— Как ты думаешь, в чем назначение дневника? — спросил наконец Фелтон.

— Не знаю. Я никогда не понимал, зачем люди ведут дневники, и сам не стал бы, если бы мне не повелел Магистр.

— Ну давай, подумай хорошенько. Зачем может быть нужен дневник?

— Я правда не знаю, но думаю, что он сможет стать свидетельством моего духовного прогресса в движении по Пути — разумеется, если допустить, что прогресс вообще есть — и отчетом обо всех странных волшебных вещах, которые могут со мной произойти. Но уж точно, главное в нем — то, что я говорю, а не то, какими словами.

Фелтону мой ответ не понравился.

— Ладно, хватит скулить, Питер. Веди дневник, и ты увидишь, что ты меняешься от одного того, что ведешь дневник, оттого что подбираешь слова для своих поступков, и, может быть, рано или поздно ты обнаружишь, что в этом участвуют и другие существа. Как заметил Кроули: «Магия — это болезнь языка». Здесь, в Ложе, мы все ведем дневники. Посвященные обязаны вести записки, и не только о волшебных деяниях, но и об обстоятельствах, в которых они произошли. Ведение дневника является, или должно являться, тренировкой памяти, а память — самое могущественное оружие посвященного, ибо мы производим магические действия при помощи слов, а эти слова приходится запоминать. Но не думай, что дневник это всего лишь письменный отчет о событиях: когда ты вступишь в страну теней, будут времена, когда дневник станет твоим единственным спутником. Будут времена, когда твой дневник покажется тебе твоим братом-бесом.

И все в таком духе. Я хотел было расспросить поподробнее о стране теней и братьях-бесах, но Фелтон снова принялся разносить в пух и прах мой ужасный слог. В особенности он был против того, что я называю происходивший во вторник ритуал Черной Мессой.

— Черная Месса есть акт поклонения Дьяволу. А ритуал, который мы совершали во вторник, был призванием Айвасса с целью укрепления в нас высших стихий, подвластных ему. Ложа не служит и никогда не служила Черных Месс. Если тебя интересует Черная Месса, обратись к романам Денниса Уитли. И вообще я подозреваю, что Черные Мессы существовали только на страницах бульварных романов. Для человека, действительно обладающего властью, нет никакой нужды в том, чтобы рогатые бесы устраивали шабаш в его кабинете. Прибегать к заклинаниям — признак слабости, а не силы.

Может, оно и так, но разве не забавно было бы вызвать рогатых бесов? В чем же тогда цель магии? Но неужели Фелтон может читать мои мысли?

— Твое желание увидеть беса напомнило мне то, что произошло со мной в дни моей молодости.

Фелтон отложил мой дневник и ударился в воспоминания. Это была длинная история, и само собой, что я не помню ее слово в слово, но в общих чертах она звучала так.

Хотя Фелтон родился в Египте, когда началась война, он приехал в Англию и записался добровольцем. После курса начальной подготовки в Кэттерике его перевели в часть, расположенную в Челси, и большую часть войны он провел в Лондоне. В это время он занимался оккультизмом как любитель-дилетант. Фелтон подчеркнул, что это были именно дилетантские занятия. Как многие люди его поколения, он с ума сходил по «Бесплодной земле» Т. С. Элиота. Эзотерические примечания к поэме направляли первые робкие исследования Фелтона в области карт таро, сочинений Германа Гессе, буддистской философии и древних английских обрядов плодородия. Фелтон использовал колоду карт таро для предсказания судьбы — это был его салонный номер. Во время увольнений он посещал спиритические сеансы, уроки дыхания по системе йогов и тому подобное. Ничего серьезного. Затем в штаб-квартире Лондонской буддистской ассоциации он встретил человека по имени Джеральд Йорк, который предложил Фелтону возможность встретиться с Алистером Кроули. Это было зимой 1941 года. Они договорились, что Джеральд будет ждать Фелтона, чтобы представить его Кроули на квартире великого мага на Гановер-сквер.

Фелтон легкомысленно согласился. Разумеется, ему было интересно встретиться со знаменитым Великим Зверем. Но когда назначенный день настал, Фелтон уже не был так уверен. Действительно ли ему хочется потратить один из своих драгоценных вечеров на вежливую беседу со старым шарлатаном? Если же, что крайне маловероятно, Кроули не шарлатан, то тогда он действительно опасный человек, но, разумеется, он шарлатан. Тогда какой смысл? Кроме того, на улице было чертовски холодно и на земле лежал снег. Фелтон живо описал свои тогдашние сомнения. Его однополчанин на соседней койке раскладывал пасьянс. В дальнем конце казармы приводили в порядок обмундирование, обмениваясь солеными шутками. В итоге Фелтон решил-таки пойти. Байки резали ему слух, и, на худой конец, о встрече с Кроули можно будет потом рассказывать на вечеринках.

Ему долго пришлось проторчать на затемненной автобусной остановке, на холоде, и он уже почти решил вернуться в теплую казарму. Джеральд впустил Фелтона в дом на Гановер-сквер, а потом проводил его к Магистру. Кроули не встал, чтобы поприветствовать Фелтона. Вначале даже показалось, что он не обратил внимания на присутствие посетителя. Он просто сидел в своем кресле, дыша с присвистом, как астматик, и что-то бормотал себе под нос. Он был очень тучный, с заплывшим жиром лицом. К моменту их встречи Кроули было уже за шестьдесят. Он умер 1 декабря 1947 года. («Под знаком Стрельца», — без всякой видимой связи добавил Фелтон.) Хотя поначалу казалось, что Кроули погружен в собственные воспоминания и размышления, Джеральд мало-помалу втянул его в разговор и вынудил обратить внимание на присутствие Фелтона. С бокалом в руке Кроули преобразился в радушного хозяина и очаровал Фелтона рассказами о своей юности, а затем ученым комментарием по поводу подлинного значения карт таро.

Куда клонил Фелтон? Я подумал, что все это немного смахивает на одну из статей из журнала «Ридерз дайджест» под заглавием «Встречи со знаменитостями». Но внезапно Фелтон пристально на меня посмотрел:

— Ты напоминаешь мне Кроули.

Я пожал плечами. Сравнение с одышливым, толстым, старым сатанистом отнюдь не показалось мне лестным.

Но Фелтон явно считал по-другому.

— Ты очень на него похож. Так сразу и не скажешь чем. Но есть что-то такое в твоих глазах. В твоем взгляде есть какая-то замечательная суровость… но, разумеется, ты гораздо симпатичнее.

Закончив это отступление, Фелтон вернулся к своим воспоминаниям. Последнее замечание Фелтона меня не убедило. Неужели все эти встречи по поводу дневника и деньги могут иметь какое-то отношение к эзотерике? Но вернемся к воспоминаниям Фелтона… Постепенно разговорчивость Кроули сошла на нет. Пробормотав что-то насчет того, что ему нужно в уборную, Кроули с трудом выбрался из кресла и, шаркая, вышел из комнаты. Как только Кроули скрылся за дверью, Джеральд проворно вскочил и разбавил остатки вина в стоявшем на столе графине водой. Старик отправился за очередной порцией героина, поведал он. Фелтон должен был чувствовать себя польщенным. Это значило, что Кроули собирается продолжать разговор и хочет произвести впечатление на гостя.

Когда Кроули вернулся, он был немного бледен, но по-прежнему разговорчив. Вскоре после этого Джеральд, сославшись на другую встречу, извинился и оставил их беседовать наедине. Кроули стал рассказывать Фелтону об Ordo Templi Orientis, то есть об ордене Восточного Храма и его тайной деятельности в мире. Стало ясно, что Кроули хочет, чтобы Фелтон доверился ему и попросил посвятить его в члены ордена Восточного Храма. Это можно было посчитать лестным. Однако из темных намеков, которые то и дело ронял Кроули, явствовало, что послушничество в ордене налагает серьезные обязательства, не говоря уже о различных серьезных испытаниях и длительной специальной подготовке. Фелтону нравились его любительские занятия эзотерическими науками, но у него не было намерения посвятить оккультным наукам всю свою жизнь. После демобилизации он собирался заняться музыкой и поэзией, возможно, поступить в университет. И потом, несмотря на все обаяние Кроули, неизвестно, есть ли у него за душой что-нибудь кроме богатого запаса увлекательных историй. Кроме того, Фелтон привык считать себя духовно свободным. Было совершенно не в его характере становиться чьим-то учеником.