Лицо у папы делается жалким и виноватым.

— Я прошу тебя, Соня, позволь мне поговорить с мальчиком наедине, — просительно говорит он, и женщина, пожав плечами, отходит, а папа берет Сашу за руку, неловко сует ему картонную коробку и, глядя куда-то мимо Саши, бормочет:

— Это тебе от меня подарок. Ты не скучай.

Он раскрывает коробку, и Саша едва не вскрикивает от восхищения: в коробке лежит тот самый игрушечный поезд, что так хотелось ему, тот самый, с разноцветными вагончиками. Но в памяти мальчика вдруг отчетливо и ясно всплывает и пустой ящик для писем и газет, и мамины красные, заплаканные глаза, и Саша с размаху ударяет рукой по коробке. Разноцветные вагончики летят на песчаную аллею, а Саша, захлебываясь от рыданий, топает ногами:

— Ты злой, нехороший, папка! Я тебя не люблю! — исступленно кричит он.

Резко повернувшись, он стрелой мчится к дому и уже не видит бледного растерянного отца, не видит, как в усмешке кривятся тонкие губы незнакомой женщины.

Вот и лестница! Одна ступенька, вторая, третья… На лестничной площадке Саша спотыкается и, больно ударившись обо что-то острое и не замечая этой боли, с плачем влетает в комнату и, с разбегу уткнувшись в мамины колени, горько-горько рыдает.

— Сашенька, что случилось? — тревожно заглядывает мама в его заплаканные глаза. — Тебя мальчики обидели? Ты ушибся?

Она видит на коленке сына глубокую царапину и больше уже ни о чем не расспрашивает. Мочит одеколоном кусочек бинта и осторожно, как умеет это делать одна только мама, перевязывая ранку, ласково говорит:

— Ну вот и все, мой хороший. До свадьбы заживет. Не плачь, утри слезки. Ведь ты у меня уже большой.

Саша влезает на мамины колени и прижимается к ней. И, вдруг порывисто обхватив ее шею худенькими ручонками, горячо целует маму в щеку.

Сквозь неплотно прикрытую стеклянную дверь в конторку доносился шум работающих станков. Мастер Филипп Назарович Колотухин положил на рычаг трубку телефона и через очки строго посмотрел на дверь. В дверях стоял токарь Василий Желтов, парень длинный, худощавый, но мускулистый. Серенькая кепка у него была сдвинута на затылок, белесый вьющийся чуб свисал на лоб. В руках он держал промасленную тряпку и вытирал ею пальцы.

Мастер качнул головой, и Желтов, поняв этот жест, плотнее прикрыл за собою дверь и шагнул к столу.

— Вы меня вызывали, Филипп Назарыч?

— Вызывал.

— По какому делу?

— По такому, — старик сердито глянул на Желтова и нахмурился. — Ты чего к девчушке пристаешь? А?

— Что вы, Филипп Назарыч, я… ничего, — смущенно пробормотал Желтов и густо покраснел.

— Вот то-то: «ничего»… Нехорошо это, Желтов, не по-комсомольски. Зачем обижаешь девушку?

— Обидишь ее, как же! Она сама кого хочешь обидит! — буркнул Желтов и мрачно покосился в угол.

— Ну, вот что, — сухо проговорил мастер и встал. — Долго мне с тобой рассуждать некогда. И я, и ты — оба на работе. Чтобы штучек этих больше не было…

Желтов тряхнул головой, так, что чуб свесился на лоб еще больше, закрыв глаз, досадливым движением спрятал волосы под кепку, хотел что-то сказать, но раздумав, махнул рукой и вышел из конторки.

У дверей он немного постоял, прислушиваясь к ритмичному гулу работающего цеха, и пошел по проходу.

Возле большого во всю стену окна проход сворачивал вправо. За поворотом стояла у токарного станка девушка. Маленькую полную фигурку ее туго обтягивал синий халат. Такая же синяя косынка прикрывала густые пышные волосы. Чуть пригнувшись и прикусив от усердия губу, она напряженно следила за движением резца, из-под которого вилась колечками тонкая стружка. Когда резец дошел до края детали, она остановила станок, быстрым движением сняла готовую деталь, отливавшую холодным голубоватым блеском, и протянула руку за новой болванкой.

— Уже наябедничала! — громко сказал Желтов, проходя мимо.

Девушка обернулась, увидела Желтова, и на полных, тугих щеках ее вспыхнул румянец.

— Никому я ничего не ябедничала. Очень мне нужно! — громко, с сердцем ответила она.

Плечи ее чуть приметно дрогнули. Желтов хотел сказать что-то еще, но, вспомнив разговор с мастером, засвистел и зашагал дальше. Его станок стоял неподалеку. Он закрепил болванку, покосился в сторону синей косынки, включил мотор и весь ушел в работу.

То, что Василий Желтов и Нина Иванцова — враги, не было тайной для всего токарного цеха. В первый же день, едва Нина появилась на заводе, они наговорили друг другу много неприятного. Но Желтов встретился с Ниной впервые не в цехе, а гораздо раньше.

Случилось это в воскресенье, в самом начале зимы. Был ясный морозный день, и Желтов пришел на пруд в отличном настроении. Выйдя из теплой раздевалки на лед, он с удовольствием сделал несколько шагов и покатил вперед. И лед, и первый снежок, тонким слоем лежащий по краям катка, — все сверкало и искрилось на солнце.

Среди катающихся Желтов заметил Аню Смородину, знакомую сверловщицу из механического цеха, а рядом с ней — невысокую полную девушку, которую он видел впервые. Одетая в зеленый вязаный свитер и зеленую шапочку, из-под которой выбивались пушистые колечки волос, она показалась Желтову похожей на маленькую елочку.

«Сейчас я покажу им класс», — с горделивой самоуверенностью хорошего конькобежца подумал он и побежал к девушкам, небрежно заложив руки за спину. Аня дружески махнула ему пестрой варежкой и заулыбалась. Незнакомая девушка повернулась и тоже посмотрела на Желтова. Но неожиданно нога у него подвернулась, и Желтов шлепнулся на лед.

Девушки громко захохотали.

Проклиная себя за неловкость, Желтов поднял глаза и увидел круглое хорошенькое личико, разрумянившееся от мороза и с инеем на длинных ресницах.

— Нечего зубы скалить. Сами попробуйте! — сердито проворчал он, отлично понимая, что сердитый вид и это «сами попробуйте» делают его еще более смешным.

Отряхивая снег, он покатил прочь и услышал, как незнакомка пропела ему вслед:

— Смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно!

И обе девушки снова звонко закатились.

Хорошее настроение, с которым Желтов пришел на каток, пропало окончательно.

…В понедельник утром комсорг токарного цеха Гриша Белянкин подошел к Желтову и тронул его за плечо. Желтов обернулся и увидел рядом с комсоргом синюю косынку и под ней — колечки волос и знакомые карие глаза, внимательно рассматривающие его.

— Знакомься, Вася, — сказал Белянкин. — Наш новый токарь Иванцова. Как лучший производственник, объяснишь ей, что к чему.

— Мы уже, кажется, знакомы, — сказала девушка, протягивая Желтову маленькую руку, и улыбнулась дружеской открытой улыбкой. Но улыбка эта Желтову почему-то показалась насмешливой.

— Здравствуйте… Очень приятно с вами познакомиться, — с подчеркнутой вежливостью заговорил он и сощурил в усмешке глаз. — Вас, значит, Ниной зовут? А по отчеству, извиняюсь, как?

— Павловна, — ответила, улыбаясь, Иванцова. — Но вообще можно и без отчества.

— Ах, можно и без отчества? Нет, что вы! Скажите, Нина Павловна, вы в столярном цехе уже были?

— Зачем? — удивилась Иванцова, с недоумением посмотрев на Желтова.

— Ну как зачем? — Желтов еще больше сощурил глаз и снизу вверх оглядел всю ее ладную, туго обтянутую халатом фигурку. — Скамеечку какую-нибудь заказали бы себе, что ли. Ведь вам же при вашем, извиняюсь, громадном росте до суппорта не дотянуться.

Нина вспыхнула, закусила губу и резко отвернулась.

— Велика Федора, да дура! — услыхал Желтов ее спокойный голос.

С этого и началось. Василий Желтов невзлюбил Нину, и дня не проходило, чтобы к ней не придрался. Каких только прозвищ не придумывал он ей! «Молекула» и «Кнопка» — это были еще самые деликатные…

Но после того, как поговорил с ним мастер и Гриша Белянкин, Желтов как бы прекратил насмешки, хотя смотрел на нее все так же косо. И неизвестно, сколько еще бы все это продолжалось, если бы не один случай.