— Если вы добрались по земле за три дня, то вы сильно вымотались. На некоторых дорогах просто все кости растрясешь. Я с радостью предложу вам выпить. Обед будет через полчаса. Надеюсь, вы к нам присоединитесь.

— Благодарю вас, сэр. Вообще-то... — он умолк.

— Что? — улыбнулся Росс.

— Мне велено дождаться вашего ответа, его сиятельство ждет, что вы дадите его в течение суток. — Он повернулся к Демельзе. — Так вот, мэм, поскольку это довольно отдаленное место, вероятно, мне понадобится где-то переночевать. Я военный и привык к простым условиям, так что не беспокойтесь на мой счет.

— Мне нет нужды беспокоиться, — ответила она. — Можете остаться здесь, нам будет приятно. У нас не очень уютно, и мне жаль, что вы увидели дом в таком... мокром состоянии. Обычно всё не так.

— О, не сомневаюсь, мэм. Наверняка летом здесь замечательно.

Демельза продолжила вежливый разговор, едва задумываясь над тем, что говорит. Она почувствовала облегчение оттого, что прибытие гостя никак не связано с Джереми. Хотя ее старшему и любимому сыну больше не грозили опасности войны, она не могла избавиться от страхов иного рода. Тут никогда точно не знаешь.

Потому что она подозревала, а теперь была почти уверена — пару лет назад Джереми вместе с двумя приятелями каким-то удивительным образом (она не могла понять каким) ограбил дилижанс, и пока что это сошло ему с рук.

Эта мысль родилась из шестого чувства, а потом, собирая крупицы информации, она пришла к выводу, что ее сын — преступник, и однажды ранней осенью устроила опасную вылазку в ствол старой шахты, прозванный Лестницей Келлоу, и там, в боковом тоннеле, обнаружила ясное доказательство того, чего она так боялась. Три мешка с инициалами, написанными черной краской: Д., С., П. или Н. И бумаги. И печать банка Уорлеггана. И кольцо. А еще серебряную круговую чашу, так называемую чашу любви, с гравировкой на боку «Amor gignit amorem». Теперь чаша стояла на буфете в столовой Нампары. В последнем письме Джереми попросил убрать ее в комод в его комнате, и надо не забыть так и сделать.

Росс, конечно же, ничего об этом не знал и никогда не узнает, если Демельзе удастся сохранить всё в тайне. Для нее находка стала ужасным потрясением. Воспитанная на строгих принципах методистов, несмотря на пьяницу и дебошира отца, она быстро научилась у Росса легкомысленно относиться к религии и ограничиваться парой посещений в год церкви Сола. Она в самом деле привыкла к его вере, точнее ее отсутствию, как утка к воде, для Демельзы в этом не было никаких проблем, как бы ни просил ее брат Сэм подумать о спасении души, она добродушно не обращала внимания на эти мольбы.

Достаточно быть здоровой и вести себя прилично. Больше ей ничего и не требовалось. Но стать разбойником... Если его схватят, то повесят на перекрестке Баргус, а потом кости бросят в неосвященную могилу. А ведь речь шла о Джереми, ее старшем сыне, наследнике поместья после Росса — ста с лишком акров земли, двух шахт и славного имени. Росс стал самым известным Полдарком из всех доселе живущих, но и его предки были пусть и довольно разгульными, но все-таки землевладельцами, судьями, устроителями охоты, покровителями церкви — в общем, мелкая, но достойная знать Корнуолла в течение трехсот лет.

Демельзе страшно хотелось обсудить это с Россом, но она знала, что не должна. Чутье подсказывало ей, что он никогда не должен узнать. Но ей так хотелось спросить его: что мы сделали не так? Неужели мы неправильно воспитывали детей? Они так и не выучили десять заповедей и не поняли, что их нужно воспринимать всерьез? Может, мы были с ними слишком снисходительны — приходи-когда-хочешь, уходи-когда-пожелаешь — неужели свобода ведет к вседозволенности? Ее-то пьяный отец таскал за волосы и стегал ремнем, как только мог дотянуться.

А отец Росса, по его словам, был безразличен к единственному сыну, холоден и груб. По сравнению с родителями, Джереми рос в тепличных условиях всяческих удобств и мягкой заботы. И оказался типичным продуктом подобного воспитания — творческой натурой, добродушным, способным выйти из себя только при виде жестокого обращения с животными — он всегда сбегал, когда резали свинью. Талантливый инженер, даже более чем, высокий, нескладный, иногда апатичный, но добрый и остроумный. И как подобный человек мог совершить совершенно несвойственный ему поступок?

Росс закончил читать письмо. Демельза снова вернулась к действительности и немного успокоилась. Росс свернул письмо, потом снова развернул и протянул ей. При этом лейтенант Филипс поднял брови.

Она прочитала:

Дорогой капитан Полдарк!

Как Вы помните, 24 ноября прошлого года мы обсуждали Вашу поездку в Париж со специальной миссией. Мы условились, что не позже конца февраля Вы дадите мне знать, примете ли предложение, если правительству Его Величества понадобятся Ваши услуги.

С тех пор события быстро развивались. Заключен мир с Америкой, и он продолжится к выгоде обеих сторон. Но положение во Франции стало еще более запутанным.

Как Вы понимаете, я хорошо о нем осведомлен, но мне показалось необходимым иметь особого наблюдателя, докладывающего о личных впечатлениях мне напрямую. Франция опять стала себе хозяйкой, больше в ее границах нет иностранных войск, но как она разрешит свои проблемы — дело первостепенной важности для остальной Европы.

Герцог Веллингтон назначен вместо виконта Каслри нашим представителем в Венском Конгрессе [1] и пробудет там до окончания переговоров, а они могут затянуться месяца на три. Герцогиня останется в Париже. А значит, в посольстве всё сложится именно так, как и ожидалось, когда я сделал Вам это предложение. Нашим полномочным послом станет родственник Веллингтона и его адъютант при Буссако, знакомый Вам лорд Фицрой Сомерсет, который с радостью Вас примет.

Ваша служба, если Вы согласитесь, будет сугубо неофициальной. Было бы неплохо, если бы Вас сопровождали супруга и дети, это создаст впечатление, что Вы отправились на трехмесячный отдых, но, следуя полученному уже в Париже совету, посетите различные подразделения французской армии — подходящий предлог можно легко изобрести — и доложите мне напрямую о господствующих там настроениях. Разумеется, для этой цели Вам предоставят щедрые средства, чтобы Вы с семьей могли устроиться с удобствами.

Вполне возможно, что Ваш визит в Париж долго не продлится — всё будет зависеть от его результатов, но мне поскорее нужны эти сведения, а потому хотелось бы, чтобы Вы прибыли в Париж не позднее второй недели февраля.

Для этого я посылаю специального курьера, он получил указания прождать Вашего ответа сутки. Понимаю, что этот срок короче, чем было предусмотрено в ноябре, но надеюсь, что после возвращения домой Вы успели подумать над предложением и уже пришли к какому-то решению.

Всегда Ваш, и т.д., и т.п.,

Ливерпуль

Файф-хаус, 26 января 1815 года