Керри и Питер растерянно переглянулись.

— Ну, я не знаю. Мы торопились.

Питер пытался вспомнить. Кевин был с ним, когда заходили в аэровокзал. Но потом… Было много людей. Все смешались. Они бежали. Они опаздывали.

— Когда же вы заметили, что его нет?

— Когда… получали багаж. Но уже здесь. В Майами.

— Он когда-нибудь сбегал из дома?

— Нет.

— А бывали у вас ситуации, когда он оставался дома один?

Маккальстеры многозначительно переглянулись.

— Вообще-то это случалось и раньше.

— Вы понимаете — это своего рода традиция путешествий семейства Маккальстеров, — сказал Питер.

— К счастью, мы никогда не теряем багаж.

Оба прыснули от смеха. Они хохотали долго, держась за животы. У Керри даже проступили слезы.

Лейтенант смотрел с недоумением на странную парочку, качающуюся со смеху оттого, что потеряли ребенка.

А те заходились от хохота, забыв о своих проблемах и о том, где сейчас они сейчас находятся.

Только заметив недовольный взгляд полицейского Керри умолкла. За ней утих и Питер.

— Мы случайно забыли его дома в прошлом году, — пояснила миссис Маккальстер уставившемуся на них лейтенанту полиции.

Выражение его лица говорило о том, что он видел перед собой слегка свихнувшихся людей.

— Именно это я и имел в виду, когда говорил о традиции семейства Маккальстеров, в плане путешествий, — уточнил Питер, чтобы рассеять сомнения полицейского в их «нормальности».

— Мы свяжемся с Чикаго, — сказал лейтенант, — сообщим о ситуации. Наверное, он дома. Вряд ли он может оказаться в другом месте.

Но полицейский ошибался. Кевин разгуливал по Нью-Йоркским улицам и авеню, наслаждаясь их соблазнами и сладким запахом свободы.

Прохаживаясь по продовольственному рынку, Кевин едва не угодил под фургон с мороженой рыбой.

Да, он тогда не знал, кто сидел в этом фургоне. Догадайся он об этом, то поскользнулся бы и попал под самые колеса.

Но Кевин ничего не подозревал. Он чувствовал себя легко и свободно. Он собирался посетить пару симпатичных магазинчиков видеоаппаратуры.

Фургон остановился. Из-под груды ящиков с рыбой высунулись две головы. Одна из них была с неопрятной шевелюрой курчавых волос, в которых торчали какие-то перья и рыбья чешуя. Другая — круглая как мячик, в вязаной шапке и беззубым ртом.

Это были те самые «мокрые» бандиты, проводившие год назад активную предрождественскую кампанию по ограблению домов на Линкольн-стрит в Монтауне и глупо погоревшие по вине хитроумного мальчишки.

— Нью-Йорк сити! Город чрезвычайных возможностей, — радостно воскликнул Гарри Томсон, отряхивая старое прохудившееся пальто от рыбной чешуи.

— Чувствуешь запах?

— Это запах рыбы.

— Нет же, осел. Это запах свободы!

— Это запах свободы? Нет. Это же запах рыбы, — философствовал истощенный после долгого переезда Марвин по кличке Синий глаз.

Они вылезли из фургона, встряхнулись, размялись. Все-таки сутки протрястись среди ящиков в полусогнутом состоянии — дело не шуточное.

Облегченно вздохнув, что опасность миновала, они спустились в подземный переход.

Со стороны это была забавная парочка: полутораметровый толстяк и долговязый дылда. От обоих страшно разило потом и протухшей рыбой, так что прохожим невольно приходилось затыкать носы.

Но Марвина и Гарри не очень-то волновал их внешний вид. Они радовались, что вновь обрели свободу и могут вернуться к своим жизненно важным делам. Они рассуждали о будущих планах.

— Возьмем себе парочку фальшивых паспортов и дернем за границу, — уверенно говорил Гарри, будто паспорта уже лежали в его кармане.

— В Африку! — Марвин всхлипнул от удовольствия.

Он обмотал себе руку липкой изолентой. Причем, липкой стороной наружу и у него получился хороший магнит. И тут же не преминул сунуть лапу в ведро с центовыми монетами, где собирали пожертвования Санта-Клаусу.

— Очень умно! Сбежал из тюрьмы, чтобы ограбить Санта-Клауса на четырнадцать центов, — Гарри толкнул приятеля под бок.

Он не терпел подобной «дешевки». Мелочность Марвина часто раздражала его.

— Ну и что! — огрызнулся тот. — Зато теперь мы будем называться «липкими» бандитами.

Марвин показал облепленную мелкими монетами руку.

— Очень смешно. Дурак…

Кевин прогуливался по парку возле гостиницы «Плаза». Голые деревья производили несколько удручающее впечатление.

Замерзшие пруды, сугробы снега, грязные слякотные аллеи, голые ветки деревьев.

Кевин остановился возле статуи, облепленной голубями, и наблюдал, как они что-то клевали у нее на плечах.

Но вдруг статуя повернулась, и Кевин увидел угрюмое сморщенное женское лицо с плотно поджатыми губами.

— Боже мой! — заорал он и бросился бежать.

Убедившись, что за ним никто не гонится, он остановился, чтобы отдышаться.

Перед ним стояла могущественная статуя генерала Ли, героя гражданской войны XIX века, гордо восседавшего на лошади. Одной рукой он указывал на гостиницу «Плаза», солидно возвышающуюся среди окружающего пейзажа.

«Гостиница „Плаза“ — самое незабываемое впечатление от Нью-Йорка», — Кевин включил магнитофон.

Величественное здание с белыми колоннами, этажей так в тридцать, действительно производило впечатление.

Марвин и Гарри подходили к гостинице со стороны Шестьдесят шестой улицы. Они решили поживиться в этом соблазнительном местечке, куда стекались богатые кошельки со всего света.

Кевин плелся по Двадцать пятой авеню. За день он здорово устал и был совсем не прочь отдохнуть, раскинувшись на мягкой кровати в одном из наиболее комфортабельных номеров «Плазы».

На пересечении двух этих улиц они столкнулись. Но Кевин, нечаянно коснувшись плечом какого-то вонючего толстяка, не думал поднимать голову. Его мысли были направлены на гостиницу. Он прикидывал, как ему пролезть туда. Ведь детей одних не пускали в такие заведения. В уме созревал грандиозный план. И он не обратил никакого внимания на своих давних знакомых.

Зато зрительная память Гарри Томсона оказалась на высоте. Да разве он мог забыть вреднющего маленького негодяя, засадившего их за решетку! На его лысине и ладонях до сих пор остались следы ожогов.

А как долго болели бока тогда, после трюков на ледяном крыльце и веревке. Он никогда не забудет подленькую физиономию надругавшегося над ними молокососа.

Гарри остановился и внимательно посмотрел вслед мальчишке, показавшемуся ему знакомым.

— В чем дело? — спросил Марвин.

— Нет. Ничего. Так просто, показалось вроде…

Гарри вспомнил, что это Нью-Йорк. А этот слюнтяй никак не мог здесь оказаться. Наверняка водит сейчас хороводы у елки со своими братиками и сестричками в тихом особняке на Линкольн-стрит.

Марвин нечаянно натолкнулся на высокую блондинку в норковом манто, прилепившись рукой к ее сумочке. Светскую даму просто передернуло от приставаний грязного типа. Она пробовала вырвать свою сумочку, а Марвин — отодрать свою руку.

Наконец рука отклеилась от привлекательной вещицы, и блондинка, размахнувшись, влепила негодяю хорошенькую пощечину, от которой у ослабевшего за последние дни Марвина посыпались искры из глаз.

— Прошу прощения, моя красавица.

— Нахал! — бросила блондинка и пошла своей дорогой.

А Марвин остался стоять, поглаживая вспыхнувшую щеку.

— Так тебе и надо! Пошли, — Гарри толкнул под бок незадачливого приятеля.

Вечно тот влипал в какие-нибудь истории. Сколько раз Гарри просил его вести себя аккуратней, не привлекать внимания, быть осторожней в конце концов, но глупец Марвин не мог обойтись без приключений или хотя бы мелких передряг.

Кевин вошел в гостиницу. Его поразили огромные залы, застеленные коврами, небывалой высоты потолки, расписанные изящно и невероятно, громадные хрустальные люстры. Казалось, вот-вот потолок не выдержит их тяжести и все рухнет на голову.