В государственном департаменте началась серия совещаний, в которых участвовали представители Пентагона и Центрального разведывательного управления. На повестке дня стоял один вопрос: как дальше быть с Кубой?

Представители военного ведомства предложили организовать одностороннюю интервенцию: морская пехота, дескать, быстро наведет на острове порядок и тем самым напомнит остальным латиноамериканским странам, что США не позволят «творить безобразия» ни в 90 милях от своих берегов, ни на более далеком расстоянии. Однако против предложения Пентагона возразил госдепартамент: в мире еще не осела пыль, поднятая сапогами американской морской пехоты шестью месяцами раньше в Ливане, и поэтому дипломаты считали необходимым в создавшихся условиях найти какое-нибудь «прикрытие»; чаще всего упоминалась Организация американских государств. «Соединенным Штатам, кажется, уже слишком поздно принимать

6 В. Листов, Вл. Жуков 81

какие-либо меры,— писала 9 декабря 1958 года «Нью-Йорк тайме».— Теперь надежда — и то слабая — на Организацию Американских Государств».

К ней и обратили взоры империалисты США, пытавшиеся найти формулу для «прикрытия» своего вмешательства на Кубе или, как «элегантно» выражались американские газеты, для «прекращения кровопролития». При этом государственный департамент искал поддержки даже не у всей ОАГ, а лишь у некоторых стран, входящих в нее. Однако поиски «формулы» ни к чему не привели. Позднее, уже 31 декабря, «Нью-Йорк тайме» сокрушенно сетовала на то, что ОАГ, дескать, «проявила слабость» и не смогла действовать так, как этого требовал Вашингтон.

Но события на острове подстегивали участников заседаний в американской столице. В конце концов вашингтонские «стратеги» остановили свой выбор на испытанном варианте: в Гаване следует произвести «смену караула». Батиста должен освободить место для новых людей, которые постепенно утихомирят страсти и вернут политическую жизнь Кубы в старое привычное русло — в прошлом такая тактика не раз приносила успех.

...В сутолоке заседаний и встреч пять дней промелькнули для Эрла Смита как один день. Он смог «перевести дух» только после того, как самолет оторвался от бетонированной площадки международного аэропорта в Майами.

Под крыло убегали ряды аккуратных, утопавших в зелени одноэтажных домов. Возле них поблескивали автомобили. Потом золотистый пляж отсек темную зелень курорта от бирюзовых, причудливой формы пятен прибрежной отмели. Внизу засинела гладь моря, но и она вскоре исчезла. В иллюминаторе замелькали ватные клочья туч. Стало потряхивать. «Декабрь... Неспокойное время года»,— устало подумал Смит, откидываясь в кресло и закрывая глаза. В памяти вновь возникли сцены вашингтонских совещаний.

«Конечно, задача не из легких, но отнюдь не неразрешимая,— думал он.— Главное — опереться на нужных людей. Избранные в ноябре президент Андрее Риверо Агуэро и вице-президент Гастон Годой уже не годятся: слишком тесно связаны с Батистой. Нужно об

ставить дело таким образом, чтобы все это походило на настоящий государственный переворот. Новую власть обязательно должна возглавить армия. И конечно, гражданские лица, представляющие «широкую общественность». Дела не так уж плохи, как это кажется на первый взгляд... Мятежники, конечно, поднимут шум, но что они могут сделать? Они не посмеют крутить нам хвост...»

Встречавшие Смита в гаванском аэропорту сотрудники посольства почувствовали: шеф спокоен.

Однако информация, которую послу сообщили по дороге в посольство, основательно испортила ему настроение. Положение в стране оказалось гораздо более серьезным, чем это представлялось в Вашингтоне. Сообщения из Орьенте свидетельствовали о крупных военных успехах повстанцев. Сантьяго блокирован отрядами Повстанческой армии и отрезан от остальной части острова. Колонны во главе с Камило Сьенфуэгосом и Эрнесто «Че» Геварой фактически рассекли остров надвое. Батиста, по сути дела, утратил контроль над тремя из шести провинций острова — Орьенте, Кама-гуэй и Лас-Вильяс. В столице тоже создалась крайне напряженная обстановка. Есть данные о подготовке гаванским подпольем новой всеобщей забастовки. Но самое страшное заключалось даже не в поражениях. Начала разваливаться армия, ее дух сломлен, и уже не отдельные солдаты, а целые части отказываются воевать...

Смит понял: о том, чтобы осмотреться и детально подготовить «операцию», не может быть и речи. Теперь надо действовать немедленно. С чего начинать? На узком совещании ответственных работников посольства, созванном сразу же после возвращения Смита, было решено постараться прежде всего выиграть время. Требовалось хотя бы на несколько дней остановить наступление повстанцев. Начальнику Объединенного штаба кубинских вооруженных сил генералу Кантильо предложили установить контакт с Фиделем Кастро и начать переговоры.

— О чем? О чем угодно! — сказал ему в личной беседе Смит.— Ну хотя бы о прекращении боев, об условиях ареста Батисты, о сооружении приюта для сирот в Варадеро... Торгуйтесь, идите на уступки, выдвигайте

новые условия, затягивайте переговоры... Привыкайте к нелегкому бремени руководства государством. С мятежниками свяжетесь через падре Гусмана. На него можно положиться. Батисту возьму на себя. Разумеется, о его настоящем аресте не может быть и речи.

Батисту Смит действительно «взял на себя». История не донесла до нас детали беседы, в ходе которой диктатору предложили выехать из страны вместе с семьей и даже вывезти все награбленные им богатства. Но судя по всему, он не сопротивлялся. Батиста догадывался, что именно замышляют американцы. Он знал о встречах дипломатов США с Кантильо, с другими военными и политическими деятелями его режима. Все это бесило тирана, и он не раз испытывал искушение разделаться решительно со всеми, кто метил в его кресло. Однако против него выступали не «обычные заговорщики», а Соединенные Штаты. Диктатор понял: пора уходить «добровольно», пока хозяин гарантирует ему сохранение жизни и имущества...

Основная часть капиталов Батисты давно уже хранилась в надежных швейцарских банках. Теперь за границу были переведены и те оборотные средства, которыми он распоряжался на Кубе. В «Кампо Колумбиа» стоял четырехмоторный ДС-4, готовый в любую секунду перенести его в безопасное место. Сразу же после возвращения Смита из Вашингтона Батиста направил к доминиканскому диктатору Трухильо своего премьер-министра Геля и министра труда Риваса. Официальная цель их миссии заключалась в ведении переговоров о закупке оружия, неофициальная — в подготовке для Батисты убежища в Санто-Доминго. Затем под предлогом встречи Нового года в Нью-Йорк вывезли двух младших сыновей диктатора.

Как видим, Батиста спокойно принял из рук американцев шелковый шнурок. Его беспокоило только одно: вдруг в последний момент хозяева нарушат свое слово, вдруг Вашингтон решит полржить его жизнь на алтарь искупления собственных грехов? На протяжении многих дней эта мысль навязчиво преследовала Батисту. На всякий случай он решил перебраться на загородную виллу «Кукине», охраняемую отборными телохранителями; по его приказу ДС-4 перегнали

в ту часть аэродрома, до которой из «Кукине» было рукой подать. Свои последние дни на кубинской земле Батиста безвыездно провел на вилле, полностью отрешившись от государственных дел.

Между тем в Гаване происходили важные события. 28 декабря в «Кампо Колумбиа» собрались члены Объединенного штаба кубинской армии. Но обсуждали они отнюдь не военные, а политические вопросы. После совещания стало известно, что на действительную службу возвращается генерал Хосе Педраса. В 30-х годах Педраса был одним из ближайших сподвижников Батисты, затем они поссорились, и в 1940 году генерал даже организовал против Батисты заговор. Заговор раскрыли, и в течение 18 лет Педраса находился не у дел.

Теперь его снова «возвращали в строй».

Другой важный вопрос, обсуждавшийся на совещании армейской верхушки,— сообщение генерала Кантильо о встрече с главнокомандующим Повстанческой армии.