И тогда социолог понял, что, видимо, само отсутствие этой вездесущей слепой материнской любви является причиной того, что у детей нет симптомов неврозов, столь характерных для сыновей американцев среднего класса. Власть польских родителей, какой бы жестокой и иррациональной она ни была, «не затрагивала, — как выразился Грин, — существа личности ребенка». У польских родителей не было пи способов, ни возможности «растворить в себе его личность». Видимо, считает Грин, «отсутствие любви» и «иррациональная власть» сами по себе не являются причиной некрозов, они могут вызывать заболевания только в сочетании с «поглощением личности», то есть такой физической и эмоциональной опекой ребенка, которая ведет к рабской зависимости детей от родителей, что наблюдается среди белых коренных американцев среднего класса, живущих в городах и имеющих высшее образование.
Является ли «отсутствие любви» причиной неврозов или к этом виновата родительская опека в семье среднего американца, которая «лишает» ребенка индивидуальности и воспитывает в нем потребность в чрезмерной любви? Специалисты по психоанализу всегда концентрировали свое внимание на причинах неврозов. Поэтому Грин хотел «выяснить, чем же удобряет современный средний американец почву детских неврозов, независимо от того, какие индивидуальные особенности несут в себе посаженные им семена».
Как обычно, стрела была безошибочно нацелена в мать. Но Грин не был озабочен тем, чтобы помочь современной американке лучше приспособиться к роли матери. Наоборот, он обнаружил, что как женщина она не играет в современном обществе никакой значимой «роли»:»Она выходит замуж и даже рожает ребенка, не имея, как раньше, ни определенного статуса, ни конкретных задач… Она чувствует себя неполноценной по сравнению с мужчиной, потому что она всегда была, да и до настоящего времени остается более ограниченной в своих возможностях. Степень реальной эмансипации женщины чаще всего преувеличивалась… Благодаря «удачному» замужеству средняя американка достигает более высокого положения, чем она может добиться, делая себе карьеру. Но период иллюзорного заигрывания с карьерой на начальной стадии отвращает женщину от нудной тяжелой домашней работы: уборки комнат, стирки пеленок и приготовления еды… Мать мало что делает и дома, и вне его; она становится единственным компаньоном своего ребенка.
Современный «научный подход к воспитанию детей» требует от матери бдительного надзора и постоянной обеспокоенности по поводу здоровья ребенка, присмотра за тем, чтобы он ел шпинат и развивал свое «я». Все осложняется еще и тем, что много энергии тратится на то, чтобы заставить детей рано начать ходить, как можно раньше проситься на горшок, начать говорить, потому что в среде постоянно конкурирующих между собой средних американцев родители буквально со дня рождения постоянно сравнивают развитие своего ребенка с соседскими детьми».
«Возможно, — рассуждает Грин, — средняя американка… в своих отношениях с ребенком придает такое большое значение «любви», своей к нему и его к ней, отчасти в связи с современным комплексом любви, который пустил особенно глубокие корни в среднем классе общества, а отчасти в качестве компенсации за те жертвы, которые она приносит ради своего ребенка. Ребенок испытывает потребность в такой любви исключительно потому, что он поставлен в условия, при которых она ему необходима… в условия рабской психической зависимости. Не потребность в родительской любви, а постоянный страх потерять ее после того, как ребенок уже оказался в условиях, при которых она ему необходима, лежит в основе большинства наиболее распространенных современных неврозов. Мама не будет тебя любить, если ты не съешь свой шпинат, перестанешь сосать молоко или не слезешь с кушетки. И все это доходит до такой степени, что личность ребенка полностью растворяется в личности матери; он в постоянной панике от подобного обращения… У такого ребенка осуждающий взгляд может вызвать больший ужас, чем у Станислава Войцека двадцатиминутная порка».
Грин занимался этим вопросом только с точки зрения того, какое воздействие оказывают матери на своих сыновей.
Однако он обратил внимание на то, что одно только «растворение личности» не может объяснить происхождение невроза. В противном случае, утверждает он, все женщины среднего класса предшествующего поколения страдали бы неврозами, но никто не отмечал у них ничего подобного, безусловно, личность девочки из семьи средней буржуазии конца девятнадцатого века «растворялась» в личности ее родителей, поскольку там всегда была необходима «любовь» и беспрекословное подчинение. Однако, заключает социолог, «число неврозов в тех условиях было относительно небольшим», потому что, хотя личность женщины и «растворялась», это происходило «в рамках той роли, которую она брала на себя и которая практически не менялась от детства к юности, затем в молодости, когда за девушкой начинали ухаживать мужчины, и, наконец, в замужестве», — она никогда не принадлежала себе.
С другой стороны, современный средний американец вынужден постоянно конкурировать с другими, добиваться поставленной цели, что требует от него определенной независимости, целеустремленности, агрессивности, самоутверждения. Поэтому именно у мальчика, а не у девочки внушенная матерью необходимость всеобщей любви к нему и неспособность иметь свои ценности и задачи в жизни приводят к неврозам.
Эти выводы, сделанные социологом еще в 1946 году, наталкивают на размышления. Но они никогда не выходили за рамки узкого круга социологов-теоретиков, никогда не проникали за бастионы мифа о женском предназначении, несмотря на то что все большее количество людей в стране понимало, что с американскими женщинами творится что-то неладное. Однако даже этот социолог, которому удалось приоткрыть завесу над загадкой женственности и понять, что детям нужно не только как можно больше материнской любви, даже он интересовался только проблемой сыновей. Л не выявили ли его исследования еще одну, скрытую проблему, смысл которой в том, что роль домохозяйки в семье среднего американца заставляет многих матерей подавлять и растворять в себе личность как своих сыновей, так и дочерей? Многие видели трагедию американских мальчиков, бесполезно тративших свою жизнь, потому что их не научили добиваться поставленной цели, действовать самостоятельно, иметь свои ценности. Но они не видели этой же трагедии у девочек, а также у матерей, женщин более старшего поколения. Если общество не ожидает зрелости от своих женщин, то оно и не может понять, что ее отсутствие приводит к бессмысленной трате жизни и может явиться одной из причин неврозов и конфликтов.
Обидно, но неизбежным следствием того, что наше общество отводило женщине именно эту роль, является тот факт, что нация в целом обратила внимание на трагедию женщин только сейчас, когда она отразилась на их сыновьях.
Странно ли, что мы не поняли истинной причины происходящего? Но как мы могли понять ее, если неизменно пользуемся терминами «функционализм» и «социальная адаптация»? Педагоги и социологи одобряли тот факт, что личность девочки из семьи среднего класса «последовательно», начиная с детского возраста до взрослого, растворялась в ее «роли женщины». Да здравствует эта роль, коль скоро она служит процветанию социальной адаптации. Потеря личности женщины не считалась достойным объектом исследования. Изучалась только фрустрация, вызванная «общественными противоречиями в определении роли женщины», — именно так описала состояние американских женщин великий ученый-социолог Рут Бенедикт. Даже сами женщины, хотя и испытывали страдание и беспомощность в результате потери собственного «я», не могли понять своих чувств. Эта проблема не имела названия. И, желая убежать от этой проблемы, под гнетом стыда и собственной вины женщины вновь обратили все свое внимание на детей. Таким образом, круг замкнулся, проблема матерей передавалась их сыновьям и дочерям. И так поколение за поколением.
Непрекращающаяся атака на женщин, которая в последнее время стала неотъемлемой частью жизни американского общества, может также вести свое начало от эскапистских мотивов, которые явились причиной того, что и мужчины и женщины вновь сосредоточили все внимание только на благополучии своего дома. Материнская любовь считается в Америке священной, но, несмотря на ту почтительность, которая к ней выказывается, это только пустые слова. «Мамочка» всегда остается очень удобной и безопасной мишенью, независимо от того, верно или неверно трактуются ее недостатки. Никто еще не был включен в черный список или уволен только за то, что критиковал «американскую женщину». Помимо психологического давления со стороны матери или жены в последнее десятилетие на американского мужчину оказывалось колоссальное воздействие несексуального характера: непрекращающаяся конкуренция, требующая постоянного компромисса, неизвестно для кого и для чего исполняемая работа в крупных организациях — все это не способствовало тому, чтобы американец чувствовал себя настоящим мужчиной. Проще и безопаснее свалить все на жену или на мать, чем признать собственную несостоятельность или усомниться в святости американского образа жизни. Мужчины не всегда шутили, когда говорили, что их женам очень повезло, поскольку они могут целый день проводить дома. Они также успокаивали себя мыслью о том, что участвуют в этой «крысиной гонке» только «ради жены и детей». Именно поэтому мужчины воссоздавали свое детство, живя в пригородах и превращая своих жен еще и в своих матерей. Все мужчины единодушно приняли миф о женском предназначении. Он обеспечивал их материнской заботой до конца жизни, оправдывая и цель их существования, и их несостоятельность. Что же удивительного в том, что мальчики, окруженные слишком большой материнской заботой, превращаются в мужчин, которых ничто никогда не удовлетворяет?