каждым его шагом разворачивалась жизнь — проходили мужчины, красивые женщины,
негры-невольники. Но если Порсия и Леолино, Жулия Фейтал и младший лейтенант,
если стоны негров, избиваемых кнутами надсмотрщиков, если горе, обрушивающееся
на людей, заставляло Жозе Антонио бежать от мира и погружаться в свои далекие от
реальности мечты, то Антонио, которого прозвали Сесеу, жил целиком в этом мире и в
грезах видел реальных людей — тех. кто сопровождал его еще в ранние детские годы.
Он силился понять этот мир, он думал, что, если когда-либо станет слагать стихи — а
ему предстояло их слагать, — все прочувствованное станет мотивами его творчества.
Ради эгоистического одиночества он не устранится, как Жозе Антонио, от повсе-
дневной жизни людей, от их радостей, борьбы, от их слез.
Жозе Антонио идет впереди с полузакрытыми глазами, замкнувшись в своих
мечтаниях, не видя камней на дороге, идет отрешенный от всего, и женщины
догадываются, подруга, что он дружен только со смертью и сердце его бьется лишь
ради нее. А Сесеу, и женщины это тоже чувствуют, в один прекрасный день станет
большим человеком, и имя его пронесется от края до края страны, и каждый
20
произнесет его с уважением и любовью. Они предугадывают в Сесеу поэта, который
своей жаждой Любви покорит многих женщин, и они откроются перед ним, как
полевые цветы под лучами утреннего солнца; они предчувствуют в нем человека,
который на площадях, в театрах, в* академиях провозгласит
21
новое слово, новые идеи. В его слабых и изящных руках юноши они видят руки,
которые разорвут цепи насилия и рабства, в его нежном и музыкальном голосе они
слышат голос, который будет звучать громче всех и придаст словам особый смысл, они
слышат голос, который сделает слово своим грозным оружием. Они видят в его глазах
молнии, которые, настанет время, озарят небеса городов и зажгут в сердцах людей свет.
Милая подруга, женщины в гораздо большей степени, чем мужчины, обладают
даром провидения. Они раньше нас предчувствуют пробуждение в человеке гения и
для этого человека становятся и красивыми и ласковыми.
Жозе Антонио проходил по улицам мрачный, с замкнутым лицом, словно шел к
смерти, и женщины не тревожили его. Но они подзывали Сесеу, брали в свои
бархатные ручки его лицо, целовали глаза, ощущали жар его высокого лба. Сесеу был
еще мальчиком, но женщины знали, что он станет знаменитостью.
В сертане, подруга, мальчик видел, как надсмотрщик избивает невольников кнутом
по спине, как кровь ручьем течет по каменистому полю, видел, как сертанежо
преследуют врага с ружьем в руке и с ножом за поясом, видел, как тайная любовь ищет
убежища в темной, непроницаемой чаще, видел, как предрассудки губят людей. Он
знал о ребенке, который был принесен в жертву предрассудкам. Позже глаза его, еще
сохранившие видение дикости нравов сертана, увидели в городе дядю, который стал во
главе людей, поднявшихся на борьбу.
И он не хотел, моя подруга, бежать от этих сцен, бежать от жизни.
Жозе Антонио, как и брат, чувствовал боль в сердце каждый раз, когда стон
невольника нарушал тишину полей и проникал в каза-гранде. Но в отличие от брата он
в эти минуты закрывал глаза и уши, как закрывал их и потом в городе, когда видел на
площади людей — под предводительством его дяди они протестовали против произ
21
вола и требовали свободы. Жизнь казалась ему нелепой, ошибочной и страшной.
Он не хотел ее, не хотел участвовать в ней, он предпочитал уйти от нее. Когда боишься
жизни, дорогая подруга, когда думаешь, что удел человека — горе, а смерть прекрасна,
как самая красивая из женщин, тогда смерть — возлюбленная, она превыше всего, и
только она может дать благо, которого нет в жизни. Такие люди, как Жозе Антонио,
шествуют к смерти твердым и решительным шагом, словно идут на праздник, ведь их
ничто не привязывает к жизни.
Но для Сесеу, младшего брата, смерть не была прекрасной возлюбленной; он
обнаружил, что борьба за свободу прекраснее смерти, что счастье создано для всех,
нужно только его завоевать, что, если есть свобода, жизнь — подарок, праздник. Брат
шел к одиночеству смерти, Антонио предпочел смешаться с толпой и идти со всеми на
борьбу за освобождение от оков рабства.
Жозе Антонио был просто поэтом, его брат — гением.
По этим улицам, подруга, ходил мальчиком Кастро Алвес. На этих улицах женщины
видели его еще юношей и тогда же предрекли ему большое будущее, ибо у него был
лоб апостола, глаза борца и язык его знал слова, которые, как огонь, обжигают
противников свободы.
Если бы улицы Баии, ее холмы, обложенные изразцами домики и золотом
украшенные церкви под несравненным голубым небом, подруга, если бы даже они и не
21
были так красивы, то и тогда твой город был бы самым прекрасным в Бразилии, потому
что на его улицах Кастро Алвес научился любить свободу.
По этим улицам ходили двое мальчиков. Оба были поэтами, и в их сердцах сильнее,
чем в сердцах других, отражалось все, что происходило вокруг них *. Каждая слеза,
каждый стон на земле находил в них отклик. Эти два мальчика — как два символа.
Один — и с ним столько художников в мире,
22
столько поэтов, столько романистов — бежал от страдания, закрывая глаза на
жизнь, замкнулся в себе, и одиночество стало для него преддверием смерти. Он
изменил своему гению и своей миссии. Много таких, как он, подруга. Но другие
предпочитают удел Кастро Алвеса. Для Жозе жизнь была черной ночью. Кастро Алвес
знал, что у всех этих ночей есть рассвет.
Зеркально отражают воды Цветок на празднике весны; Твои же молодые годы В
моей весне отражены.
Прошли годы, и однажды Кастро Алвес, подруга, вернулся в сертан. Со слезами на
глазах, простирая руки, бросилась ему навстречу Леонидия. Она сразу же узнала его,
хотя он возмужал за эти годы, что провел в Ресифе, Сан-Пауло, Рио-де-Жанейро и в
Баие. Все эти годы он жил для людей, и голос его был голосом тысяч, и слово его
отражало мужество и отвагу всего народа. Он изнурил себя в борьбе, которую вызвало
его слово, в борьбе за освобождение рабов, в борьбе за свободу всего народа. Он
поднимал людей на восстание. И оружием его была поэзия, и она вонзалась глубже,
чем кинжал, и ранила сильнее, чем он. Поэт заронил надежду в сердца людей, что
придет фея радости и принесет любовь всем обездоленным, и улыбку на уста неволь-
ников, и хлеб, самому бедному очагу, и свободу.
22
Он был, подруга, подобен звезде, которая, внезапно возникнув, предвещает конец
бури. Разве ты не видела с кормы рыбачьей лодки или парусника, как смертоносная
буря несется над морем, скрывая голубизну неба, наполняя страхом сердца женщин?
Суденышки борются, но ветер силен, высоки волны, ураган срывает с причалов
корабли. И тогда, подруга, неизвестно откуда, то ли с неба, то ли с моря появляется
звезда и прорезает мрак. Это свет в ночи. Страх уходит из сердец людей. Это
предвестие затишья.
Таким был Кастро Алвес, подруга. Темна была ночь без звезд на бурном небе.
Черные люди пели с своей горькой судьбе, и слезы их лились, как песни в макумбах
которые они в городах выкапывали под землей *. И белые люди тоже веками
безнадежно взывали к небу; ведь и они были почти такими же рабами, как и черные.
Тогда-то свет звезды возвестил, что свобода — это заря, которая разгонит бурную ночь,
и все увидят голубизну неба и будут улыбаться, как дети. Когда люди уже думали, что
22
ночь урагана и смерти будет длиться вечно, что никогда под небесами не засияет заря,