Со второго захода пикировщик положил бомбу у нас за кормой. Меня бросило на палубу. Кто-то страшно закричал рядом.

Когда я поднялся, столб воды от взрыва ещё не успел опасть, но бой уже заканчивался. Рядом с нами кормой в воду уходил эсминец. У него заливало трубы, а с бака ещё бил трассирующими спаренный зенитный пулемёт. С тяжёлым воем падал в воду пикировщик, «юнкерсы» вразброд тянулись к югу. Два транспорта горели.

«Олаф» как-то странно рыскал из стороны в сторону. Я вернулся в рубку. Капитан Дигирнес чертыхался в переговорную трубу.

— Маневрируете? — спросил я.

— Играю в жмурки!

И снова что-то яростно заорал в машину.

— Руль, — сказал Иенсен, — проклятая бомба. Мы потеряли управление.

Это была очень длинная для него фраза.

Я вышел на ходовой мостик. На воде расплывались радужные масляные круги. Возле горящих транспортов суетились спасательные лодки. Несколько шлюпок и моторных баркасов подбирали команду затонувшего эсминца.

По палубе пронесли на носилках незнакомого мне матроса. Кажется, он был уже мёртв. Матросы, которые несли носилки, скосив глаза, смотрели на юг. Я тоже посмотрел на юг. Горизонт был чист пока. Два эсминца ставили дымовую завесу. Чёрный дым стлался низко над водой.

Мы всё ещё крутились на месте. Дигирнес торопливо прошёл в радиорубку. Он пробыл там четверть часа и вышел очень озабоченный. На флагманском крейсере по флагштоку побежала вереница сигнальных флажков. Видимо, сигнал был адресован нам, потому что все вокруг подтянулись. Дигирнес что-то приказал, и на «Олафе» подняли такие же флажки.

— Что это? — спросил я.

— «Желаем удачи». — Дигирнес положил мне руку на плечо. — Вы сразу попали в хорошую переделку, мой друг. Я отказался от буксира. Я не могу задерживать караван. Постараемся справиться своими силами и догнать их завтра.

Караван медленно уходил на восток. С юга всё шире расползалась полоса дымовой завесы. В багровом дыму догорал транспорт. Мы оставались одни посреди холодного моря.

Ночью с Атлантики потянул ветер. К утру это был настоящий шторм. О ремонте не могло быть и речи. Дигирнес, маневрируя, пытался держать «Олафа» против волны. Транспорт несло штормом на северо-восток.

Утром нас запросили по радио с флагмана. Дигирнес ответил, что всё в порядке, что он надеется скоро нагнать караван. Он хорошо понимал, что попытка пробиться к нам на помощь может дорого обойтись другим кораблям.

На второй день в трюмах показалась вода. Найти пробоину не удалось: по трюму, сорвавшись с найтовых, летали, как резиновые мячики, мои драгоценные ящики со станками.

На третий день механик доложил, что топлива до Мурманска не хватит. Дигирнес остановил машины и разрешил сообщить кодом о нашем положении. Но на отчаянные призывы радиста «Олафа» никто не отозвался. Нас уносило всё дальше на северо-восток. Транспорт дал заметный крен на левый борт — помпы не справлялись с откачкой воды.

Я встретился с капитаном в кают-компании, куда он заскочил на секунду выпить горячего чая.

— Где мы? — спросил я.

— У чёрта в пекле. — Дигирнес прислушался к вою ветра.

— И надолго?

— Не знаю… — Капитан, обжигаясь, допил чай. — Уповайте на милосердие божие… Тут есть островок — ничья земля…

Он не договорил — не хотел искушать словами судьбу.

Вбежавший матрос позвал капитана в радиорубку. Дигирнес, отставив стакан, бросился к трапу. Я поспешил за ним.

Молодой англичанин-радист, с воспалёнными от бессонницы глазами, метнулся навстречу капитану.

— Ну? — спросил Дигирнес.

— Нам отвечают. Вот радио, — радист протянул бланк радиограммы и счастливо улыбнулся.

Он плавал первый год, и ему, видно, было очень жутко один на один с оглохшим эфиром.

Дигирнес, взглянув на бланк, нахмурился.

— Почему открытый текст? Улыбка сползла с лица радиста.

— Я дал «SOS»…

— Что?!

— Я думал… Теперь всё равно…

— И наши координаты? Радист попятился.

— Мальчишка!

Я на всякий случай встал между радистом и капитаном. Дигирнес шумно вздохнул.

— Я предам вас военному суду. Кто это? — Он тряхнул радиограммой.

— Не знаю… Я поймал не сразу… Они радировали по-английски.

— Запросите — кто?

Радист кинулся к передатчику.

— Кодом?

Дигирнес махнул рукой. Застучал ключ. Мы молча ожидали ответа. И снова по какой-то причине радисту не удалось принять начала ответной радиограммы. Под писк морзянки его карандаш стремительно бежал по бумаге.

«…Следуйте нашим указаниям, — писал он по-английски. — Держитесь норд-ост-норд». Дальше шли градусы и румбы.

Связь оборвалась. Несмотря на все попытки радиста, неизвестная радиостанция молчала.

Мы с Дигирнесом вышли из радиорубки. Капитан вызвал к себе Иенсена и главного механика. После короткого совещания механик ушёл. Дигирнес сам встал к телеграфу. Заработали машины. «Олаф» тяжело развернулся. Море теперь бушевало за кормой. Мы легли на норд-ост-норд.

Было ещё светло, когда впереди показалась извилистая полоса берега. Радист принял обрывок новой радиограммы. Там опять уточнялся наш курс к острову. Дигирнес подчинился этому указанию. Маневрируя, он искусно вёл вперёд лишённый управления корабль.

Мы вошли в узкий, глубоко вдающийся в сушу залив. Здесь было тихо. Ветер остался позади.

Я стоял на мостике рядом с Дигирнесом. В наступившей тишине звонко кричали птицы. Чайки кружились над нашей палубой. По сторонам залива лежал пологий берег. К нему нетрудно было пристать.

Вся свободная от вахты команда была на баке. Люди молча смотрели на приближающуюся землю.

Дигирнес, не снимая руки с машинного телеграфа, негромко командовал рулевому. «Олаф» осторожно продвигался вперёд.

— Кажется, вам придётся представить радиста к ордену, — сказал я.

Капитан, не ответив, перебросил ручку телеграфа на «малый». И тут же палуба ушла у меня из-под ног. Я едва успел вцепиться в поручни.

Дигирнес рванул ручку на «самый полный назад», но «Олаф» даже не шелохнулся.

— Камни… — глухо сказал Дигирнес. — Их нет в лоции… Транспорт быстро кренился на левый борт. Дигирнес поднял мегафон.

— Всем покинуть корабль!

Первым метнулся вниз рулевой. Команду будто смело с бака. У левого борта спускали шлюпки.

Я попытался пробраться в каюту за вещами. Корабль продолжал валиться на борт. В переборках заклинило двери. Я с трудом вернулся обратно на палубу. Её уже заливала вода. «Олаф» почти лежал на боку. Шлюпки были спущены. В них прыгали люди. У борта дрались за спасательные круги. Дигирнеса нигде не было видно.

Через мгновение шлюпки отвалили. Опоздавшие бросались вплавь. И тут на палубе вновь появился Дигирнес. Он вылез из своей каюты с какой-то тряпкой и небольшим мешком под мышкой. Увидев шлюпки, он взволнованно закричал по-норвежски, но его никто не услышал.

Шлюпки отходили от корабля. Дигирнес тщетно кричал им вслед. Наконец он умолк и, придерживаясь за палубные надстройки, не спеша двинулся к корме. Я инстинктивно полез за капитаном. Где-то в глубине корабля послышалась музыка.

Вслед за Дигирнесом я перебрался на противоположную, поднявшуюся вверх палубу. Дигирнес задержался у флагштока, дёрнул фалреп. Британский флаг пополз вниз. Теперь я узнал музыку — это была знакомая пластинка Грига. Капитан оставил в своей каюте заведённый патефон.

Дигирнес сорвал восьмилучевой «Юниор Джек» и привязал к шнуру принесённое полотнище. Его сразу рвануло ветром. Вверх по флагштоку пополз красно-синий флаг Норвегии.

Две шлюпки, бешено загребая вёслами, стремились скорее отойти от тонущего транспорта. Между ними виднелись барахтающиеся в воде люди.

Дигирнес дождался, пока флаг достиг вершины мачты, потом бросил взгляд на опустевший корабль. Скользя по настилу, он дотянулся до высокого правого борта. Меня он не заметил. Неожиданно легко старик перебросил своё тело через поручни и с силой оттолкнулся, стараясь прыгнуть возможно дальше.