— Это «Роллинг Стоунз», они только что прибыли.

Тут Спектор заметно оживляется. Приподнимаясь на рыжевато-коричневые носки своих ботинок, он подходит к телефону. Стоя у стола, Фил, неподдельно обрадованный, слегка крутится на каблуках.

— Привет, Эндрю, — говорит он. Сейчас Спектор разговаривает с Эндрю Олдхэмом, менеджером «Роллинг Стоунз». А затем примешивает к голосу акцент «кокни». — Вы все прибыли? — спрашивает он.

Ну, с «Роллинг Стоунз» полный порядок! «Роллинг Стоунз», эта английская группа, и Эндрю Олдхэм, они вроде него самого. Ребята выросли в тинейджерской преисподней и сумели выбраться наверх. И теперь они тоже хотят иметь все — стиль жизни подростков и деньги взрослых. Не быть только на одной стороне или только на другой, жирной и суперсклеротической. Боже! Поездка Фила Спектора в Британию! Именно там он внезапно все это и получил.

Фил Спектор здесь! Британцы всегда обладали способностью спокойно смотреть на все разновидности злодейского вида бунтарей и отчужденных худощавых подростков, а затем, мило воркуя, поглощать их подобно огромному тропическому болоту, обкладывать их славными материнскими припарками. «Битлы», битломания, рок-н-ролл — внезапно все это оказывается впитано в самый центр вещей так, как будто всю дорогу могло там за милую душу находиться. Фил Спектор прибывает в Лондонский аэропорт и (Санта-Барранца!) там повсюду торчат фотографы, поджидая именно его.

Фила Спектора, а на следующее утро ему посвящают целый разворот лондонской «Дейли миррор», крупнейшей газеты Западного мира с пятимиллионным тиражом: «Двадцатитрехлетний американский магнат рок-н-ролла». Спектор также попадает в журналы в качестве «Магната звукозаписи Соединенных Штатов». Выпускаются приглашения на приемы, где можно лично познакомиться с «Филом Спектором, выдающимся американским автором хитов». А затем он опять приземляется в международном аэропорту Кеннеди, и — да-да — его там поджидает все та же теплая компашка таксистов с сырным запахом изо рта. Спектор берет такси до дома номер 440 по Восточной 62-й улице и попадает в свой бежевый мир. Телефоны снова звонят, и все опять то же самое, то же самое…

— Жулье с сигарами в зубах, — говорит Фил Спектор, пребывая в оживленном настроении после разговора с Эндрю Олдхэмом. — Просто целая банда жулья с сигарами в зубах, ведающая распределением грампластинок. Они уже многие годы в этом бизнесе, и они с возмущением тебя отвергают, если ты молод. Именно по этой причине столько пацанов обламывается в нашем бизнесе. Они всегда учреждают новые звукозаписывающие компании, по крайней мере, обычно так бывает, этот бизнес прямо сейчас очень мягкий. Короче, они основывают компанию и вкладывают все свои деньги в пластинку. Эта пластинка вполне может стать успешной, а они все равно обламываются, потому что те жирные типы вообще тебе ничего не заплатят, пока ты не сделаешь три-четыре хитовые пластинки кряду. Ты начинаешь орать насчет денег, а они говорят тебе: «О чем ты толкуешь? Все эти пластинки вернулись ко мне назад от розничных торговцев, так как насчет моего права вернуть пластинки?» И так далее и тому подобное. Что тогда прикажете делать? Предъявлять судебные иски двадцати парням в двадцати разных судах Соединенных Штатов? Эти типы смотрят на все только как на продукт. Им наплевать на ту работу и тот пот, который ты вкладываешь в пластинку. Меня они теперь уважают, потому что я продолжаю выдавать хиты. После этого они даже становятся даже вроде как честными… понятное дело, на свой ублюдочный манер.

Где, скажите, в подобном мире человек может найти друзей? Ну не друзей, так хотя бы товарищей? Взрослых возмущает его молодость. Их возмущает его успех. Но и с пацанами не лучше. Спектор настолько более зрел и… более высокопоставлен… что все они воспринимают его… ну как отца, что ли. Или же они хотят к нему подлизываться, нежить его, улещать, падать перед ним ниц, свистеть, орать, топать, давать ему по голове — короче, делать все что угодно, лишь бы привлечь его внимание и совершить «прорыв», получить всего один шанс. Или еще один шанс. Спектор не может приблизиться к Брилл-билдингу, центру музыкального бизнеса, потому что это место кишит пацанами в остроносых туфлях, складки на которых уже вовсю трескаются. Эти парни пять лет тому назад сделали одну хитовую пластинку и до сих пор никак не могут понять, что отныне и навек они оказались в забвении. Они ползают по всему Брилл-билдингу в той же самой манере, в какой лысеющие пожилые промоутеры ползали еще в те времена, когда Эй. Дж. Либлинг написал про это место как про Увеселение-билдинг. Фил Спектор входит в лифт внутри Брилл-билдинга, кабина оказывается битком набита, и внезапно он чувствует, как чья-то рука в самой что ни на есть ласковой манере берет его под локоток, а чей-то рот приближается к его уху и говорит: «Фил, малыш, погоди, пока ты вот этого не услышишь: „Аах-уум-бау-ай…“ — и Фил Спектор оказывается заключен в кабину еле-еле движущегося лифта, — „ва-амп нуби-пунг-фанг аах-аах уюб бау-ай“ — ты в это врубаешься, Фил? Ведь ты в это врубаешься, правда, Фил? Фил, Малыш!» Фил Спектор идет по коридору, а пацаны подкрадываются к нему сзади и суют ему в карман плаща песни, музыку, тексты. Добравшись до дому, он находит там все эти жалкие бумажки. Или, скажем, Спектор выходит из Брилл-билдинга и внезапно чувствует, как ему дали капитальный подзатыльник, резко разворачивается, а там в эстрадных позах стоят четыре пацана. Дружно наклонив головы, они говорят: «Только один такт, Фил — „Скажи полюбишь буу-ах ай-вай детка“. — Один из парней, в самом конце ряда, расплющив жирный подбородок о ключицу, увлеченно выдает бас: „Бух-ангхх, бух-ангхх“».

Статус! Какой же, черт возьми, у него статус? Фил Спектор продюсирует «рок-н-ролл», а следовательно, он персона несерьезная, и он не присоединится к «Молодым президентам» или к любой другой дьявольской организации, куда ради собственного блага обычно вступают юные гении.

— Фил, — говорит мужчина с большой шляпой, — почему бы тебе не нанять пиарщика, представителя по связям с общественностью?..

А Фил все массирует в темноте свой лоб. Дэнни Дэвис горбится в лужице света у себя на столе. Дэнни изо всех сил старается ради Фила.

— Джек? Дэнни Дэвис… Ага… Нет, я сейчас с Филом Спектором… Верно! Лучшего шага я никогда в жизни не предпринимал. Ты знаешь Фила… моя карьера сейчас идет как нельзя лучше… Джек, я только хотел сказать тебе, что у нас есть…

— Представителя по связям с общественностью? — переспрашивает Спектор. — Во-первых, я не смогу выдерживать того, что он станет обо мне говорить.

— …У нас есть две колоссальные пластинки, «Гуляя под дождем», группа «Роннеттс», и…

— А во-вторых, — продолжает Фил, — мой имидж никоим образом нельзя купить.

— …и «Ты утратил то любовное чувство», записанная «Райчес Бразерз», — говорит Дэнни. — …Верно, Джек… Да, Джек, я очень это ценю…

— Единственное, что я смог бы сделать… знаешь, что мне хотелось бы сделать? Мне бы хотелось провести сессию звукозаписи в редакции какого-нибудь журнала вроде «Лайф», «Эсквайр» или «Тайм», и тогда они смогли бы все это увидеть. Другой возможности у меня нет. Потому что, если я занимаюсь рок-н-роллом, я… я вроде как не совсем человек. Не настоящий человек.

— …Совершенно верно!.. Если мы в этом смысле можем для тебя, Джек, что-нибудь сделать, дай нам знать. Хорошо? Отлично, Джек…

— …И у меня возникают проблемы даже с теми людьми, которые вообще-то никогда ничего не говорят. Я, скажем, отправляюсь в «Гристедс» купить кварту молока или еще что-то в таком духе, и женщина за кассой просто не может не загнуть что-нибудь такое в мой адрес. Тогда я говорю ей: «Идет война во Вьетнаме, Хрущева выставили за дверь, Республиканская партия разваливается на куски, Ку-клукс-клан совсем распоясался, а вас мои волосы беспокоят…»

Первый подростковый магнат Америки, гений бизнеса, музыкальный гений… и в то же время создается впечатление, как будто Фил Спектор все еще торчит на углу Хоффман-стрит в Бронксе, где к нему подходит жуткая шобла пацанов постарше — и все эти люди ведут себя точно так же. Кто он сейчас такой? Кто он такой в этой непонятной стране? Дэнни разговаривает по телефону в лужице света, Джоан что-то там такое печатает, а Фил массирует себе лоб.