Разумеется, это была чистейшей воды демагогия. Батиста вовсе не намеревался «самоустраняться» от

власти. Правительственным кандидатом на пост президента назначили премьер-министра Андреса Риверо Агуэро — креатуру Батисты, его бывшего личного секретаря, игравшего роль «сержанта при сержанте». Даже газета «Уолл-стрит джорнэл» — рупор американских монополий, горячо поддерживавшая режим Батисты, и та дала Риверо Агуэро такую уничтожающую характеристику: «Ничего не значащая марионетка Батисты». Что касается самого диктатора, то с поста президента он предполагал «самоустраниться» на пост... главнокомандующего вооруженными силами Кубы.

Однако фарс с переодеванием уже никого не мог обмануть. Как ни велик был соблазн остановить победную поступь Повстанческой армии с помощью закулисного маневрирования, на это теперь не могли пойти даже представители «нейлоновых освободителей» без риска окончательно разоблачить себя в глазах народа. Вот почему от участия в избирательной комедии отказались все оппозиционные круги, за исключением полностью дискредитировавших себя и потерявших всякое влияние группировок Грау Сан Мартина и Карлоса Маркеса Стерлинга.

Дореволюционная Куба видела много разных «выборов»: на одних голосовала американская морская пехота, на других избирательными бюллетенями служили ассигнации, на третьих основным средством массовой агитации являлась полицейская дубинка. Но то, что происходило в стране 3 ноября 1958 года, не поддавалось никаким сравнениям. Поскольку Батиста приказал любой ценой обеспечить успех выборов, во всех районах страны, находившихся под контролем правительственных войск, развернулась настоящая охота за избирателями. Уклонение от голосования объявлялось «государственным преступлением», но кубинцы не желали идти на избирательные участки, походившие больше на военные казармы, чем на места народного волеизъявления. Поэтому отряды полицейских рыскали по домам и насильно доставляли избирателей к урнам. Можно представить себе, насколько критическим было положение режима Батисты, если власти пошли на такие крайние меры,— ведь в их распоряжении находились все классические средства избирательного мо

шенничества, вплоть до фальсификации результатов голосования!

Показательно, что в самый канун выборов Вашингтон вновь продемонстрировал свою политическую поддержку режиму Батисты. 23 октября государственный департамент выступил с заявлением, представлявшим собой фактический ультиматум Повстанческой армии.

Повстанцы имели веские основания подозревать ба-тистовцев в подготовке крупной провокации в районе никелевых рудников в Никаро. Они опасались, что батистовцы, воспользовавшись происходившими в этих местах боями, инсценируют убийство повстанцами работавших там инженеров-американцев и взрыв принадлежавшего американской компании предприятия. Подобная провокация, по масштабам своим близкая к взрыву американского крейсера «Мэн» в Гаванской бухте в 1898 году (что дало Соединенным Штатам «повод» объявить Испании войну), создала бы предлог для открытой интервенции американской морской пехоты на Кубу. j.

Повстанцы решили упредить события и похитили инженеров прежде, чем был приведен в исполнение коварный замысел. Формально против похищения американских граждан и протестовал 23 октября государственный департамент, угрожая повстанцам «иными мерами», если они в 24 часа не освободят похищенных инженеров. В действительности ультиматум имел целью припугнуть кубинцев возможностью открытого вмешательства США во внутренние дела Кубы. Это была еще одна попытка подпереть разваливавшееся здание диктатуры. (Что касается «интернированных» инженеров, то они задолго до заявления государственного департамента уже находились на свободе!)

Но ни полицейские методы, ни очередной политический демарш Вашингтона не помогли режиму Батисты. «Победу» на «выборах», разумеется, одержал правительственный кандидат. Но итоги голосования знаменовали не победу, а совершенно очевидное поражение диктатуры: даже батистовский избирательный трибунал не смог назвать более высокую цифру участвовавших в голосовании избирателей чем 40 процентов. В действительности же в «выборах» приняло участие менее четверти всех избирателей.

73

Возникает закономерный вопрос: на что рассчитывали клика Батисты и ее хозяева, организуя фарс 3 ноября? Ведь его исход вряд ли у кого-либо вызывал сомнения, а о «демократическом» камуфляже режима Батисты никто никогда не заботился...

Ответ на этот вопрос дает анализ перегруппировки политических и классовых сил, происшедшей в стране и за ее пределами после весны 1958 года.

Неудача всеобщей забастовки 9 апреля была уроком как для лидеров «Движения 26 июля», так и для широких масс кубинских трудящихся; она еще раз показала: без единства и координации действий всех сил, борющихся против тирании, добиться успеха не удастся.

Анализируя уроки всеобщей забастовки, Национальный комитет защиты требований рабочих и борьбы за демократизацию Конфедерации трудящихся Кубы (деятельностью этого комитета руководила Народно-социалистическая партия) в своем меморандуме от 6 июля 1958 года указывал: «Несмотря на это временное поражение, рабочий класс и народ Кубы не падают духом и продолжают борьбу за свои насущные требования: прекращение террора и преступлений, освобождение всех политзаключенных и так далее. Сам факт провала забастовки поставил на повестку дня необходимость объединения. Открылись новые, более широкие возможности для единства... Трудящиеся и народ Кубы ведут великий бой за свержение угнетателей, за восстановление свободы и демократии, профсоюзных свобод и независимости рабочего движения от всякого правительственного контроля, за независимость и национальный суверенитет нашей родины».

В июне — июле 1958 года Национальный комитет защиты требований рабочих и руководство «Рабочей секции» «Движения 26 июля» возобновили переговоры о единстве действий. В октябре они достигли соглашения об образовании Национального объединенного рабочего фронта (ФОНУ), к которому несколько позже присоединились другие рабочие организации. Была разработана программа борьбы за профсоюзные и демократические права и поставлена главная цель — свержение тирании. По всему острову распространялись тысячи прокламаций с воззванием ФОНУ, разъясняв

шим его цели. На фабриках и сахарных заводах, в мастерских и на транспорте возникли сотни нелегальных низовых комитетов ФОНУ, деятельность которых имела важное значение для укрепления революционного единства левых сил.

Одновременно происходил процесс сближения различных организаций, выступавших против диктатуры Батисты. Характеризуя позднее этот процесс, Фидель Кастро говорил в своей лекции «Организации революции»: «Прежде всего о нашей позиции; она состояла в том, что мы были готовы сотрудничать с любым движением, которое было намерено бороться за свержение Батисты, и это было для нас решающим фактором... Не следует забывать, что на Кубе было достаточное число политических деятелей, которые имели влияние в народе и имели средства; другие не имели престижа, но зато имели деньги, третьи пользовались влиянием, но не имели средств. Мы прошли определенный этап, наблюдая за событиями, готовые к сотрудничеству с любым движением».

В середине июля 1958 года в венесуэльской столице Каракасе состоялось совещание находившихся в эмиграции представителей «Движения 26 июля», «Революционного директората», организации «аутентиков», партии «ортодоксов», Федерации университетских студентов и других. Участники совещания приняли решение создать «Гражданский революционный фронт» и призвали все оппозиционные силы объединиться вокруг Повстанческой армии. Как отмечала 22 июля нью-йоркская газета «Диарио-де-лас-Америкас», «Каракасский пакт» предусматривал, в частности, следующую программу: общая стратегия в партизанской войне, создание временного правительства до проведения выборов, наказание главных сообщников Батисты, сотрудничество с группами военных, выступающих против Батисты. Временным президентом Кубинской республики в эмиграции был провозглашен бывший член Верховного суда Кубы Мануэль Уррутиа Льео.