Вечер 23 августа выдался теплым. Дело шло к полуночи, и в кампусе Университета Колорадо царило веселье. Через неделю начинался осенний семестр, и по Тринадцатой улице, на Университетском холме гуляли молодые люди в футболках и шортах. Кто-то зашел в бары и пиццерии, многие сидели на верандах и во двориках.

В шести кварталах оттуда, в относительно тихом районе, мирно спал в своей квартире на первом этаже Майкл Сандерс. Зазвонил телефон. Майкл снял трубку.

— В вашем районе замечена пума, — сообщил диспетчер Боулдерского центра чрезвычайных ситуаций, знавший о том, что Майкл занимается пумами.

Пуму увидели прямо на Тринадцатой улице: она, укрывшись в неосвещенном месте, наблюдала за людьми. «Остается только надеяться, что никто не пострадал», — подумал Майкл, вешая трубку. Он быстро оделся и вышел на улицу. Майкл очень опасался, что кошмар, давно мучивший его, станет явью и пума нападет на какого-нибудь подвыпившего студента.

Полицейские тоже были обеспокоены. Дежурный сержант Джим Хьюз, испугавшись, что подгулявший студент «решит погладить кошечку», направил на Университетский холм шестерых полицейских, чтобы те поймали пуму. Поступали сообщения о том, что зверя видели около кинотеатра, на углу Тринадцатой и Колледж-стрит, вскоре после окончания последнего сеанса. Полицейский Дейв Аллен, высокий крепкий мужчина, тихонько пробрался в проулок за кинотеатром, где стояли припаркованные машины. Единственный фонарь отбрасывал длинные тени.

Аллен надеялся, что страшный зверь окажется золотистым ретривером, но, оглядев проулок, он увидел, как из темного угла вышла огромная кошка с длинным хвостом, прошмыгнула по мостовой и снова скрылась во тьме. Пума направлялась к трехэтажному кирпичному комплексу, внутри которого был дворик с бассейном. Из дворика доносились оживленные голоса. Аллен вместе с напарником кинулся туда и крикнул студентам:

— Разойдитесь по домам! Здесь ходит пума!

Студенты тут же разбежались.

Полицейские осторожно проследовали за пумой во двор, где за подъездной дорожкой начиналась нестриженая лужайка. Пуму они обнаружили на вязе. Она сидела на ветке метрах в трех над землей, глаза ее блестели в свете прожекторов, длинный хвост мерно покачивался. Полицейские надеялись, что она сама уйдет из города, но, увидев ее на дереве, поняли, что нужен новый план действий. И решили снять пуму силой.

Прибыл рыжеволосый мужчина, одетый, как и положено охотнику на крупную дичь: в тяжелых ботинках, защитного цвета шортах, серой рубашке. В руках у него было ружье, стрелявшее заряженными снотворным стрелами.

Клея Липера вызывали, когда нужно было обездвижить какое-нибудь животное — чаще всего раненого оленя. С пумами он прежде никогда не работал и не знал, какое нужно количество кетамина. Если ввести слишком мало — пума проснется раньше времени, слишком много — и он убьет зверя. Но у Клея не было времени на размышления. Полицейские боялись, что зверь убежит. Клей приготовил стрелы и зашел во двор в сопровождении двоих полицейских.

Пума смотрела на них совершенно спокойно.

Метрах в десяти от нее они остановились. Клей расставил ноги, поднял ружье и прицелился в правое бедро пумы. Он спустил курок, и стрела с капсулой мягко вошла в тело зверя. Тот дернулся и полез вверх по дереву. Клей быстро вставил вторую стрелу, прицелился и выстрелил. Пума вздрогнула и, почувствовав слабость, сползла с дерева и скрылась в проулке.

Она прошла, шатаясь, по Линкольн-плейс и, обессилев, рухнула на землю. Когда подошли полицейские, пума уже крепко спала.

Том Говард, управляющий Отделом дикой природы, взял заботу о пуме на себя. Сначала он осмотрел зверя (это была двухлетняя самка сорок килограммов весом, судя по всему, она была вполне здорова). После осмотра Говард прикрепил ей к уху бирку с цифрой «10». Он поместил пуму в переносную клетку, прикрепленную ремнями к заднему сиденью его пикапа, и увез за двадцать километров от города. Там он выгрузил пуму и оставил ее у ручья. Еще некоторое время Том понаблюдал за дикой кошкой, чтобы удостовериться, что она не пострадала от всех этих процедур. Около четырех часов утра пума открыла глаза и зарычала. «Вот и отлично, — подумал Том. — С ней все в полном порядке, а мне пора сматываться».

— Я считаю, что с животными так и надо поступать, — сказал Майкл Сандерс. — Зверя выследили, ввели ему снотворное, проверили, здоров ли он, прикрепили к нему бирку, увезли подальше от города и отпустили на волю.

Он надеялся, что после того, что пуме пришлось вынести, она будет держаться от людей подальше. А если пума снова вернется в город и будет вести себя агрессивно, по бирке на ухе можно будет понять, что это пума-рецидивист и к ней нужно применить более серьезные меры, а при необходимости уничтожить.

— Очень жаль, что с пумой в каньоне Коул-Крик мы так не поступили, — переживал Майкл.

Равно как и с другими пумами, которые пожирали собак и выслеживали людей в окрестностях Боулдера.

К концу лета проблема с пумами таинственным образом сошла на нет. Осенью 1990 года пум иногда видели вблизи жилья, бывали случаи нападения на щенков, несколько раз звери задирали домашний скот (в сентябре — ламу, в ноябре — козу), однако встречи пум с человеком случались все реже и были не столь опасными. Словно те пумы, которые были причиной всех тревог, ушли из Боулдера. На самом деле так оно и было.

Достигнув двухлетнего возраста, самцы (а также некоторые самки), покидают места, где они выросли, и выбирают новую территорию. Эти пумы становятся кочевниками, они ищут земли, где удобно жить и охотиться, и отвоевывают их у старших зверей, уже обосновавшихся там. Новое поколение урбанизированных пум Боулдера, те, кто родился летом 1988 года, достигли этого возраста к осени 1990-го. Двухлетнюю самку, пойманную на Университетском холме, через несколько месяцев встретили в Маниту-Спрингс, в ста с лишним километрах от Боулдера. Ее опознали по бирке на ухе.

Странствующие пумы могут преодолевать огромные расстояния — в отдельных случаях до четырехсот километров, но обычно держатся поближе к местам, где родились, и чаще всего уходят оттуда километров на тридцать, а это как раз расстояние по прямой от Боулдера до Айдахо-Спрингс.

Скотт Ланкастер сделал очередную запись в своем дневнике: «Сон — 4—5 ч. Вес — 56. Пульс: пробуждение — 55, подъем — 62. Разница — 7». Осенью 1990 года восемнадцатилетний Скотт вел «Дневник велосипедиста», куда заносил данные о своем физическом состоянии и описывал тренировки.

Тот самый подросток, который в июле 1988 года участвовал в велогонке «Ред Зингер мини-классик», стал юношей, учился в старшем классе школы Клир-Крик в Айдахо-Спрингс, был стройным и мускулистым.

Скотт поставил перед собой цель стать профессиональным гонщиком.

Несколько месяцев назад, в июле, Скотт участвовал в одной из самых выматывающих гонок, маршрут которой проходил по высокогорным шоссе Соединенных Штатов. Начиналась она в Айдахо-Спрингс на высоте 2500 метров, а далее четыремстам велосипедистам предстояло подняться на две с лишним тысячи метров на вершину горы Эванс. Скотт, проделавший этот путь за два часа двадцать четыре минуты, был шестнадцатым в своей возрастной группе, куда вошло двадцать пять человек. Результат неплохой, но не выдающийся. Он обратился к профессиональному тренеру, который разработал для него план занятий и велел вести дневник.

Осенью 1990 года Скотт тренировался постоянно. Он ездил в горы, устраивал заезды на короткие дистанции, где выжимал из себя все, что мог, занимался тяжелой атлетикой и бегом. Прогресс был налицо: Скотт стал более дисциплинированным, набрал силы. В ноябре на Колорадском велокроссе он занял в своей группе второе место. Спорт стал для него делом жизни.