– Так он ведь в больнице! – вяло ответила, явно думала о другом.

– Я тоже первым делом в это уперся. Алиби выходит, не придерешься. Но все равно первым делом в диспансер рванул, узнать. И что ты думаешь? Нет его, еще двадцать второго марта выписался – и с концами, исчез!

– Так домой, в Орду подался! Или к черту, к дьяволу! – голос дрогнул.

– А деньги на билет откуда? Но главное не это! Вот ксерокс его паспорта, снят он с учета! Некуда ему возвращаться! – Валерий потряс мятой серой бумажкой.

Лада раздражалась все сильней:

– Видно, к тебе насовсем собирался! – стукнула кулаком по дивану. – Что ты к нему привязался? Убийство-то тут при чем?

– Пока ни при чем, хотя странности сами по себе подозрительны, но это еще не все. Он книжку записную в диспансере оставил, а там два адреса, две фамилии.

– Ну, знакомые какие-нибудь. Хватит про старика! От одной мысли о нем трясет!

Испугался: сейчас она разревется и не расслышит самого главного. Затараторил сбивчиво, путано, лишь бы успеть:

– Я подумал, вдруг найду его. Проехался по адресам, нет его там и быть не могло. Обе старухи совсем с другой историей связаны. По всему выходит, искал дед какого-то Льва Надеждина, вернее, сведения о нем, поскольку умер Лева ни много ни мало шестьдесят лет назад. Вот где непонятки начинаются. Ведь получается, приехал сюда ни ради нас, ни ради Тошки, а ради какого-то всеми забытого типа. Что-то за этим есть, главное – понять что!

– Маразматика понять – это круто! Просто сбрендил старик – и все тут!

– Может быть, может быть, – Валерий прошелся взад-вперед по комнате, наступил на скомканный пододеяльник, споткнулся, чуть не упал – Вот, кстати, его фотка, взгляни!

Лада уже просто кипела, со злостью выхватила выцветшую карточку с обломанными уголками, глянула вскользь.

– До чего же наглая рожа! И уши торчат, как у Микки Мауса! А тачка по тем временам крутая.

– Он шофером у крупного начальника был. Одна из сегодняшних старух, кстати, дочь того бонзы, мне кое-что порассказала. Выходит, этот Надеждин историю мутную закрутил и сбежал, а труп через пару месяцев нашли где-то в Средней Азии. А что, если дед с ним там встретился и что-то между ними произошло?

– Ага, клад зарыли, чтобы через шестьдесят лет откопать! Хватит грузить меня всякой фигней! У нас ребенка убили, а он в сыщика играет, сказками пичкает, инфантильный придурок! – разрыдалась, разорвала карточку, с остервенением хлопнула дверью, клочки разлетелись по комнате.

Валерий вздрогнул, как от удара. «Права, во всем права, но все-таки…» То ли история зацепила, то ли жаль было потраченных усилий, только бросился подбирать обрывки. Горстка мятых, крошащихся кусков «пазла». «Что делать? Собрать, подклеить и отсканировать. Тогда можно сохранить в компе. Работает ли он?» Взглянул на выдернутые провода, разбитый принтер. «Вот сволочи! Не съесть, так понадкусывать! Может, попробовать подсоединить? Только бы получилось!» Давно уже не молил судьбу так отчаянно, как сейчас, и процессор одобряюще зашипел, засветился монитор.

Наконец на экране увеличенная физиономия наглого парня, линии-склейки как шрамы, убрал их, кое-что подправил, добавил резкости. Лицо стало живее, современнее, самоуверенная усмешка дразнит, цепляет: «А ну-ка, раскуси!»

«Что мы о нем знаем? С гулькин нос! Капля логики в бочке фантазий! Ну, пойми этого козла! Постарайся!» Разделяющие годы, словно пропасть. Какой бы он был сейчас, если бы дожил? Дряхлый старикашка в маразме, беззубый рот, струйка слюны. Представил живо, аж поморщился, вспомнилась дурацкая программа: «Состарь свое фото, взгляни на себя, через хрен знает сколько лет!»

Открыл программу, подставил Левкину рожу. И вдруг наглый шофер черной «победы» превратился в деда Лугова, никаких сомнений. «Просто зашибись! Ну и родственничек! Теперь понятно, зачем приперся через столько лет, было, что искать! Но если это Надеждин, то кто такой Петр Лугов? Чей труп выловили из Сырдарьи? Вопросы… Вопросы… Но есть один ответ».

Валерий в возбуждении выскочил из комнаты, увидел жену и застеснялся своей радости. Обнял, прижал к груди. Шипела, отбивалась.

– Достал совсем! Тошки больше нет! А он ерундой занимается!

– Да, да, я плохой! Знаю! Но с Левкой не промахнулся! Пойдем, кое-что покажу! – тащил ее чуть ли не силой, посадил перед компьютером, нервно кликнул мышкой. – Вот Левкина рожа на фоне авто, состариваем и получаем… деда!

Лада морщила лоб, пытаясь сосредоточиться, слова не сразу доходили до нее:

– Теперь расскажи все сначала и по порядку.

Второе апреля 2013.

Детская площадка, коричневый пластмассовый кораблик, дети, как жирные жуки, копошились в мокрой земле. Солнце, радость, жизнь рвали на части останки зимы. Дряхлый старик зябко кутался в черный пуховик, шел медленно, не спеша выбирал скамейку так, чтобы видеть подъезд и окна. Он не мог не приходить сюда, будто вся жизнь осталась в этом дворе, на этой лавке с криво нацарапанным матерным словом, где безвылазно просидел почти две недели.

Да, да, еще позавчера все было понятно – срезать негодный, засохший сук, спасти род. Вспомнилась тихая, уютная комната, такие знакомые кошки на стенах, розовая подушка в форме сердечка, та самая, бархатистая и нежная на ощупь. Дернулся, потер ладони о шершавые джинсы – отогнать ощущение. Вынул сигареты, закурил, начал успокаиваться, твердя про себя привычное: «Всегда делал по-своему и дальше буду! Плевать на все! На всех вас!» Уверенность не возвращалась, в голову лезло совсем не то, как промозглый ветерок под капюшон.

Пригляделся к окну, свет все еще горел. «Жгут огонь средь бела дня! Замашки! Как надоели эти придурки!» Со злостью посмотрел на двух девчушек с лопатками в заляпанных розовых курточках. «Нацепят дорогое барахло – и вперед, в дерьме рыться! Да еще голуби, безмозглые, жирные, копошатся у самых ног, того и гляди на голову сядут!» Старик топнул что было сил, вышло слабо и неуверенно, наглая птица лишь слегка отступила в сторону, недовольно курлыкнув. «Не чует, дурак, что раздавить могу, прихлопнуть! Так и Валерка ничего не просекает, идиот, небось, мечется там со своей психологией, ключики подбирает, а они все под таких же слабаков отштампованы, ни один не годится! Ох! Ах! То покраснеет, то побледнеет, с ноги на ногу переступит, и ни вперед, ни назад!» Впору смеяться, а не получается.

Да еще здравый смысл влез: «Уж прям так ничего и не может? А тебя лечиться загнал, забыл разве?»

Да, да, опять не в масть. В больничке книжку с адресами оставил, будто закидушку на рыбалке, мол, клюнет или нет? Проглотил наживку, как миленький! Вчера вечером не утерпел, заглянул туда, врачиха – корова размалеванная – разохалась: «Ищет вас внук, волнуется, только утром заходил! Переживает, вы уж позвоните ему!» «Как же, как же, заботливый парень! Видать, заподозрил что-то, вот и мечется. А толку-то! Ну, пройдет по адресам, а поймет ли что-нибудь? Вряд ли! Того и гляди к ментам побежит за помощью». Старика передернуло от отвращения при мысли, что чужие люди начнут рыться в его прошлом. «Все не так! И город чужой, и искать здесь нечего! Дернул черт приехать! Привык, словно в молодости, круто рулить, не задумываясь. Как я тогда завернул, будь здоров!»

Воспоминание затягивало, уводило вдаль.

Початая бутылка водки приплясывала под стук колес. Левка гулял уже третий день, вернее, пытался залить водкой проблемы. Вагон-ресторан опостылел, сочувственно материнские взгляды официанток кололи стыдом. По намекам разобрал свой диагноз: несчастная любовь. «С чего они взяли? Это бабские выдумки, клевета, враки…» Захлебнулся, споткнулся о Тошку, тут же представил, будто увидел, тонкие губы, кукольные кудряшки и ямочку на левой щеке, что всегда появлялась вместе с улыбкой. Она смеялась над ним, а глаза сверкали металлом, как у папаши. Левка пробубнил себе под нос, воображая, что начальник слышит его: «Ну и покраснел ты тогда, Сергей Юрьич, ровно ковровая дорожка. Надо же, узнал, что женат на "классово чуждом элементе"! Вот уж действительно – чуждая, раз двадцать с лишним годков бок о бок спишь, а с кем – не знаешь. Умора! Государственные проблемы прозреваешь, а перед носом ни-ни. Дальнозоркость, видно, красиво жить помогает. Не замечаешь мелочей, и будто ты коммунист-бессребреник. Мирок себе создал уютный, сладенький, а я его одним ударом…» Левка хлопнул ладонью по алюминиевой окантовке стола. Официантка обернулась, словно он ей стучал.