для Дариона начался ад. Сначала пошел зуд, но он не мог почесаться. Потом ужасно захотелось пить, но у него не было рук, чтобы дотянуться до лужи прямо под носом. Вдобавок ко всему боль, будто из преисподней, стала подниматься от шеи к корням волос.

Мастер уже успел пожалеть о своей силе, не дающей ему быстро умереть, подобно простым людям, но ничего поделать с этим не мог. Он просто наблюдал за тем, как медленно за горизонт заходит солнце, а на болото опускаются сумерки. Его разум начал слабеть, и пришло облегчение от осознания того, что жить оставалось всего несколько часов.

Затем мастеру показалось, что он начал сходить с ума. Солнце только что полностью закатилось за горизонт, но вдруг почти с противоположной стороны в густых сумерках, обильно приправленных болотными испарениями, взошло второе солнце. Оно пронзило ночь ярким сиянием, изгнав ее, как человек изгоняет тени масляной лампой. Кроваво-красный шар на горизонте медленно рос, увеличиваясь в размерах до тех пор, пока не стало видно, что его истинный цвет — нестерпимо оранжевый, а красным кажется из-за алых сполохов и переливающихся, будто живых, лучей.

Десятки этих лучей били в ночь, словно прожекторы маяка, однако делали они это столь хаотично, а их цвет был настолько неестественно алым, что подобная ассоциация мгновенно исчезла из мыслей мастера.

Сполохи, исходящие от светила, уже залили ярким светом все окрестности, а бьющие лучи раскрасили алым черное небо, но источник света продолжал приближаться. Спустя еще время Дарион с нарастающим изумлением разобрал в светиле очертания человека верхом на каком-то невиданном создании.

До мастера наконец дошло, что видит он вовсе не солнце, а ауру человека… Да какого человека?! Он видит перед собой бога! Неужели это сам Ануид пришел, чтобы забрать его душу в свои чертоги?

По щекам мастера покатились слезы — он никогда не думал, что его бог придет провожать своего слугу в Светлый мир. Сей момент растрогал мастера до глубин души. Но он быстро отринул слабость и прикрыл веки, чтобы не видеть сияние ауры и получше разглядеть своего господина… Однако увиденное его поразило, и надо полагать, крайне неприятно.

Бог в серой одежде вовсе не походил ликом на Ануида — такого, каким он был изображен на всех иконах и во всех храмах. Кроме того, бог восседал верхом на создании, символизирующем смерть и ужас. Огромный, величиной с боевого коня стальной паук быстро перебирал лапами и казался воплощением демона из Темного мира. Он проносился над самыми зыбкими трясинами и самыми глубокими озерами, не задерживаясь ни на секунду. Увидев, что паук направляется мимо него, Дарион попытался закричать, моля о помощи. Его рот широко открылся, но не издал ни звука. Отчаянный немой крик не был услышан. Паук промчался мимо, а неизвестный бог не повернул головы.

Застывшим взглядом мастер наблюдал за тем, как во тьме исчезает всадник на железном пауке, а с ним вдаль уходит ослепительная аура…

Но Дариону недолго суждено было преодолевать невыносимую боль и жажду. Очень скоро небо вновь осветилось и приняло неестественный окрас. Поначалу мастер принял свет в небе за падающую звезду, однако по мере ее увеличения он все яснее распознавал мощнейшее заклятие. «Звезда Смерти», одна из тех, которые мастер с коллегами сам запускал, выжигая леса эльвий, упала за горизонт, прямо в центр болот, и через мгновение, голова мастера была слизана с кочки волной синего пламени.

В последних мыслях Дарион успел обратиться к своему богу: «Ануид, попроси привратников Светлого мира открыть врата для своего верного слуги…»