Федора Федоровича.

Ваше желание быть сожженной одобряю вполне. И я хотел бы того же. Благодарю

Вас за честь, мне оказанную, и за доверие. На практике не знаю, как поступить. И

потом: почему я должен пережить Вас?

При состоянии моего здоровья это просто невозможно. Я - в полном одиночестве.

122

Не первый год. Одно расстроилось, другое не могло наладиться. Горчайшую нужду

переживаю. Ничего ниоткуда не имею. Нередко не ем. Живу каким-то чудом. И сам не

знаю - к а к. Люди черствы и скотоподобны. Не помогают даже богатые. Конечно же, я

ничего ровно не пишу: люди недостойны Искусства!.. Для себя?! Я давлю в себе

малейшее вдохновенье. Болезнь сердца: застарелый аппенди

цит, сердце изношенное. Одышка, головные боли, частые и жгучие. Фелисса

Мих<айловна> сидит сидьмя в Тойле - совсем тоже больная и мрачная: почки

хронически болят. И душа.

Что касается Вакха, ему 1-го авг<уста> исполнится 16 лет. Окончил шестиклассную

начальную школу, один класс ремесленного, а осенью 1937 г. поступил в

Госуд<арственное> техн<ическое> учил<ище> с пятилетним курсом. Этой весной

блестяще, — без экз<аменов>, — перешел во второй класс. А строгости там

невероятные, и многих среди года даже гонят прочь. Еще 4 года должен учиться, и

тогда будет мастером на заводе с окладом около 50 $ в месяц. Но, увы: уже просто нет

никакой возможности с осени, т. е. с 1 сент<ября>, ему дальше учиться. Очевидно,

останется на зиму в Тойле при голодающей матери. Ужасно, дорогая, что я хочу и не

могу им ничем помочь! Равно и себе самому. Придется, видимо, не сегодня-завтра уйти

из этой несправедливой, издевательской жизни. Немыслимо переносить муки свои и

близких. А Вакх — хороший, честный, добрый, способный, деликатный. Не дать ему

образование — нельзя жить. Он сказал, что никогда не оставил бы нас с Ф<елиссой>

М<ихайловной>, окончив школу. Болезненно переживает невозможность окончания

школы. Еще бы: пансион в Ревеле стоит ему ежемесячно 11 долларов! Откуда же мы

можем бесконечно доставать такую сумму?! Первый год содержало Минсис- терство>

нар<одного> просв<ещения>, но с весны прислало формальный отказ: за неименьем

средств. Простите за откровенности — невеселые и жуткие. Всегда помним и любим

Вас, а если не пишем, не хотим ныть. И омрачать Вас. Асю целуем, целую Ваши ручки,

Ф<елисса> М<ихайловна> шлет сочувствие, сама совсем умученная. Будьте добры и

благостны!

Всегда любящий Вас Игорь

Напишите о получении этого письма и пишите впредь, прошу. В Тойле буду около

17-20 июля.

1

20 декабря 1920 г.

Toila, 20. XII. 1920

Светлый Собрат!

С удовольствием исполняю Вашу просьбу - посылаю Библиографию. Надеюсь, буду

получать журнал. Если я до сих пор жив, то только благодаря чуткой Эстии: эстонский

издатель выпустил 3 книги моих стихов, эстонская интеллигенция ходит на мои вечера

(1-2 раза в год), крестьяне-эстонцы дают в кредит дрова, продукты. Русские, за редкими

исключениями, в стороне. А русские издатели (заграничные, т. к. в Эстии их вовсе нет)

совсем забыли о моем существовании, напоминать же им о себе я не считаю удобным.

Если бы Вы в случайном разговоре с Заксом, Ладыжниковым или кем-либо из

других дали им понять, что я еще жив, Вы оказали <бы> мне этим громадную пользу,

тем более что «дорожиться» бы я не стал, находясь в таком тяжелом положении.

Попросил бы издателя, в случае желания, приобрести у меня одну или несколько

книг, выслать известную сумму герм<анских> мар<ок> чеком в заказн<ом> письме,

выслать сейчас же по получении от меня Рукописи желаемого тома.

Я пишу Вам все это потому, что интуитивно чувствую в Вас Челове- ка. Других

123

лиц, к котор<ым> я мог бы обратиться в Берлине, у меня нет.

С искрен<ним> уважен<ием>

Игорь Северянин

Estland, Eesti. Toila, Postkontor

Глубокоуважаемый collega!

Благодарю Вас за журнал и за предложение о книгах. В конце марта или в первых

числах апреля я буду в Берлине и тогда переговорю с г. Заксом. Только что вернулся из

Риги, где дал 2 концерта и подписал контракт на 11 концертов, между прочим, 3 в

Берлине. Надеюсь повидаться с Вами, чтобы лично поблагодарить. Имею 3 визы в

Голландию, на днях еду в Ревель хлопотать о германских транзитных. Для этого

необходимо, чтобы мне поспособствовали из Берлина. Но я там никого не знаю. Не

будете ли Вы добры заявить в Мин<истерство> ин<о- странных> д<ел>, что Вы меня

ждете. Извиняюсь за беспокойство, но Вы меня, надеюсь, оправдаете. Выезжаем из

Эстии в Двинск 15 марта.

Германия страшно задерживает обыкновенно присылку разрешения.

С подобной же просьбой я обращаюсь к редакции «Голоса России» и к г. Заксу. Что

касается присланного Вами листка, к сожал<ению>, ничего сообщить не могу нового,

т. к. живу 3 года в глуши.

С искр<енним> уваж<ением>

Игорь Васил<ьевич> Лотарев

Сообщаю на всякий случай сведения о себе и жене.

Игорь Вас<ильевич> Лотарев (Игорь Северянин), род<ился> 4 мая 1887 г. в

Петербурге. Русск<ий> под<данный>. Правосл<авный>.

Мария Васил<ьевна> Домбровская (Балькис Савская). Род. 20 ав- г<уста> 1895 г. в

Гродненской губ. Русск<ая> под<данная>. Право- сл<авная>.

Импресарио: Ханой Сролевич Лурье. Литовск<ий> под<данный>. Свед<ений> пока

о нем не имею. Проживает в Ковно и в Риге: все время разъезжает.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО РЕДАКТОРУ «ПОСЛЕДНИХ ИЗВЕСТИЙ»

Дорогой Ростислав Степанович!

Крепко целуя Вас за Вашу сердечную телеграмму, прошу оттиснуть следующее:

Выражаю, как это в подобных случаях принято, признательность поэтам за

посвященные моему двадцатилетнему юбилею «приятельские» стихи, знакомым и

незнакомым — за письма и телеграммы, газетам - за так называемые «приветственные»

статьи... Но больше всех благодарен я — хотя это, может быть, и совсем не принято —

неизвестному мне лично мальчику, Вите из Ревеля, принявшему мой призыв в

новогоднем номере «Последних известий» - как это и следовало всем сделать всерьез

— и поэтому приславшему сто эстонских марок.

Я горжусь, что еще (или уже?) существуют такие мудрые русские мальчики; он же

может гордиться в свою очередь тем, что подарил русскому - своему - поэту день

творческой жизни!

Предлагаю всем эмигрантским газетам перепечатать мое письмо.

Ревель 6.11.1925 г.

с.

1

10

марта 1926 г.

Toila, Огго, Estonie

Светлый Собрат!

Я вижу, Вы узнали о печали поэта, — я вижу это из поступка Вашего — поступка

истого художника. Сердцем благодарю Вас за отвлечение на полтора месяца меня от

прозы, за дарование мне сорока пяти дней лирического сосредоточия. В наши дни —

124

это значительный срок, и я рад употребить его на создание значительных строф.

Любивший Вас всегда Игорь-Северянин

2

23

января 1939 г.

Poste Restante, Narva Yoesuu, Estonie

Светлый Сергей Васильевич!

По совету Дм<итрия> Ал<ександровича> Смирнова, сообщившего мне и Ваш

адрес, я пишу Вам, - простите за тревогу, - это письмо.

В 1918 г. я уехал с семьей из Петербурга в нашу Эстляндскую гу- б<ернию>,

превратившуюся через год в Эстонию. До 1934 г. я объездил 14 государств, везде читая

русским, везде кое-что зарабатывая. Конечно, очень скромно, но все же жить можно