Мать. Дайте, я сама... Боже, если бы я могла это сделать тогда. (Встает на колени перед Аделой, трет ей виски и руки.)

Дед. (Мартину). А с тобой... ничего не слу­чилось?

Mapтин. За Рабионом из-за вспышки мол­нии я потерял тропу, и мы проскакали по краю пропасти. Но это пустяки.

Странница (подходит к нему, вынимает платок из корсажа). Можно?

Мартин. Что?

Странница. Ничего... Красное пятнышко на виске. (Любовно вытирает.)

Мартин смотрит на нее, очарованный.

Спасибо.

Мать. Она приходит в себя.

Все окружают Аделу в то время, как Странница со стороны наблюдает за всеми со своей вечной улыбкой. Адела медленно раскрывает глаза, удивленно оглядывает все вокруг.

Дед. Не бойтесь. Опасность позади.

Адела. Кто меня сюда принес?

Мартин. Я ехал по берегу и увидел, как вы упали в воду.

Адела. (с горьким упреком). Зачем вы это сделали? Я не упала, я сама... Я собрала все силы, чтобы решиться. И все впустую.

Мать. Молчите... дышите глубже. Так. Теперь легче?

Адела. Воздух давит мне грудь, как свинец.

А там, в реке, все было так легко, так просто...

Странница (отсутствующим голосом). Все говорят то же самое. Это как прохладное купа­ние души.

Мартин. Завтра все покажется вам дурным сном.

Адела. И я снова останусь одна, как прежде, никого не любя... ни на что не надеясь...

Дед. Есть у вас семья... дом?

Адела. У меня никогда не было ничего. Говорят, что приговоренные к повешению в один миг вспоминают всю свою жизнь. Я не могла вспомнить ничего.

Мартин. И среди стольких дней не было ни одного счастливого?

Адела. Только один, но уже так давно... Это было в каникулы, в доме моей подруги, там было солнце, поля и стада. А вечером все садились вокруг стола и ласково говорили друг с другом... Ночью простыни пахли яблоками, а окна наполнялись звездами. Но воскресенье — такой короткий день. (Горькой улы­бается.) Это очень грустно — из всей жизни помнить только один день каникул... в чужом доме. (Снова закрывает глаза.) А теперь...

Дед. Она снова упала в обморок. (Гневно глядит на странницу.) У нее холодные руки!

Странница (спокойно, не глядя). Успо­койся, старик. Она просто спит.

Мартин. Надо уложить ее.

Мать. Где?

Мартин. В доме есть только одно место.

Мать (в ужасе перед мыслью). В комнате Анжелики — нет!

Дед. Ты не можешь закрыть перед ней дверь.

Мать. Нет! Можете взять мой хлеб, мою одежду — все мое... Но не место моей дочери!

Дед. Подумай, она пришла с того же берега, и та же вода в волосах... И ее принес Мар­тин. Это — как веление господа.

Мать (сдаваясь, опускает голову). Веление господа. (Медленно подходит к столу и берет свечу.) Несите ее. (Идет впереди, освещая путь.)

Мартин идет за ней с Аделой на руках.

Тельба, открой комнату... и согрей простыни!

Странница и Дед смотрят снизу, как они уходят.

Дед. О чем ты задумалась?

Странница. О многом. О большем, чем ты предполагаешь.

Дед. Плохая ночка, да? Ты проспала, и от тебя ускользнули одновременно мужчина на краю пропасти и женщина в реке.

Странница. Мужчина — да. Ее я не ждала.

Дед. Но дело шло к тому. Что было бы, если бы не подоспел Мартин?

Странница. Ее спас бы другой... или она сама. Девушка еще не предназначена мне.

Дед. Еще?.. Как это?..

Странница (задумчиво). Я не понимаю.

Кто-то хочет обогнать время. Но то, что написано в моих книгах, неизбежно. (Берет посох.) Я вернусь в назначенный час.

Дед. Постой. Объясни мне эти слова.

Странница. Не могу, и, для меня они не совсем ясны. Впервые передо мной загадка, которую я не в силах разгадать. Какая сила толкнула эту девушку к смерти раньше времени?

Дед. Разве этого не было в твоей книге?

Странница. Да, то же самое: глубокая река, утопленница и этот дом. Но не сегодня! Через семь лун.

Дед. Забудь о ней. Неужели ты не можешь один раз пощадить?

Странница. Это невозможно. Я не приказываю, подчиняюсь.

Дед. Она так красива и так мало взяла от жизни! Почему она должна умереть в расцвете юности?

Странница. Думаешь, я знаю? И со мной и с жизнью это случается часто: мы не знаем дороги, но всегда приходим, куда следует. (Смотрит на него.) У тебя в доме опять зазвучит девичий голос...

Дед. Да... Она одинока и могла бы сделать много доброго, заняв место другой... А за себя я спокоен. Мне семьдесят лет...

Странница (с мягкой иронией). Гораздо меньше, дед. Этих семидесяти у тебя уже нет. (Идет к двери.)

Дед. Подожди. Могу я задать тебе последний вопрос?

Странница. Говори.

Дед. Когда ты вернешься? -

Странница. Посмотри на луну: она совершенно круглая. Она будет такой еще семь раз, и тогда я вернусь в этот дом. В ту ночь одна красивая девушка, украшенная цветами, встре­тится со мной... В реке. Но не осуждай меня.

Клянусь тебе: если бы я не пришла, ты сам позвал бы меня. И еще: в этот день ты благо­словишь мое имя. Не веришь?

Дед. Не знаю.

Странница. Скоро убедишься сам, верь мне. А теперь, узнав меня лучше, простись со мной без ненависти, и страха. Мы оба доста­точно стары, чтобы быть хорошими друзьями.

(Протягивает ему руку.) Прощай, друг...

Дед. Прощай... друг...

Странница удаляется. Дед смотрит ей вслед и, забывшись, греет у огня руку, которую она пожала.

Занавес

Там же спустя несколько месяцев. Вечер. Лето. На сцене швейный столик, на нем красочная вышивка. Андрес и Дорина сматывают клубок. Фалини запутывает все, что может. Квико стоит с видом человека, ожидающего приказа. Из кухни выходит Адела.

Квико. Мне передали, что вы хотели гово­рить со мной.

Адела. Еще бы! Трава в хлеву гниет, косил­ку грызут мыши, а конюшня не вычищена. О чем думает этот блаженный?

Квико. Я?

Адела. Что ты встал как вкопанный?

Квико. Не знаю. Мне нравится, как вы говорите.

Адела. Может, тебе спеть, чтобы легче работалось?

Квико. Когда скрипит телега, меньше устают волы.

Адела. Ну! Чего ты ждешь? (Видя, что он не двигается.) Ты что, оглох?

Квико (крутя берет). Не знаю, что со мной. Когда говорит хозяйка, я все слышу. Когда Тельба — тоже. Но вы как-то так на меня глядите, что я ничего не слышу.

Адела. Ну так закрой глаза и марш — скоро уже закат.

Квико. Иду, иду. (Уходит медленно, все время оборачиваясь.)

Фалин с шумом катит жестяную банку, полную пуговиц.

Адела. Что ты делаешь, барабас?

Фалин. Я помогаю.

Адела. Вижу. Ну-ка, собери их по одной. Кстати, посмотрим, сумеешь ли ты их сосчи­тать. (Садится вышивать.)

Дopина. Ты можешь говорить и думать совсем о другом, когда вышиваешь?

Адела. Конечно, могу. А что?

Дорина. Анжелика тоже могла. И когда приближался сегодняшний праздник, она нам пела романсы о том, что случается утром в день святого Иоанна.