-- Слышь, завязывай, -- Арт дергает цевьем дробовика: "щелк-щелк".

   Сон в руку...

   -- Сам завязывай, белобрысый, -- произносит еще один девичий голос.

   Лилит. Мне не надо поворачиваться, я и так знаю, что второй из украденных "ИЖ-ей" направлен на моего друга. Чертовка дождалась, пока Арт возьмет на прицел Еву, и только потом обнаружила себя.

   Женя приставным шагом меняет диспозицию и берет на мушку Лилит.

   Теперь у нас самая настоящая мексиканская ничья.

   07:10

   Стоим и целимся друг в друга -- пять человек посреди оккупированного кровожадными монстрами города. Лучшей иллюстрации никчемности человеческой натуры просто не найти.

   -- Мы только возьмем пару ваших ружей и немного патронов, -- говорит Ева. Она вытравила из голоса приветливые нотки, но ему по-прежнему не хватает жесткости. -- Вам все равно столько много не надо. Будем считать это платой за ночлег.

   -- Слышь, мы сами решим, сколько нам надо, а сколько нет, -- произносит Арт. -- Убери ружье и давай нормально поговорим.

   -- Мы с тобой вчера наговорились, дружок. Языком чесать ты мастак.

   Даже периферическим зрением вижу, как краснеет лицо Арта.

   -- Я тебя сейчас ебну, убери пушку! -- скалит зубы Женя.

   Он всегда так делает, когда хочет нагнать страху на оппонента, но сейчас его попытки больше похожи на струю зловонного секрета из-под хвоста скунса. Капюшон кобры исчез. Он защищается, а не нападает.

   -- А я ебну твоего братика, -- парирует Ева. -- Так что сам убери.

   Ее голос дрожит, и я понимаю, что она напугана не меньше нашего, если не больше. И, тем не менее, она идет до конца. Как бы парадоксально это ни звучало, но у девочки есть яйца.

   -- Ты хоть стрелять умеешь? -- подаю голос я, стараясь не выдавать страха, сковавшего язык.

   -- Мой батяня заядлый охотник, я разве не говорила? Берет меня с собой в степь с семи лет. Так что давайте лучше договоримся.

   Торопит события. Первый признак неуверенности.

   -- А пушку заряжать научил? У тебя в ружье-то патроны есть?

   -- Попизди еще чуток, и сам узнаешь.

   -- Какими заряжала? -- захожу с другого бока. -- Тридцать шестыми?

   -- Двенадцатыми. Тридцать шестыми только мух сбивать.

   -- Двенадцатые, это такие золотистые?

   -- Нет, такие синие. Золотистые -- это двадцать четвертые. Хорошь меня проверять, сказала умею, значит умею! Давайте лучше к делу!

   Последняя фраза звенит на высокой ноте, почти истерично. Ружье между моими лопатками ходит ходуном, выдавая дрожь в руках своей владелицы. Надо дожать.

   -- Это вы решайте. Нас все равно на одного больше.

   -- ПЕРЕСТАНЬ ЦЕЛИТЬСЯ В МОЕГО БРАТА, ТУПАЯ СУКА! -- вопит Женя, и я чувствую, как Ева вздрагивает.

   Уловив это, Арт подхватывает:

   -- Если ты выстрелишь, я убью тебя. Мелкая убьет меня. А Женя убьет ее! Ты чо, бля, до трех считать не умеешь?

   -- А потом я вернусь домой и ебну твою подружку, -- наконец, раскрывает свой "кобриный" капюшон Женя. -- Только не быстро...

   -- Медленно, -- говорю я со всей уверенностью, на которую сейчас способен. -- Он будет убивать ее очень медленно.

   Пауза. Только треск пожара вдалеке.

   Потом...

   -- Обещайте, что возьмете нас с собой.

   07:15

   -- Хорошо, -- отвечаю без раздумий, -- обещаю.

   Слишком быстро согласился. Пожалуй, следовало выдержать паузу.

   В голосе Евы сомнение:

   -- Ты отвечаешь за свои слова?

   Как сказал один хороший писатель: слова -- ветер.

   -- Отвечаю.

   Она не так глупа, чтобы положиться на мою честность или, смешно сказать, совесть. Понятие совести придумали люди, в естественной природе оно не встречается. Теперь же, когда мы вернулись к истокам, принятые обществом искусственные модели нравственного поведения обречены на исчезновение. Что касается порядочности, то она и в былом мире стоила не дороже конского яблока, а сейчас и того дешевле.

   Но у Евы нет другого выхода. Все, что ей остается -- уповать на те крохи этического воспитания, что еще остались в нас от наших родителей.

   Прикинув в уме удовлетворительность ответа, она, наконец, вытаскивает ствол из моего позвоночника.

   -- Опусти оружие, Лилит.

   -- Не, не опущу. Ты чо, Ев, они же нас кинут!

   -- Опусти оружие, я сказала! -- рявкает Ева так, что я вздрагиваю.

   Недовольно ворча, Лилит повинуется.

   Поворачиваюсь и, наконец, вижу лицо Евы. Лоб бледный, на щеках нездоровый румянец, обтянутая синим свитером грудь вздымается и опадает от возбужденного дыхания.

   Забираю у нее ружье. Арт обезоруживает Лилит. В глазах Евы стоят слезы, но она не позволит им выкатиться из глаз. Почему-то я в этом уверен.

   -- Ты ведь не сдержишь обещание... -- обескровленными губами произносит она.

   Уйти от ответа мне помогает тот, кого я меньше всего ожидаю сейчас услышать.

   07:19

   Рация в моем кармане издает хриплый вздох, и сквозь треск помех я слышу голос Михася:

   -- Макс.... Макс, прием...

   Сигнал слабый, прерывистый, но в наступившей тишине мы хорошо различаем то, что доносится до нас из динамика:

   -- Макс... прием... вы где...

   Вытаскиваю рацию из кармана и прижимаю к губам:

   -- Михась, это Макс, прием! Мы на Таганрогской! Вы где?

   На заднем плане слышится монотонный гул, который я идентифицирую, как звук работающего мотора. Стало быть, они едут.

   -- Макс! Ждите... ждите нас... мы к вам... -- голос Михася вибрирует. То ли от плохого сигнала, то ли от волнения.

   -- Мы можем выехать к вам навстречу! Прием, Михась! Ты слышишь меня?

   Шум, треск, ничего не разобрать. Потом:

   -- Нет! Нет! Ждите нас там...

   Снова треск, визг покрышек и чья-то витиеватая ругань.

   -- Что там у вас происходит?

   -- Приготовьтесь и ждите нас... -- хрипит Михась. -- Мы... скоро...

   Мое сердце начинает биться чаще.

   -- Что значит приготовьтесь? Поясни.

   Из рации доносится тяжелый удар, сопровождаемый скрежетом металла, визг тормозов и человеческий мат.

   -- Ждите нас... -- кричит Михась, и теперь я могу распознать в его голосе то, что раньше принимал за помехи. Это паника. -- ...мы не... ах ты, блядь! НАЛЕВО, ВАНО, НАЛЕВО!..

   Визг тормозов и снова удар.

   -- Макс! Макс! Мы не одни...

   Я хочу спросить, что это, ебаный в рот, значит, но не успеваю...

   В следующую секунду "Моторола" дважды коротко кашляет, и я понимаю, что это звуки выстрелов.

Глава 9

Золотая медаль

   07:25

   Все прекрасно понимают, что последние слова Михася означали вовсе не то, чего нам хотелось бы.

   Не знаю, нашли они кого-то из родственников или возвращаются тем же составом, но то, что преследует их, будет явно похуже Евы и компании. Очевидно, для разрешения их конфликта слов было недостаточно, и тогда заговорили ружья.

   Я пытаюсь вызвать Михася еще несколько раз в надежде получить чуть больше информации, но тот не отвечает. В лучшем случае его руки сейчас заняты оружием, а не рацией. В худшем... даже не хочу думать о худшем.

   Они едут сюда и нуждаются в нашей помощи. Мы должны быть готовы. Это все, о чем мне надо помнить.

   Ко мне подходит Женя.

   -- Максим, я не понял.... -- лицо бледное, на лбу блестят бисеринки пота. -- Ты понял?

   С понятливостью у меня ненамного лучше, чем у брата. Зато у него талант задавать вопросы, на которые у меня нет адекватных ответов.

   -- Женя, я слышал не больше твоего. Что я должен был понять?

   Оглядываю улицу. На сколько хватает глаз, ни единой живой души. Прислушиваюсь. Ни гула мотора, ни визга покрышек, ни выстрелов. Стало быть, они еще далеко.

   -- Нам надо закрепиться где-нибудь, -- подает голос Ева.