– Жизнь прекрасная штука, – продолжает напевать прокуренный голос.

Он уже близко, уже чувствует сладкий аромат ее рыжих волос. Уже открывает рот чтобы что-то сказать, но особенно сильный порыв ледяного ветра подхватывает переднюю часть подола ситцевого платья и бросает его ей на грудь. Он видит, боже, он отчетливо видит каждый изгиб бедер цвета спелого персика, каждый волосок, составляющий аккуратный треугольник, и даже…

Желание турбинным насосом гонит кровь к чреслам, угрожая разорвать изнутри, комом встает поперек горла мешая дышать. Собрав всю волю, он делает еще шаг, еще, протягивает дрожащие от возбуждения руки… и обнаруживает, что она исчезла.

Из дверей кафе на улицу высыпает горстка детей лет десяти-двенадцати. Они показывают на него пальцем и оглушительно громко хохочут. Они смеются подталкивая друг друга локтями, вытирая слезы с глаз. Он с ужасом понимает, что стоит перед ними совершенно голый, а его хозяйство торчит как вилы из стога сена. Он пытается прикрыться, пытается убежать, но ноги словно пристыли к тротуару. А дети смеются все громче и громче, это уже похоже на истерику. Вдруг он замечает, что его вид веселит не всех малышей. Маленькая девочка, которую почти не видно из-за спин других, озадаченно смотрит на него чудесными голубыми глазами, беззвучно шевелит губами и накручивает на пальчик непослушную прядь длинных черных волос.

– Хватит, – ее звонкий голос перекрывает безумный смех, и все медленно оборачиваются к ней. – Хватит, разве вы не видите, дяде холодно.

– Дура, – не совсем уверенно отвечает мальчишеский голос.

Но тут же его поддерживают еще несколько голосов, – Дура, стерва, заткнись, заткнись стерва!

Дети отходят от голубоглазой девочки на несколько шагов, окружают ее полукругом.

– Стерва, стерва, – они уже скандируют звенящими от возбуждения голосами.

Возле каждого из них появляется груда камней. Мальчик в синих спортивных шортах, с жидкими белесыми волосами первым опускает руку к своей груде. Задержавшись на секунду, рука возвращается с серым камнем, размером с мандарин и острыми рваными краями.

Чудная знакомая мелодия, сменяется сумасшедшими звуками тяжелого рока.

Его хозяйство опало. Ему больше не холодно, наоборот он буквально сгорает от жара, исходящего прямо от земли. Пот заливает глаза. Все происходящее воспринимается как фильм в замедленном действии.

Мальчишка в шортах заносит руку с камнем за плечо, толпа возбужденно кричит:

– Давай, покажи ей, проучи стерву! Стерва!

– Стерва, – неслышно повторяют его губы и рука резко выпрямляется отпуская серый булыжник прямо в широко открытые прекрасные голубые глаза, глаза налитые слезами, горькими слезами детской обиды.

Камень просвистев в воздухе, с отвратительным звуком врезается в верхнюю губу девочки. Вскрикнув, она хватается за лицо и опускается на колени, по подбородку льется кровь.

– Стерва! – уже визжат голоса, десяток маленьких юрких детских рук шарят в поисках камней. Шарят не долго, и все до одной находят. Одна за одной руки уходят за плечи, потом выпрямляются, метая камни.

Камень разрывает ухо, стоящей на коленях девочки.

– Дура!

Камень гулко ударяется в грудь.

– Заткнись!

Камень попадает в ладонь, закрывающую окровавленное лицо, ломая два пальчика.

– Получи, получи СТЕРВА!

Камни попадают в лицо, живот, плечи, ноги. Они крушат кости, рвут плоть.

Он обнаруживает, что может двигаться. Он бросается к детям, хочет остановить ужасное действо. Но боковым зрением замечает, что она снова сидит за своим столиком, а подол ситцевого платья развевается на ветру. Он замирает, аккурат посредине. Его глаза и устремления мечутся между горсткой обезумивших детей и вожделенной женщиной.

Сознание готово разорваться…

– Сергей, Сергей!

Он открывает глаза и ему требуется долгая секунда, чтобы понять, где он, и кто зовет его по имени. Наконец он привязывается к месту и времени и узнает голос:

– Секунду, профессор, – выкрикнул он и выбрался из спального мешка. Голова гудела, во рту поселился отвратительный ржавый привкус, как всегда бывало после таких снов-видений. Он знал, что образы из сна растворятся через считанные минуты, а вот мерзкий привкус останется на пару часов.

Итальянец выбрался из палатки в недавно родившийся сентябрьский день. День, который принесет так много смертей… Смертей, одна из которых оставит на его сердце глубокий, незатягивающийся шрам. Но пока ничто не нарушает таежной тишины, а Беретты мирно покоятся в скрытых от взглядов кобурах…

Сергей улыбнулся разбудившему его Ванштейну:

– Доброе утро, сеньор Строганов, – проговорил тот, явно чем-то обеспокоенный.

– Доброе утро, Яков Абрамович!

Антон выбрался из палатки, и ему пришлось зажмурить глаза, так ярко светило осеннее солнце. Трава была очень мокрой, и пока он, зевая, добрался до самодельного пирса, брюки на щиколотках пропитались влагой и окрасились в темный цвет. Он чувствовал себя прекрасно. На свежем воздухе спалось замечательно. Добравшись до пирса, он присел на корточки, зачерпнул ладонями холодной чистой воды и плеснул в лицо. Это его мгновенно взбодрило, последние остатки сна улетучились. Он плеснул в лицо водой еще несколько раз, выпрямился, довольно потянулся. Полной грудью вдохнул волшебный таежный воздух, наполненный ароматами ночного дождя, трав, грибов и, конечно же, хвои.

– Хорошо! – вслух сказал он и направился обратно к просыпающемуся лагерю.

– Доброе утро, Яков Абрамович!

– Утро доброе, Антон! – профессор сидел на маленьком раскладном стульчике возле костра, на котором, в закопченном чайнике, закипала вода, и рассматривал сложенную вчетверо большую цветную карту. – Как спалось на природе?

– Спасибо, отлично, – ответил Антон широко улыбнувшись.

– Я слышал Вы приехали из Англии? Вроде бы, учились там в престижном университете, даже участвовали в профессиональных автомобильных гонках, – Ванштейн изучающе посмотрел на него поверх нацепленных на кончик носа очков.

– Да вроде бы так, – смутился Антон. – Это Сергей Вам рассказал?

– Отнюдь. Это ваша красавица-спутница отрекомендовала Вас подобным образом.

Антону оставалось лишь развести руками.

– И что же заставило Вас вернуться на родину? – не отставал профессор.

– Любовь, – сказал Антон, подняв глаза к синему небу. Ванштейн удивленно поднял брови, а Антон добавил, – к истории. Любовь к истории, профессор.

– А-а, – протянул Ванштейн, словно раздумывая стоит ли поверить этому объяснению и прекратить расспросы, – Ну что ж, это… Это заслуживает всяческого уважения, молодой человек.

Антон кивнул:

– Доброго дня профессор!

– И вам, Антон, – кивнул Ванштейн и вернулся к изучению карты.

В этот момент взгляд Антона упал на стоявшие на границе поляны, на которой был разбит их лагерь, «Лэнд Роверы». Их было только три.

– Куда делся четвертый джип? – спросил он уткнувшегося в карту профессора.

– Разве вы не знаете!? – Ванштейн удивленно посмотрел на своего студента, – Сергей уехал в Нижнюю Семеновку. Это деревня в пятидесяти километрах отсюда.

– Но для чего? – растерялся Антон, – Мне он ничего не сказал.

– Да, собственно, это обычная наша практика. Я имею в виду себя и своих помощников. Связаться с аборигенами и расспросить их об этих краях, – Ванштейн серьезно посмотрел на Антона, – Зачастую выслушать какую-нибудь белиберду про нехорошие места: мол, вы туда не ходите, и все в этом духе. Но иногда везет. Какой-нибудь толковый местный может своим рассказом сильно облегчить и сократить время поиска того, за чем, собственно, и прибыла экспедиция. Сергей вызвался выполнить эту, с позволения сказать, миссию. Я, естественно, был не против. У него колоссальный опыт.