Крики продолжались два дня. Потом Арам вышел из спальни больного, кивнул директору магической школы и осел на руки ожидавших виссавийцев.

Спал он почему-то в комнате Бранше. Беспомощный, вызывал он теперь не страх и почтение, а жалость. Казался обычным, сгоравшем в лихорадке мальчиком…

Одним только видом опровергал Арам сплетни: мол, не зря виссавийцы закрывали лица, мол, уроды они. Вовсе не уроды… черты лица мага были несколько более нежные, чем у ларийцев, будто лепившие их богини старались быть аккуратнее, сгладить резкие углы, наделив зато тщательно вылепленными губами, тонкой, белоснежной кожей, и длинными, как у девчонки, ресницами.

Семь дней метался он в бреду, выкрикивая слова на незнакомом языке. Семь дней сидел Бранше рядом, ел тут, спал тут, менял холодные компрессы. И молился, чтобы гость выжил. Чтобы в комнату, под опущенный купол, смог войти кто-то помимо Бранше и дать ему отдохнуть.

Но никто войти не мог. А маги-виссавийцы не вмешивались. Ждали в приготовленных для них покоях и на все вопросы отвечали — это пройдет.

Прошло. Утром восьмого дня, проснувшись на рассвете, когда за окном бешено заливались птицы и лил через занавески нежный свет, Бранше поймал на себе внимательный взгляд. Виссавиец не спал. Лежал с открытыми глазами и что-то шептал себе под нос.

— Не понимаю, — покраснел Бранше.

— Прости, — ответил виссавиец на чистом ларийском. — Я забыл. Почему я не в клане?

— Какая-то защита…

— Моя вина, — слегка смутился мальчик. — Это твоя комната?

— Да.

— Потому ты смог войти. А где твой товарищ? В комнате должно быть двое…

— Умер. Утонул в реке этим летом.

— Тебе до сих пор больно, — сморщил брови мальчишка. — До сих пор оплакиваешь…

А потом веки Бранше вдруг сами собой опустились, и он заснул. А когда проснулся, Арама уже не было в школе. Зато ушла из души горечь и тоска по погибшему другу, а на подушке остался амулет удачи…

Это было несколько лет назад, а, казалось, вчера. И Бранше не верилось, что теперь он и в самом деле идет с Арамом по кассийскому городу, где они оба такие чужие… Впрочем, шли они недолго: всего пару кварталов. И удивительно было, как спокойно ходит любимый советник вождя Виссавии по улицам Кассии. А ведь Арам почти не изменился с тех пор. Тело его выросло, окрепло, а глаза остались такими же: широко распахнутыми, кажущимися на первый взгляд невинными. Только не невинность то была — мудрость.

И когда они прошли через увитую виноградником калитку, Бранше, не обманываясь хрупким видом собеседника, с почтением поклонился Араму. Юноше, что и мальчишкой был сильнее большинства магов клана. Сыну Акима, одолевшего демона Шерена. И только теперь, разглядев лицо Арама в свете фонаря, понял, что кого-то ему виссавиец неуловимо напоминает… своей обманчивой хрупкостью, плавными, гибкими движениями, едва ощутимой аурой покоя, кого же?

— Прошу прощения, друг, — сказал виссавиец, когда они вошли в небольшой дом, спрятавшийся за укутанными снегом елями. Здесь было мило и уютно… гораздо даже уютнее, чем в доме Варины. — Но ты знаешь нечто, что я знать не должен.

Бранше не спорил. Он давно уже привык к странностям виссавийцев, к их таинственным «так приказала богиня», потому вопросов не задавал, принял из рук Арама чашу с вином и кивнул.

— До нашей встречи я разговаривал с хранительницей. Ее воля для меня более священна, чем воля вождя. Хранительница приказала помочь тебе, не требуя за это награды. Еще передала лично для тебя, — Арам вдруг посмотрел Бранше в глаза, и взгляд его стал глубоким, зрачки расширились, а голос приобрел зловещие нотки, — чтобы ты не считал себя умнее нашей богини. Ты знаешь, кого ищешь, мы знаем, где он.

Чаша в руках Бранше дрогнула, и вино чуть было не пролилось на пол: знают и, тем не менее, подвергают опасности? Да в одной Ларии, где магия официально запрещена, найдется куча людей, которые захотели бы получить власть над наследником Виссавии! В Кассии некоторые магией жили и дышали, и попади им Нерин в лапы…

Арам же, казалось, не замечал волнения друга. Он стянул перчатки и начал греть над огнем посиневшие от холода пальцы.

— Не люблю Кассию. Не люблю снега.

— В Виссавии снега нет? — осторожно поинтересовался Бранше.

— В Виссавии есть все, что хочет ее вождь, — уклончиво ответил Арам. — Но ты позвал меня не за этим, правда? Я ценю твое общество, Бранше, но времени нет. Мне надо знать, чем я могу помочь… и отправиться на встречу с повелителем Кассии.

— Виссавия решила всеже вмешаться? — встрепенулся Бранше.

— Ты задаешь вопросы, ответы на которые тебя не касаются, — отрезал Арам. — При всей моей любви к тебе, есть вещи…

— Я понимаю…

— Я рад, что понимаешь. Мне сложно тебе отказывать. Итак, чего ты от меня хочешь?

Снег так и не думал переставать, а Рид куталась в теплую шаль и украдкой смотрела на Гаарса. Вот он какой… Мужчина, ради которого так плакала это глупышка Варина, ради которого пошел в замок ее сын. Тот, что сумел подчинить себе гордого Рэми. А ведь даже Рид, матери, удавалось с трудом…

Чем ты его зацепил? Уверенной улыбкой? Умным блеском глаз? Ну да, Рэми всегда такой был — мудрость ценил выше положения и силы… Вот и Занкла чем-то подцепил: рискуя положением, старшой все же позволил женщинам уехать из замка, не спрашивая, ни куда они едут, ни зачем. Хотя и знал, что за ними однажды придут: ее сын не умел был незаметным, что его семьей заинтересуются, было вопросом времени.

— Где Рэми? — спросил Гаарс, поспешно выводя их из толпы.

Человек дела: его только что хотели повесить, а он уже интересуется куда и зачем пропал его мальчишка. Рид это очень даже нравилось. И настораживало одновременно. Ибо если такой захочет навредить…

— Я и сама хотела бы знать — где, — ответила она вопросом на вопрос. — Мне сказали, что Рэми спасает вас. Вы тут, а мой сын… пропал. Да о чем вы вообще думали, когда принимали в свой род высшего мага! Моего сына не так просто обуздать, как вам кажется!

— Бросаете мне вызов? — засмеялся Гаарс. — Трудностей я никогда не боялся. Еще раз спрашиваю, где Рэми? И что это за ерунда со спасением?

— Я виновата, — вновь заплакала Варина. По мнению Рид, она плакала слишком часто. Напрасно. Слезы совсем не помогают, Рид по себе знала. Зато лишают сил и желания бороться. — Попросила его отнести тот амулет, что ты мне дал. Еще два дня назад. Он пропал… я не знаю, где, прости, прости, пожалуйста!

Взревела победоносно толпа, Рид инстинктивно повернулась к виселицам и сжалась, задохнувшись от ауры насильно оборванной жизни. Как только кассийцы ее не чувствуют? Как могут восхищаться близостью бога смерти? Как смеют оскорблять его непочтением? А ведь Айдэ тут… тень его витает над площадью. Собирает жатву. И пусть эти люди молятся, чтобы он удовольствовался жертвами на виселице, а не прихватил бы кого из толпы, за дерзость…

— Догадываетесь, почему? — спросил Рид Гаарс, увлекая женщин за собой в переулок.

Рид лишь натянуто улыбнулась. Нет, она догадывалась почему… но лучше бы ошибалась. Если они на самом деле узнали, кто Рэми на самом деле… или убили его только за то, что он — высший маг?

— Откуда? — спросила она.

Она поскользнулась на скользкой дороге и упала бы, если б не поддержала твердая рука Гаарса. И Рид отшатнулась, вспомнив вдруг сильные объятия мужа. Воспоминания, которых она боялась и гнала от себя столько лет… Алан умер. Умер, и ничего его не вернет. И теперь она осталась одна с двумя детьми, с высшим магом на руках, которому так легко сорваться. Милостивая богиня, дай сил!

— Была бы моя воля, — прошипела Рид, — шагу бы Рэми не сделал в сторону замка! Вы не понимаете, что натворили!

— Я, к сожалению, понимаю очень хорошо, — прикусил губу и отвернулся вдруг Гаарс. — Но это не было моим решением, архана, так что винить вам не меня. Сейчас главное, выяснить, куда пропал Рэми и как его оттуда вытянуть… если он еще жив. Я отведу вас домой и начну поиски.

Архана? Рид вздрогнула, но ничего не ответила. Не вреся сейчас…

— Думаю, не придется, — горько усмехнулась Рид, красноречиво посмотрев на выскользнувшие из тени фигуры за спиной Гаарса. Одного она узнала, слишком хорошо узнала. Двое других, наверняка дозорные или свита, прятали лица в тенях капюшонов плащей.