Вот почему красивое жемчужное ожерелье сделалось в глазах Сильвии символом ее свободы, Билл Честер объяснил ей довольно суровым тоном — что, если бы она последовала его совету, то стала бы ежегодно получать 55 фунтов стабильного дохода. С пылающими щеками Сильвия отвечала ему, что имеет право распоряжаться своим наследством, как ей вздумается. Она чувствовала себя полновластной хозяйкой этих денег еще и потому, что наследство ей досталось от сестры матери и не имело ничего общего ни с отцом, ни с покойным Джорджем Бейли.

Честер сдался, более того, под конец, чтобы Сильвию не обманули, он сам взялся за хлопоты, связанные с покупкой.

Позднее Билл — так Сильвия именовала молодого адвоката, невзирая на его солидное положение — даже вынужден был признать, что капиталовложение оказалось все же вполне удачным: за два года, прошедшие после покупки, стоимость ожерелья возросла. А главное, ни одно приобретение, ни один подарок не доставляли Сильвии такой большой, не ослабевающей с годами радости, как это любимое жемчужное ожерелье.

Но в тот погожий июньский день Сильвия прислушалась к совету подруги и, прежде чем отправиться на Монмартр, сняла жемчуг, положила его в футляр и оставила на хранение достойнейшему мсье Жирару, хозяину «Отеля де л'Орлож».

Неторопливыми шагами, то и дело останавливаясь и разглядывая витрины попадавшихся по пути лавчонок, Сильвия Бейли и Анна Вольски взбирались по крутым улицам, улочкам и переулкам, которые ведут к вершине Монмартра.

— Рю-Жоли? — повторил улыбчивый прохожий, к которому дамы обратились с вопросом, — это там, дальше! — и он неопределенно махнул рукой куда-то вверх, к небесам.

Да, Рю-Жоли, действительно, находилась далеко вверху — почти на самой вершине большого холма! Номер 5 по Рю-Жоли оказался миниатюрным домиком, напоминавшем швейцарское шале. Он стоял в окружении веселого, густо заросшего цветами садика.

Во внутренний двор вели большие железные ворота, однако, они были на запоре. Пришлось потянуть за ржавую проволоку, соединенную с колокольчиком, но на его звук никто не вышел.

Подруги немного подождали.

— Должно быть, ее нет дома, — разочарованно произнесла Сильвия.

Но мадам Вольски молча вновь потянула за проволоку. Одно из окошек у них над головой раскрылось и в нем показалась темноволосая женщина средних лет.

— Qui est la?[3] — спросила француженка и, не дожидаясь ответа, скрылась. Еще через мгновение подруги услышали ее тяжелые шаги по скрипучей лестнице.

Женщина спустилась во двор, отперла ворота и знаком предложила посетительницам следовать за нею.

— Мы хотели бы видеть мадам Калиостру, — робко заговорила Сильвия. Она приняла эту грузную, неопрятно одетую женщину за служанку.

— Мадам Калиостра к вашим услугам!

Следом за предсказательницей подруги вошли в небольшую гостиную, которая выглядела довольно необычно. Она была очень чисто прибрана, но пропитана слабым запахом затхлости. Даже сейчас, в теплый ясный день, окна были закрыты.

На красных стенах висели различные наброски, изображающие руки, сердца и головы, на крошечной каминной полке стоял прекрасный пастельный портрет мужчины в одеянии восемнадцатого века с напудренными волосами.

— Это мой предок, граф Калиостро, — гордо заявила толстая невысокая мадам. — Если, как я осмелюсь предположить, вы явились сюда за советом, то вскоре убедитесь, что ко мне перешел по наследству великий дар, прославивший графа.

После минутного промедления она спросила:

— Что вам будет угодно? Разложить карты? Или вы предпочитаете хрустальный шар?

Мадам Калиостра смерила стоявших перед ней молодых женщин пристальным оценивающим взглядом. Она явно прикидывала, сколько с них можно будет содрать.

— Если желаете карты, это стоит пятьдесят франков. Решайтесь, сударыни: с каждой из вас я возьму за предсказание судьбы по картам семьдесят пять франков!

Сильвия едва сдержалась: ей страшно хотелось расхохотаться. Все вокруг казалось таким нелепым: чудной маленький домик, странная полупустая комната с затхлым воздухом и эта вульгарная на вид женщина, которая утверждает, что происходит от знаменитого графа Калиостро! И жалкая в своей наивности попытка выманить у посетительниц лишние двадцать пять франков.

Однако, будучи натурой доброй и снисходительной, она не любила никого расстраивать. Сильвия обратила свой взгляд на подругу. Не лучше ли будет просто дать этой женщине пятьдесят франков и с богом удалиться? Что стоящего может предсказать такая гадалка? Она обманщица, это ясно, как день!

Но Анна Вольски смотрела на мадам Калиостру с самым серьезным видом. Потом она повернула голову и улыбнулась Сильвии.

— Милая Сильвия, — произнесла она по-английски каким-то странным тоном, — на этот раз вы мой гость, я заплачу.

А когда Сильвия протестующе помотала головой (подобные состязания в щедрости случались между подругами нередко), добавила:

— Не спорь. Я вижу, ты не веришь в дар нашей хозяйки. Но у меня есть один или два вопроса, которые я намерена задать, и, думаю, она сможет мне ответить. Кроме того, мне хочется услышать, что она скажет тебе.

Сильвия улыбнулась и сдалась. Она знала, что у подруги денег меньше, чем у нее, и старалась под всякими предлогами взять на себя большую часть их совместных трат.

— Нужно, по крайней мере, попросить ее открыть окно, — проговорила она жалобно. — Здесь можно задохнуться!

Мадам Калиостра отошла к буфету и достала оттуда две засаленные колоды каких-то странных карт. Это были знаменитые карты Таро — Сильвия о них не знала.

Когда она попросила гадалку открыть окно, та решительно помотала головой.

— Нет, нет, — проговорила она. — Этого нельзя делать: силы рассеются. Наоборот, нужно плотнее закрыть занавески. И, если дамы не против, я зажгу лампу.

Еще не договорив, гадалка принялась задергивать занавески, а затем скрепила их булавкой, чтобы в комнату не проник ни один солнечный луч.

На несколько мгновений помещение погрузилось в полный мрак, и Сильвия ощутила, как у нее по коже пробежал странный холодок страха.

Когда лампа разгорелась, предсказательница придвинула к круглому столику три стула и жестом предложила гостьям садиться.

— Вначале займитесь моей подругой, — властно распорядилась Анна Вольски, а потом, обращаясь к Сильвии, произнесла по-английски: — Мне уйти, дорогая? Я могу подождать на лестнице, пока вы меня не позовете. Нисколько не удивлюсь, если такая красивая, как ты, молодая женщина захочет выслушать предсказание своей судьбы без посторонних.

— Конечно же, оставайся, я ничего не имею против! — воскликнула Сильвия Бейли и недоверчиво покосилась на мадам Калиостру (хотя, судя по всему, та не понимала по-английски) и добавила: — По правде говоря, мне будет боязно, если ты уйдешь. Пожалуйста, останься.

Мадам Калиостра принялась раскладывать на столе карты. Вначале не спеша, а затем быстро она выложила их странным узором, все время что-то бормоча себе под нос. Затем она нахмурилась, и ее лицо приняло беспокойное, почти злое выражение.

Сильвия невольно ощутила острый интерес и тревогу. Она пожалела, что не сняла обручальное кольцо, но радовалась, что оставила жемчуг под надежным присмотром мсье Жирара. Этот домик на Рю-Жоли казался странным, уединенным местом.

Внезапно мадам Калиостра быстро заговорила звонким монотонным голосом. Не отрывая взгляда от карт и трогая их время от времени толстым пальцем, она начала:

— Мадам вела очень спокойную, уединенную жизнь. Ее существование можно сравнить с кораблем, который все время стоял в бухте, а теперь вот-вот выйдет на простор. В море ей встретится другое судно, к сожалению, довольно потрепанное непогодой. Но шпангоуты на нем целы и это хорошо: мне сдается, что паруса разбитого судна, хотя бы на время, соединятся с парусами мадам.