невольников. «По бесконечности скача, туда уносятся» призраки, исчезающие из залы.

Но что с того, раз здесь остался поэт, раз Кастро Алвес здесь, чтобы вести их за собою?

Все стоят и аплодируют. И главное, подруга, стоят *. Сан-Пауло радуется, что гений

поэта оказался чистым золотом. С этого дня Кастро Алвес — любимец студентов, и

преподаватели с Жозе Бони-фасио во главе — его друзья. Жозе Бонифасио под руку с

поэтом проходит по улицам Сан-Пауло, они беседуют о текущих проблемах, о

прогрессе, о мировоззрении молодежи. Друзья по Ресифе, в частности Руй Барбоза, не

оставляют его. Набуко стал его товарищем с того дня, как Кастро Алвес прочитал

«Гонзагу». Бразилио Машадо — известный юрист — тоже его лучший друг. Падре

Шико питает к нему отеческую привязанность. И студенты идут за ним,

11 Жоржи Амаду 97

они убегают с занятий, чтобы слушать его, тем более что им есть чему у него

поучиться *. Он читает «Гонзагу» в присутствии всех студентов, в присутствии

театральных и общественных деятелей, и ему всюду сопутствует успех. Жоаким

Аугусто решает поставить драму в своей труппе, где уже работает Эужения. На этом

вечере, где читалась «Гонзага», аудитория потребовала повторения стихов, которыми

заканчивается драма, и Жоаким Набуко продекламировал их с воодушевлением.

За Кастро Алвесом ходят по улице, на него показывают, он идол молодежи. Сан-

Пауло переживает интеллектуальное возрождение. Поэт Кастро Алвес внес в

дискуссии студентов, в разговоры и мужчин и женщин темы освобождения от рабства

и создания республики.

Второго июля, в день, когда Баия в борьбе за независимость победила последних

португальцевон выступает в театре. Перед чтением стихов он в кратком вступлении

излагает свои мысли о единстве Бразилии, он говорит, что страна так велика и расы в

ней так перемешаны, что, в сущности, это один народ с одинаковыми чаяниями и

чувствами. Для него Бразилия едина; славные дела севера — слава и для юга, подвиги

людей Сан-Пауло принадлежат одинаково южанам и жителям северо-востока *. В этот

вечер он заслужил еще один крупнейший общественный триумф. Душа народа Сан-

Пауло была взволнована стихами, в которых поэт с грубой силой описывает битву в

Кабрито. Два других северянина, один из Пернамбуко, другой из Баии, тоже высокие

умы страны, прочитали стихи, посвященные этой памятной дате, — то были Жоаким

Набуко и Руй Бар-боза *. Им тоже аплодировали с воодушевлением, и тем не менее это

было далеко от того, как встречали Кастро Алвеса, — его прерывали на каждой строфе

аплодисментами и выкриками, от которых, казалось, вот-вот обрушится свод театра.

Декламация «Оды Второму Июля» затянулась, подруга, на-

1 Это произошло в 1823 году.

97

долго, так как переполнившая театр публика аплодировала каждому смелому

образу, каждому из этих мужественных стихов, в которых слышались шумы сражения.

Волнующие звуки горна, зовущего к на* ступлению, топот коней, пронзительный свист

пуль, грохот орудий — вот что слышалось в этих стихотворениях. Это, подруга, он

любил изображать: два народа, один против другого на поле битвы. Но не только два

народа: два мировоззрения. Мировоззрение господина, хозяина, того, кто хотел бы

продлить свое господство. И мировоззрение народа, того, кто борется за свое

политическое освобождение, за свою независимость. Народ, разорвавший оковы раб-

ства, и Португалия, стремящаяся продлить обладание Бразилией, как гигантским

97

рабом. И в Париже и на холмах Кабрито близ Баии свобода и рабстве, прошлое и

будущее встретились в смертельной схватке.

Второго то было июля. На холмах Баии шел бой. И смерть там скосила немало

Своею кровавой косой. Следя за борьбой исполинов, Сомненьем томился народ: Кого

увенчает победа? Который из двух упадет?

Чтобы описать судьбу сражения, которая была и судьбой народа, поэт обратился,

моя негритянка, к ночи и небесным светилам. И те смогли увидеть, что творилось на

полях Баии:

Кипела там грозная битва, Ее не вели два народа: Грядущее с прошлым сражалось,

И с рабством боролась свобода.

Это была битва не на жизнь, а на смерть, последнее отчаянное усилие хозяев

колониальной страны сохранить ее за собой как фазенду и отчаянное усилие

свободных сыновей земли сделать ее независимой. Народу Сан-Пауло он рассказал об

этом в стихах, и они остались, как самое совершенное на португальском языке

описание этого сражения:

11*

98

В дыму колыхались знамена, Как гневная стая орлов; Оделось зеленое поле В наряд

из кровавых цветов. Казалось, сам ангел победы Смущен и не может решить: Кому же

из двух исполинов Венок на чело водрузить?

Но победа, подруга, осталась за народом, который сражался за свою землю, за свою

независимость, за свою свободу. Ах, свобода, подруга! Мечта Кастро Алвеса, его

возлюбленная, его невеста, сестра, любовница! Свобода — это то слово, которое он ча-

ще всего употреблял в своей поэзии, которое окружал самыми красивыми эпитетами,

которое было главным в его лучших стихах. Ни одна женщина — ни Леонидия, ни

Эстер, ни даже Эужения Камара — не заслужила от него таких возвышенных образов,

пронизанных такой неистребимой любовью:

Когда же на небе бесстрастном Вечерние звезды зажглись, Над полем сраженья

затихшим Такие слова раздались: — Свобода! Ты здесь одержала Одну из славнейших

побед. Грядущего символ! Царица! Любимица солнца, привет!

И как Кастро Алвес был в Бразилии прообразом солнца и будущего, так и свобода

являлась его невестой и супругой. Он был ее возлюбленным.

В академическом и восторженном Сан-Пауло поэт одерживает триумф за

триумфом. На празднике в честь героев войны с Парагваем он прочитал «Кошмар в

Умайте», те стихи, что не так давно наэлектризовали толпу в Рио-де-Жанейро. Он

сотрудничал в газетах, вел переговоры о постановке «Гон-заги», писал любовные стихи

и мятежные поэмы. Перед красотой его стихов и их успехом у народа другие поэты на

публичных выступлениях «не имели мужества выставлять свои сочинения из боязни

сопоставления» с его стихами.

Он задумал создать в Сан-Пауло студенческий

98

театр и основать литературное общество. Этот год в Сан-Пауло, подруга, был для

него годом интенсивной работы и творческих достижений. «Гонзага» в исполнении

Эужении и Жоакима Аугусто — другое звено в цепи его успехов *.

Однако наиболее славным делом за время пребывания поэта в Сан-Пауло была

кампания против консервативной партии. Кастро Алвес, борец за освобождение негров

и создание республики, не был связан ни с одной из двух партий монархии. Но когда

пал либеральный кабинет Закариаса и когда Итабо-раи — глава консервативной партии

— захватил власть в свои руки, поэт использовал момент для агитации в пользу

аболиционистского движения. Он вступает в политическое соглашение с либералами, в

98

лагере которых Жозе Бонифасио, и выступает в его защиту в газете республиканцев *.

Падение Закариаса взволновало Сан-Пауло, дуновение свободы пронеслось па городу,

атмосферу в котором так изменил Кастро Алвес. В зале «Атенеу Паулистано» собра-

лись политические деятели и молодежь на митинг, чтобы протестовать против

произвола императора.

Два студенческих лидера — Феррейра де Менезес, уважаемый и даже внушающий

страх, и Жоаким На-буко, влияние которого уже начало распространяться в стране,

выступили на вечере до Кастро Алвеса. Они нападали, критиковали, протестовали. Они

протестовали против того, что за борт государственного корабля выброшены либералы,

но они ни слова не проронили против монархии. Дело в том, что либеральная партия