— Хэлло, Саманта!

— Хэлло, мистер Пол! Вы очень загорели.

— Я всю ночь ворочался. У меня все болит… от загара. О! А ты как живешь, Сэми?

— Нормально!

— Уже научилась так отвечать у советских детей. На все вопросы старших они отвечают: нормально! Но, по сути дела, это означает: пошел к черту!

— Я не хотела вас обидеть, мистер Пол, но дети действительно не любят, когда их расспрашивают, — ответила Саманта.

— Неужели тебе нравится здешнее однообразие? Все одинаково одеты, шагают строем, поют хором.

— Это не однообразие. Это равенство!

— Может быть, так ты понимаешь демократию?

— Так я понимаю дружбу.

— С тобой невозможно говорить о политике! — взорвался Попрыгунчик. — Помни, за нашим разговором следит вся Америка.

Никогда еще Саманте не приходилось жить среди такого множества детей. Их было так много, что временами казалось — взрослые вообще покинули этот чудный уголок земли и полностью отдали его детям.

Русский язык Саманта учила по песням. Одни слова давались ей легко, другие трудно. Девочка долго не могла научиться произносить слово «молодцы». Ей очень хотелось выучить речевку: «Артековцы сегодня — артековцы всегда». Но этот простой стишок оказался для нее трудным орешком.

Когда на завтрак давали манную кашу, Саманта говорила по-русски:

— Можно я… ее… не буду!

Она не любила манную кашу. Зато ей по вкусу пришлись вареники. И само слово «вареники» она произносила без труда. От этого слова у нее текли слюнки.

У Саманты открылась удивительная способность понимать по губам, по глазам, по выражению лица. Когда вокруг были дети, незнание русского языка никогда не заводило ее в тупик.

Случалось, конечно, что Саманта не могла понять, что хотел ей сказать собеседник. Тогда она сердилась на свою несообразительность и вспоминала разговор Алисы с Шалтай-Болтаем:

«Когда лично я употребляю слово, — все так же презрительно проговорил Шалтай-Болтай, — оно меня слушается и означает как раз то, что я хочу: ни больше ни меньше».

«Это еще вопрос, — сказала Алиса, — захотят ли слова вас слушаться».

«Это еще вопрос, — сказал Шалтай, — кто здесь хозяин: слово или я».

Любимая сказка вливала в Саманту бодрость, и незнакомые слова открывали ей свои тайны.

Она была обыкновенной девочкой.

Она была необыкновенной девочкой.

Необыкновенность была заложена в ее обыкновенности.

В Артеке жили дети многих национальностей, звучала разноязычная речь, и Саманте пришла мысль, что Артек — великолепная модель устройства общества… «Если люди всего мира будут жить так, как живут в Артеке дети, — рассуждала девочка, — тогда не будет вражды, не будет войны. Пусть все президенты и другие правители приезжают сюда учиться управлять миром».

Но когда Саманта поделилась своими мыслями с Маленькой Наташей, та покачала головой.

— Думаешь, не приедут? — спросила Саманта.

— Они здесь были. Они все время приезжают. Но ничему не могут научиться.

— Когда сюда приезжал наш президент Рузвельт, была война. А после его приезда вскоре наступил мир, — возразила подруге Саманта.

— Тогда было другое время, — задумчиво отозвалась Наташа.

— Ты хочешь сказать, что, когда идет война, люди особенно сильно хотят мира?.. Неужели для мира нужна война?

Девочки долго молчали. Потом Наташа сказала:

— Наш народ так тяжело пережил войну что всегда хочет мира. Ты даже не представляешь себе как хочет.

Саманта ничего не ответила.

— Когда ты побываешь в Ленинграде, многое поймешь, — задумчиво произнесла Наташа. — Пойдем купаться?

Ах, это ласковое, теплое море! Кто сказал, что оно черное? Оно лазоревое! Нет, изумрудное! Его веселое беспокойство передается людям. Оно поднимает тебя на волну, и начинает казаться, что ты его частица, частица стихии. И в тебе от дружбы с морем крепнет бесстрашие.

Две подруги перешагнули через белый гребень прибоя и замерли в ожидании новой волны.

Я представляю себе, как Саманта наклонилась и, сложив ладони ковшиком, зачерпнула воду.

— Кто сказал, что это море черное? Разве эта прозрачная вода похожа на чернила?

И тут подкатила хорошая упругая волна, подружки бесстрашно бросились вперед, и вот уже две шапочки, как два поплавка, запрыгали на волне.

А потом они дружно нырнули. А вынырнули в другом месте и, слизывая с губ соленую воду моря, шумно задышали.

— Какая прекрасная соленая вода! — крикнула Саманта.

— Об этой воде сложена песня, — отозвалась подруга.

— Поплыли дальше!

И снова два «поплавка» запрыгали на волне.

После купания подруги упали на горячую гальку и молча лежали, упершись подбородками в локоть. А вокруг них постепенно образовался кружок из ребят.

— Пусть расскажет про Америку, — попросил Наташу рыжий мальчик, напоминающий Саманте ее приятеля Дуга.

— Пусть расскажет про гангстеров! — требовал его сосед с обгоревшим кончиком носа. — У них много гангстеров. Они ходят по улицам с пистолетами под мышкой?

Но когда Наташа перевела, Саманта рассмеялась:

— Так же, как по Москве ходят медведи. Это только в кино истории с гангстерами такие увлекательные. А в жизни они приносят людям горе.

Ребята притихли. И вдруг Саманта предложила:

— Я лучше расскажу… про таксиста Бик Бена. Его так звали за высоченный рост. В Лондоне самая высокая башня с часами называется Бик Бен… — Саманта рассказывала, а Наташа переводила. — Это было давно, когда в нашем городке появился первый таксомотор, Бик Бен стал первым таксистом. И у него был друг — большая черная собака ньюфаундленд — Гаспар. Бик Бен никогда не расставался со своим другом. И даже в машине Гаспар сидел всегда рядом со своим хозяином. Но не всем в городе нравилось ездить в одной машине с собакой. И в один прекрасный день Бик Бен нашел своего черноногого друга мертвым…

Было тихо. Только море булькало и перекатывало мелкие камешки. Низко над морем плыли небольшие призрачные облачка, которые почему-то всем сразу напомнили Гаспара. Только воображаемый облачный Гаспар был белым, как на негативе.

— Что же сделал Бик Бен? — продолжала рассказ Саманта. — Он долго ходил по городу, словно искал обидчика. А потом вернулся домой. Положил мертвую собаку на сиденье, завел ручкой мотор, сел рядом, включил счетчик — и поехал. С той поры в нашем городке никто не встречал Бик Бена. Среди людей стала ходить легенда, что Бик Бен с мертвым Гаспаром до сих пор ездит по всей Америке. Днем и ночью, в жару и в стужу он за рулем. Машина мчится, а счетчик работает — счет растет. И настанет час, когда Бик Бен остановится и предъявит людям счет за их жестокость. Видимо, пока странный шофер считает счет за убитого друга недостаточно большим. Рассказывают, что его встречают на дорогах Америки. На стареньком «форде» с подножками, со спицами на колесах, с резиновой грушей старинного сигнала. То в Калифорнии, то в Вирджинии он появляется и исчезает… появляется и исчезает. Вот такая американская история.

Девочка замолчала. Ребята, дослушав перевод, тоже молчали. Не задавали вопросов. Не откалывали шуточки.

Только похожий на Дуга рыжий мальчик сказал:

— Тяжелая история.

А пучеглазая девочка с двумя коротенькими косичками за спиной, окая, как окают все волжанки, прошептала:

— У меня тоже есть собака… У человека вообще должна быть собака.

Где-то вдалеке запела труба.

В Ливадийском дворце даже в жаркую погоду прохладно и дышится легко, воздух пахнет снегом и попадает сюда прямо с высоких гор.

А за окном крымское солнце, пылающие цветы иудиного дерева, нежные олеандры и зеленое море виноградников. А за виноградниками настоящее море — живое, дышащее и тоже зеленоватое.

В большом зале высокие окна и колонны. И круглый стол, покрытый светлой скатертью.

Саманта медленно шла по залу, и паркет поскрипывал под ее шагами, как морозный снег.