производстве.

Согласно поговорке о том, что тот, кто высоко летает, больно падает, данная категория людей в условиях

развертывания в СССР большого террора превращалась в особую группу риска. Это были не просто немцы

по национальности и месту рождения, это были «выскочки», «пришельцы», «чужаки», активная

деятельность которых вызывала зависть и раздражение советских коллег, считавших, что их оттирают на

второй план. Результатом был поток доносов, адресатом которых являлись низовые партийные и

профсоюзные организации, но отдельные ручейки этого потока достигали и органов госбезопасности.

К моменту своего ареста «идеалисты» уже, как правило, прошли полосу проверок и чисток, которая только

добавила компромата в их личные дела. Многие были исключены из партии и сняты со своих постов. В ходе

следствия они отказывались признавать сфальсифицированные обвинения, если их не принуждали к этому

пытками. В диалогах со следователями эти люди пытались доказать абсурдность происходящего. Даже

находясь у последней черты, они продолжали верить, что там наверху разберутся, что они стали жертвой

роковой ошибки, которая ни в коей мере не бросает тень на победную поступь социализма в СССР.

«По решению ЦК КПГ в конце 1933 г. я эмигрировал. Эту награду я получил за многолетнее участие в революционном рабочем

движении и работу в КПГ», — из письма находившегося под следствием Георга Штрецеля В. М. Молотову от 17 января 1941 г.

80

Противоположным типом являлись приспособленцы, для которых, если воспользоваться одним из

отмеченных в АСД антисоветских высказываний, «партийный билет является хлебной карточкой»135. Для

этой группы эмигрантов было характерно вступление в КПГ накануне приезда в СССР и механическое

выбывание из партии после того, как проблемы трудоустройства на новой родине были успешно решены.

Следует отметить, что доля приспособленцев в среде иностранных специалистов была меньше, нежели у

политэмигрантов. Среди последних встречались откровенные симулянты и лжецы, своего рода немецкие

«дети лейтенанта Шмидта». Так, прибывший нелегально в СССР в 1926 г. Альфред Ширмахер за 10 лет

зарабатывал на хлеб только три года, успев поменять около десятка мест работы, остальное же время

находился на содержании МОПР.

Ужесточение правил регистрации политэмигрантов в начале 30-х гг., постоянные проверки и

принудительное трудоустройство привели к тому, что число «персональных пенсионеров» с заграничным

революционным прошлым в Москве значительно сократилось. Впрочем, группа «социальных нахлебников»

на фоне всех изученных дел ничтожно мала. Преобладали приспособленцы иного, позитивного толка —

ориентированные на карьеру, они с готовностью принимали неформальные правила игры, господствовавшие

в СССР. Как правило, представители этой категории эмигрантов вполне прилично устраивались в советской

реальности, хотя и ее не пощадили массовые операции.

Еще один типаж, который рисуют материалы АСД на выходцев из Германии — социальный бунтарь,

максималист, не терпящий фальши и полутонов. Биографию бунтаря открывает обычно какое-то яркое

событие, перевернувшее все его прошлое. Для большинства таковым являлось участие в военных действиях, для кого-то — эмоциональные травмы, полученные в семье, унижения сиротской юности. Складывается

впечатление, что роль такого «изначального взрыва» нередко играла чуждая среда после приезда в СССР, неспособность и нежелание приспосабливаться. Отсюда — частая смена мест жительства и работы,

бродяжничество, асоциальное поведение. Однако такие люди не опускались до криминала — среди

заключенных Дмитлага, осужденных по общеуголовным преступлениям и получивших в ходе большого

террора политическую статью (их АСД также хранятся в ГАРФ), выходцев из Германии практически нет.

135 ГАРФ. Ф. 10 035. On. 1. Д. П-46575.

81

Образ «социального бунтаря» прекрасно описан Эриком Хобсбау-мом на примерах из ранней новой

истории136, в силу своего драматизма и внутренней противоречивости он нередко становится основой для

художественных произведений. Естественно, жизнь в Советском Союзе 30-х гг. с ее жесткой регламентацией

и нарастанием тотального контроля по всем направлениям не могла устроить людей такого склада. Бунтари

не скрывали своих негативных эмоций, испытывали нервные срывы, устраивали забастовки на

предприятиях, просились обратно в Германию, чтобы «задать фашистам жару». Таким был «немецкий

Пугачев» Макс Гельц, отсидевший шесть лет в германской тюрьме и погибший в СССР в 1933 г.137, таким

был Карл Борош, доводивший своей непокорностью до белого каления заводскую администрацию и в

Гамбурге и в подмосковной Коломне138.

И наконец, еще один тип, тип вечного скитальца, для которого жизнь без постоянных перемен и острых

ощущений лишалась всякого смысла. Для таких людей в русском языке есть емкое выражение — «перекати-

поле». Их биография в конечном счете оказывалась сплошным перформансом139, игрой без правил и пьесой

без сценария. Активная жизненная позиция подобных людей и их участие в политической борьбе являлись

не осознанным движением к цели и не спонтанным протестом против «мерзости сегодняшнего дня», а

единственно возможной формой существования, в которой человек смотрел на себя как бы со стороны.

«Скитальцы» пользовались неформальным авторитетом у окружающих, ибо олицетворяли собой и

озвучивали ту неудовлетворенность итогами произошедшего, которая отличала советское общество на

исходе революционных потрясений. Власть пыталась «заморозить» подобные настроения, закрепив своих

подданных на земле, на заводе, в той или иной социально-политической нише. Естественно, что

представители девиантного поведения в самых разных своих ипостасях, будь то «летуны», «бузотеры»,

«правдолюбцы», «подстрекатели» или «деклассированные» выступали в роли прямых врагов, со-

противлявшихся унифицирующим устремлениям высшей власти.

Сюда же относились и выходцы из зарубежных стран, по определению являвшиеся носителями иной

ментальности и чуждых «куль

Hobsbawm Е. Die Banditen. Raeuber als Sozialrebellen. Muenchen, 2007.

137 См. Ватлин А. Ю. Немецкий Пугачев // Родина. 2006. № 2. С. 42-49.

138 См. очерк о семье Борошей в третьей части книги.

139 См. Доманска Э. Перформативный поворот в современном гуманитарном знании // Способы постижения прошлого: методология и теория исторической науки. М., 2011. С. 227.

82

турных кодов». Их сопротивление следовало сломить любой ценой, и там, где не помогали «переплавка» и

«перековка», в дело вступали карательные органы. В биографии «скитальцев» из Германии следователь

НКВД всегда мог найти удобную зацепку для того, чтобы сформулировать обвинение, будь то недолгий

период участия в нацистском движении или нелегальный переход границы, добровольный выход из рядов

компартии или тривиальное многоженство.

Естественно, мы не можем распределить все изученные биографии по четырем означенным категориям,

понимая как всю условность подобной схемы, так и смешение в каждой судьбе различных социально-

психологических доминант. Однако такая классификация может оказаться полезной для дальнейших

исследований, соединяющих в себе микро- и макроподходы, расширяющих источниковый горизонт до более

массовых и значимых социальных групп, нежели выходцы из Германии. Говоря об уникальности биографии

каждого из своих героев, историк в отличие от писателя обязан вписывать ее в контекст эпохи, связывать с

характерными для последней социальными, политическими и ментальными нормами и отклонениями. И все

же чрезвычайно трудно, тем более в рамках избранной темы, удержаться от постоянного возвращения к