Он спешил на автопилоте к ней на встречу, не замечая ни снега, ни слякоти. Несчастье подцепило его на крючок, как неумелый рыбак крупного сома, теперь – кто кого перетянет. Валерий рыпался изо всех сил, но не тут-то было. Лада напрасно думала, что муж непробиваем, ее отчаяние ранило его сильней самого факта болезни, он потерялся и не смог донести самого главного. Не смог защитить доверившуюся ему женщину, глупую, несносную, но оттого еще больше нуждающуюся в поддержке. Как теперь себя уважать? У него действительно были принципы, один из них – не сдаваться без боя. Но что это за борьба, если обречен на поражение?

Какая-то вульгарная девка окликнула его у входа в корпус. «Ладкина соседка, как бишь ее зовут?» Все, связанное с больницей, отказывалось укладываться в голове. Зато выуженный из Интернета текст не забывался: запущенный менингоэнцефалит чаще всего не проходит без последствий. Каких? Да самых разных: от слепоты до задержки развития. Почему раньше об этом не задумывался, врач же все-таки, должен был быть настороже?! Да в том – то и дело, что по-настоящему знал лишь психиатрию, а в остальном учился от сессии к сессии, сдавал и забывал с облегчением всю эту муть. Оставался лишь смутный общемедицинский фон. А из одного фона картины не сотворишь…

Навещая Артошку, Валерий первым делом замечал, что тот плохо реагирует на окружающее, не садится, не переворачивается. Лезли в голову мысли о будущей инвалидности. Вспоминался первый больной, которого дали ему, тогда молоденькому ординатору, как самого простого и беспроблемного. Тот, крупный детина с неизменной улыбкой, мямлил односложные ответы и все поглядывал на старушку мать, что нянчилась с ним, как с младенцем. Неужели Ладу ждет та же участь? Валерий больше всего переживал именно о ней, а не о себе и тем более не о ребенке. Высказать опасения не решался. Встречи становились холодными, натянутыми, оживленными лишь вспышками ругани.

Вот и сейчас высыпала целый грузовик мусора и сидит облегченная, успокоенная. Он увидел ее со стороны. Заметная морщина на лбу, синяки под глазами, отросшие, давно не мытые патлы свисают на ядовито-зеленый воротник халата, потрепанные тапочки, полосатые старушечьи носки. Кто даст этой женщине ее двадцать шесть? Вспомнилась свадьба, Ладка в длинном салатовом платье с широким поясом под грудью, как в наполеоновские времена, юная, грациозная, парящая, словно фантом. Тяжелый амбарный замок в руках, чтобы повесить на оградке парка. Приковать любовь! Что за дурацкая традиция! Тогда он ощутил неловкость, сейчас кандальную тяжесть. Побыть бы одному. Вышел из палаты, тихонько прикрыв дверь, хотя хотелось хлопнуть от души, чтоб стены затряслись. Привычно уткнулся взглядом в устрашающие плакаты о туберкулезе, они больше не шокировали, время пугаться безнадежно прошло. Заполошная цыганка-соседка прохаживалась по коридору, томясь от скуки. Круглая, яркая, слишком большая, чтобы с ней легко разминуться в узком проходе. Воспользовавшись ситуацией, схватила Валерия за руку и потащила к банкетке, тараторя на ходу:

– Дай погадаю! Всю правду скажу! Бесплатно, как родному!

– Бесплатный сыр в мышеловке, а правда мне не нужна! На других тренируйся!

Цыганка ни на мгновение не растерялась:

– Темно у тебя впереди. Смерть родственника, потери, но спасет все любовь!

– Ты хоть знаешь, что это такое – любовь?! – взвился Валерий.

Он резко встал, тетка растерянно хлопала глазами, силясь вникнуть в смысл его слов.

Вот они, шесть месяцев, отдай и не греши! Уже десять дней, как проводила Маринку, судя по sms-кам, у нее все «зашибись». В больнице все идет, как по накатанной дороге, где вместо путевых вех – медицинские процедуры, а пункт назначения – выписка. Хорошо, когда рядом доктора, с ними спокойнее, да Лада уже настолько привыкла, что уходить боязно.

Врачиха лечащая, бабка-ёжка, с наигранной бодростью объявила:

– Анализы у вас хорошие, состояние можно считать удовлетворительным. Будете долечиваться дома, схему я вам составлю.

– Постойте! Как удовлетворительное, остаточные… Перебила властно, как учительница нашкодившую первоклашку:

– Это мы с вами обсуждали. Свое дело мы сделали, процесс купировали. О дальнейших прогнозах не могу ничего сказать. Лечите, старайтесь, у детишек компенсаторные возможности велики, – и встала. Мол, разговор окончен.

Хорошо говорит, спокойно: «прогноз»…Будто речь идет о погоде на завтра. Так что извольте зафиксировать убытки – и айда в новую жизнь! Где она – новая, где она – жизнь?

Дома затхлый, холодный дух покинутого жилья. Понятно, Валерка хозяйством не занимался, забегал переночевать да второпях перекусить. Лишь один раз убрал, когда деда спровадил, вроде как дезинфекцию проводил, дали в диспансере какие-то таблетки хлорки. Мол, вам надо, вы и делайте. Он постарался, но не очень, ведь худшее уже произошло. Из-под толстого слоя пыли тупо лыбится кот с циферблата часов, тускло поблескивают звездочки на обоях, как залежалая мишура через полгода после елки. Под ногами липнет давно не мытый пол. Эх, развернуться бы здесь, повыкидывать все, обставить по-новому! Но нет сил даже прикоснуться к этим вещам.

Мама, приехавшая помочь, видела Ладину растерянность:

– Я тут наведу порядок! Ты отдыхай!

Дочь, молча, кивнула и подумала: «Хотелось бы посмотреть! "Освобожденная отбыта женщина" с тряпкой, прикольно! Это не то, что выпендриваться на тусовках!» Откуда берется злость? Да еще к милой, обаятельной маменьке, никому зла не желавшей. А что такая веселая?! Так в программе у нее записано, без этого никак. Сейчас ей тяжко, жизнерадостность внутрь загонять приходится, чтобы бездушной не выглядеть. Вид, как у нашкодившей девчонки, старается изо всех сил полезной быть. Тряпку с трудом где-то разыскала, о венике вспомнила, сунулась под раковину, там ведро давно не вынесенное, с горкой. Скомканные бумажки на пол покатились, мамашка растерялась: не брать же их холеной, наманикюренной лапкой. Про пылесос вспомнила, вопросительно так глянула… «Нет! – отчеканила Лада. – Этот номер не пройдет!» Надо же – жизнь прожить и элементарных вещей не научиться делать! Или это дар такой – других использовать? Сначала бабка, потом мужья, домработницы, все носились с ней, как с маленькой. Ну да ладно, перчатки резиновые нашла, дело стронулось с мертвой точки. Себя преодолела ради дочки! Это ли не любовь? Она хлопотала и щебетала без умолку. Все о пустяках, об Артошке ни слова, будто его нет. Может, для нее это и вправду так? Лада прислушивалась к болтовне, вникала, ее затягивало. Возможно, так и надо жить – легко, красиво, с «рюшками и финтифлюшками». Неожиданно для себя согласилась на парикмахерскую. А что? В новую жизнь – с новой головой!

Когда Лада вернулась в новом обличье и подошла к наспех накрытому столу, эффект превзошел все ожидания. И муж, и мать ошалело смотрели на нее, а поглядеть было на что. Черные с синими прядками кудри, как шапка чабана, фиолетовые тени на веках, канареечная мини-юбка, ажурные чулки и розовые спортивные тапки. Да еще массивные браслеты, бусы и кольца, что дарила мать на протяжении многих лет. Дождались все-таки своего часа, правда, все разом. Должна же быть справедливость, черт возьми! И дело не в отсутствии вкуса, просто какова жизнь, такова и красота!

Мама быстро от шока оправилась, даже хвалить стала:

– Молодец, к жизни возвращаешься! Так держать!

Да уж держим, или нас держат?

Валерий так посмотрел на Ладу, что она поперхнулась, но ничего, сдержался, профессиональная закалка. Выпили за возвращение.

Отпраздновали, а с утра добро пожаловать в будни! Муженек и мамочка засобирались – торопливые, нужные в другом месте. Это только Ладкина жизнь исчерпывалась домом. Близкие далеко, никому она не нужна, даже маленькому, он так и не узнает мать. Лежит, как кукла, и кругом пустота. Лада слонялась по квартире, будто чужая, заглянула в мастерскую… Нет. Не ее комната! Логово старого змея, все здесь запахом его пропиталось, даже картины, безжизненные, претенциозные… До чего же противные козявки, аж дрожь пробирает! Ни к чему все это, скорее освободиться! Засунула все в большой черный мешок, потащила к выходу да так и оставила у двери… Одеваться нет сил, потом как-нибудь.