Мнишек. Говорил я вам, князь Адам; вас знают все бродяги, вы со всей округи их притягиваете за двадцать верст.

Князь Адам (Юрию). Ты, верно, греческий монах-раскольник. Не важно, я не изменю своей репутации. Держи. (Дает ему дукат.) Иди на кухню, тебя покормят.

Марина. Какой мрачный вид!

Малуский. Он больше похож на бандита, чем на монаха.

Князь Адам. Что еще? Ты не уходишь? Чего тебе еще надобно?

Юрий. Князь Адам, один из благородных панов собирается объездить этого норовистого коня. Дозволишь ли мне взглянуть?

Князь Адам. Впервые вижу монаха, предпочитающего возвышенное зрелище виду похлебки. Этот парень — бастард какого-нибудь дворянина. Да вот и конь.

Константин. Ну что, пан Малуский, что вы на это скажете?

Князь Адам. Еще есть время отступиться.

Мнишек. Ну же, давайте, расторгните это смехотворное пари!

Малуский (Марине, снимая шубу). Дозвольте мне, панна, снять эту шубу и положить ее под ваши прелестные ножки. Я страдаю, когда вижу их на сырой траве.

Марина. Упаси меня Бог топтать французский бархат!

Константин. Довольно французских любезностей, Малуский. По коням!

Малуский (спускается во двор). Охотно.

Мнишек. Глупышка, ты будешь причиной того, что славный дворянин сломает себе руку или ногу.

Марина. Он говорит, что во Франции…

Мнишек. Ах, какая нам разница, что происходит во Франции?

Князь Адам (глядя во двор, Малускому). Не желаете ли дать мне двадцать дукатов?

Константин (ему же). Да, осторожно… (Конюхам, приведшим лошадь.) Да держите же это проклятое животное, чтобы господин мог вставить ногу в стремя!.. Малуский, Малуский, вам повезло больше, чем мне… здесь плотный песок, вы упадете, как на матрас.

Юрий (глядя во двор). Поверните ему голову против солнца. Видите, он боится своей тени.

Константин. Во что ты вмешиваешься, монах?

Мнишек. Москаль прав. Малуский, заставьте его повернуть голову к солнцу.

Марина. Не надо этого делать, пан Малуский, я боюсь. Возвращайтесь. Ах!

Константин. Орел или решка?.. Ну же, ну! Встает. Ничего. Но французские кружева и бархат жестоко пострадали…

Малуский (во дворе). Проклятая польская уздечка!.. Нет ли у вас французского мундштука?

Мнишек. Ну ладно, хватит! Возвращайтесь, вы хромаете. Довольно глупостей.

Юрий. Князь Адам, дозвольте я испытаю этого коня.

Князь Адам. Ты?

Юрий. Я.

Марина. Да, да, князь. Будет весело, когда он свалится в песок.

Князь Адам. Ну же, преподобный, посмотрим, какой вы сделаете кульбит.

Юрий спускается, сняв рясу.

Малуский. Я ошибся! Я привык к французской сбруе. Кабы я подумал… Возьмите, князь Константин, вот ваши двадцать дукатов.

Константин. Вам больно?

Малуский. Ничего, ничего.

Марина. Смотрите, монах как будто разговаривает с конем… Да это гадкое животное и правда слушает его… Оно тянется к нему и словно нежно целует… Не кажется ли вам, господа, что эти две свирепые физиономии очень хорошо смотрятся вместе?

Константин. Слово даю, этот плут заговаривает его. Он знает цыганскую песню.

Мнишек. А может, он цыган. Взгляните, как черен.

Константин. Конь перестал прижимать уши… Он хочет взять его лаской… но ничего не выйдет… Ах, он уже в седле… О… Удержался… Ох, ох… он уверенно держится… сущий дьявол…

Юрий (во дворе). Гой-да, гой-да!

Князь Адам. Летит стрелой. Татарин прямо, а не монах. Он и крикнул на их языке.

Константин. Так и запорожцы кричат…[34] Что бы ни было, отважен, шельма… Как он пустил коня во весь опор… А каков ход!

Малуский. Он мчится, удирает прочь… Князь Адам, бьюсь об заклад, черт меня побери, монах уведет вашего коня, а взамен оставит вам свою рясу.

Мнишек. Нет, истинный крест. Он возвращается. Это благородный наездник.

Малуский. О, пан Мнишек, как вы можете говорить такое? Взгляните. Он вскарабкался на это животное, как обезьяна или татарин, каковым он и является… Вот если бы вы видели, как мы гарцевали в Париже в большой королевской конюшне перед мадам Верней и…

Константин (Юрию). Отлично, молодец. Коли это настоятель твоего монастыря научил тебя так скакать на коне, он достоин быть попом у запорожцев.

Юрий (возвращаясь). Я думаю, теперь он укрощен.

Константин. Вот, монах, получи эти двадцать дукатов. Ты их честно заработал.

Князь Адам. А я даю тебе этого коня. Мой ловчий искалечен. Если хочешь остаться здесь, займешь его место. Доверься мне и брось свою рясу.

Юрий. Верно говорят: великодушный, как Вишневецкий. (Марине.) Эти двое благородных господ одарили меня. Не сделаете ли и вы, панна, мне подарка? Дайте мне розу, что приколота к вашему корсету. (Встает на колени.)

Марина. Тебе, монах?

Мнишек (смеясь). И правда, это же приз турнира.

Марина. Возьми! (Бросает ему розу.) Уж не придется ли мне с ним и менуэт танцевать?

Малуский. Монах, отдай мне этот цветок. Вот еще двадцать дукатов.

Юрий. Простите меня, благородный пан. Я на службе у князя Адама и больше не нуждаюсь в деньгах. (Конюху.) Возьми, друг. Отнеси эти двадцать дукатов искалеченному ловчему.

Мнишек. Ты выдаешь себя за монаха и за русского и отказываешься от денег!

Юрий. Что ты хочешь, чтобы я с ними сделал?

Князь Адам. Кто ты и откуда? Ты не монах.

Юрий. Из меня хотели сделать монаха, но у меня не оказалось призвания. Из этой рясы можно выкроить попону для коня, которого я только что объездил. Я бедный сирота, судьба не была благосклонна ко мне до этой минуты, а теперь я счастлив быть принятым под гостеприимный кров знатного воеводы.

Князь Адам. Как тебя звать?

Юрий. Дмитрий Иванов.

Малуский. Поверьте, прекрасная Марина, это какой-нибудь переодетый князь… Татарский, конечно… Он на них похож…

Марина. Он князь! Чушь какая!

Князь Адам. Кем бы ты ни был, Дмитрий Иванов, оставайся у меня. Если ты умеешь охотиться так же хорошо, как объезжать коней, я помогу тебе немного разбогатеть.

Юрий. Целую твои руки. (Конюхам.) Ну, ребята, покажите мне конюшню и позвольте дать полную меру овса доброму коню, которому я обязан такой удачей.

Мнишек. Держу пари, это какой-нибудь дворянский сын, он переоделся и бежит из своей страны после неприятного приключения.

Марина. Пойдемте; пан Малуский слегка прихрамывает, а я воспользуюсь этим, чтобы не танцевать сегодня вечером.

Лагерь запорожцев на днепровском острове.

Первый казак. Как? Царевич Дмитрий, сын Грозного?

Второй казак. Он самый, и совершенно живой. Как он спасся, я не слишком хорошо понял, потому что монах рассказывал нам это во время обеда; но это несомненно — он нам написал, и к его грамоте привешена печать, красная и круглая, как моя ладонь.

Первый казак. Печать из красного воска?

Второй казак. Красная, с разными литерами вокруг. Все по форме, поверь. А его посыльный… святой крест! После атамана Пашкова, дай ему Бог райскую жизнь, ничего подобного не видел! Это монах, но он стоит десяти. Он выпил за здоровье каждого из наших атаманов по полному стакану, один за другим, и залпом; и только когда он дошел до атамана Чики, то на мгновенье остановился на половине стакана, чтобы перевести дух.