Мисс Джексон. Именно это я себе сразу и сказала. Впрочем, этот господин, кажется, очень романтичен и легко может пожелать составить счастие юной особы без состояния. Лорд Тачстоун как раз и женился на ланкаширской крестьянке.

Г-н Севен. Или он может проиграть свое состояние в карты, или разбазарить в дурной компании. Один господин из Морде, с которым я сегодня виделся, рассказал мне, будто полковник сблизился с танцовщицей или с кем-то в этом роде.

Мисс Джексон. Неужели?!

Уходят.

Саквиль (возвращается с Жюли). «Возьми всех моих верблюдов, моих лошадей, моих рабов, но отдай мне Фатиму!» — говорил он мне и лил горючие слезы. Вам бы стало его жалко. Я сказал ему: «Забери свое добро, но уйди от Абд-эль-Кадера и служи султаном у французов». Назавтра он пришел в мой лагерь с шестьюдесятью самыми смелыми всадниками, каких мне только приходилось видеть, и с тех пор всегда верно служил нам.

Жюли. А Фатима? Она была красива?

Саквиль. Я всегда видел ее только под покрывалом.

Жюли. Ну уж!

Саквиль. Это проще всего на свете. Я не любопытен.

Жюли. Пропустим их.

Останавливаются.

Мисс Джексон (возвращаясь с господином Севеном). Какая прелестная ночь, полковник! Вы бывали в Англии?

Саквиль. Когда-то, мадемуазель.

Жюли. Мисс Джексон, уведите господина Севена. Мне надо посекретничать с господином полковником. И я не хочу, чтобы нас слышали.

Г-н Севен. Поспешим прочь, мисс Джексон! Сколько колкостей будет сказано! (Вполголоса.) Мисс Джексон, вы, возможно, должны будете обратить внимание госпожи маркизы…

Уходят.

Маркиза (возвращается с Луи. Обращаясь к Саквилю). Вы больше не прогуливаетесь?

Жюли. Мы любуемся луной. Действительно, довольно красивый глаз.

Саквиль (Луи, вполголоса). Возьми Жюли под руку… Мои алжирские истории закончены.

Маркиза (в сторону). Нужно поговорить с ним… Это покажется притворством. (Громко.) Я утомлена; полковник, давайте присядем.

Садится.

Саквиль (в сторону). Наконец-то! Ну же, смелей!

Садится.

Маркиза. Господин Севен, господин Севен!

Саквиль (в сторону). Опять Севен.

Г-н Севен (возвращаясь с мисс Джексон). Сударыня?

Маркиза. Уведите Жюли и господина Луи посмотреть на лебедей, вон туда. Мисс Джексон, пойдите с ними. Скажите Жюли, чтобы как следует прикрыла плечи. Возле водоема довольно свежо… И чтобы она больше не падала, мисс Джексон!

Луи (обращаясь к Жюли). Мне бы очень хотелось знать причину всех этих «охов» и всех этих «ахов», что вы издавали, беседуя с моим дядюшкой.

Жюли. Он рассказывал мне о прекрасных вещах. (Г-н Севен что-то ей шепчет.) О, как это скучно! Это надолго? Идемте, мисс Джексон, пусть эти господа поговорят о политике.

Уходит с мисс Джексон в сопровождении Луи и г-на Севена.

Маркиза (после паузы). Как приятно… и одновременно грустно… увидеться после стольких лет…

Саквиль. Особенно грустно, сударыня, для того, кто после долгого изгнания обрел лишь холодный прием.

Маркиза. Ах, полковник, вы ведь даже не подозреваете…

Саквиль. В Алжире я все долгие тринадцать лет лелеял надежду… Несколько минут, проведенных здесь, заставили меня потерять ее… Вы ко мне жестоки, сударыня.

Маркиза. Вы, по своему обыкновению, несправедливы, сударь. Первые же ваши слова содержат упреки. А разве мне не в чем упрекнуть вас?..

Саквиль. Каких же упреков я заслужил?

Маркиза. Ваше письмо… Вы его помните?

Саквиль. Мое письмо?.. И что же? Я молчал тринадцать лет! Я сдержал свою клятву. Одному Богу известно, чего мне это стоило. Одному Богу известно, сколько раз… но вы запретили… я поклялся… Наконец, в дебрях Африки я получаю газету, из которой узнаю, что вы свободны. Тогда мне показалось, что я могу писать к вам. Я сделал больше, я приехал. Неужели я столь виновен?

Маркиза. Но эта радость… столь неистовая… Боже мой! Как подобные мысли могли возникнуть у вас при известии о кончине моего… моего лучшего друга.

Саквиль. Чего же вы хотите! Один из нас двоих был лишним на этом свете. Я сотни раз повторял себе, что должен умереть… но не всегда получаешь желаемое. На мой взгляд, вы были рабыней… он тираном… а я не мог убить его… Да, его смерть радует меня.

Маркиза. Опять! Пощадите меня, умоляю! Своей выходкой вы причинили мне боль.

Саквиль. Прежде вы бы извинили ее; прежде…

Маркиза. Сударь, не напоминайте мне о том времени… которое мне хотелось бы предать забвению… забвение которого, возможно, я заслужила.

Саквиль. Заслужили?

Маркиза. Да, сударь. Или вы ни во что не ставите мое раскаяние, мои слезы, мои горячие молитвы?.. Тринадцать лет покаяния!..

Подносит к глазам платок.

Саквиль. Ну хорошо, я виноват; я всегда виноват. Что сделать, чтобы заслужить ваше прощение? Я ничего не умею скрывать… Особенно от вас. Простите неуклюжесть речи человеку, который, если когда-нибудь и знал свет, провел в одиночестве довольно времени, чтобы позабыть о нем… Простите меня; я не хотел причинять вам боль.

Маркиза. Вот уж чего я не забыла, так это ваш, такой прямой и такой достойный, нрав… вашу доброту… не знаю, зачем вы ее скрываете за жестокостью, от которой вам, впрочем, так легко избавиться.

Саквиль (придвигая свой стул). Мое письмо было написано безумцем… бедуином… Но, сударыня, если бы вы мне ответили… хотя бы чтобы упрекнуть!..

Маркиза. Боже мой! Сударь, могла ли я тогда сделать это?

Саквиль. Но теперь можете… Одно слово — вы его уже произнесли. Я люблю вас, как тринадцать лет назад. Вы свободны. Любите ли вы меня по-прежнему?

Маркиза. Ах, полковник! Не будем об этом. Я старуха, у меня дочь на выданье.

Саквиль. Не хотите ли вы сказать мне, что в моем возрасте не должно быть влюбленным? Что старый солдат не должен думать о женитьбе? Пусть так; но вы, сударыня… посмотритесь в зеркало!

Маркиза. Вот уж, поверьте, галантность, какой я не ожидала от свирепого африканца! Оставим эти безумства, дорогой мой господин Саквиль, и поговорим о серьезных вещах. В нашем возрасте нам должно думать лишь о счастье наших детей, ведь Луи вам как сын; он носит ваше имя.

Придвигает свой стул.

Саквиль. Я люблю его, как сына; но что может помешать…

Маркиза. О, дайте мне сказать… Ваш племянник влюблен в мою дочь, и он ей нравится; я уже давно с удовольствием замечаю это… Они созданы друг для друга… Мы поженим их, друг мой. Я знаю, что вы стали очень богаты… Кстати, почему вы ни словом не обмолвились об этом в своем пресловутом письме?

Саквиль. Я об этом не подумал.

Маркиза. Как это на вас похоже!.. Ваш племянник — молодой человек, полный благородства и достоинств, имеющий хорошее положение в свете. Безусловно, он создан для блистательной карьеры. Нам же с вами надобно, ради наших детей, устранить все препятствия на этом его пути. Я даю за своей дочерью…

Саквиль. Если вам угодно, я отдам Луи все, что оставила мне госпожа де Понтье. Что мне надо? Саблю и коня… Государь и военный министр не оставят меня без этого. А наследство я принял только ради вас. На борту судна, доставившего меня во Францию, я размышлял о том, что прикажу соорудить для вас самую прекрасную оранжерею в Париже. Вы так любите цветы…