Баррис имеет полное право говорить «стырили», потому что большая часть этих двадцати дизайнов до мельчайших подробностей соответствует его моделям. Три года тому назад, когда Баррис оказался в Детройте, он встретился там с уймой автомобильных дизайнеров.
— Я был поражен, — сказал он мне. — Они могли запросто рассказать мне про машины, которые я построил еще в 1945 году. Они знали все про «студебекер» выпуска 1948 года с четырьмя дверцами, который я перемоделировал. Я тогда стабилизировал верх, опустил капот — и в результате получилась очень симпатичная на вид машина. А та «пузырчатая крыша», которую я сделал в 1954 году, — они и про нее все знали. А мы все это время думали, что они там лишь презрительно на нас посматривают.
Мне кажется, что даже сегодня, общаясь с кинозвездами, автопроизводителями и всевозможными людьми, находящимися, образно говоря, «снаружи их мира», и сам Баррис, и уж совершенно определенно остальные его коллеги по-прежнему психологически чувствуют себя очень некомфортно, ощущая частью отчужденной тинейджерской преисподней, в которой они выросли. Все это время ребята несли факел Дионисийской Обтекаемости. Они были американскими дизайнерами барочного модерна, а ведь сейчас, как ни странно, «серьезные» дизайнеры, лучшие англо-европейские дизайнеры еще только-только к этому подходят. Взять хотя бы Сааринена, особенно показателен в этом отношении его терминал «Трансуорлд Эр Лайнз» в международном аэропорту Кеннеди. В последние несколько лет этот человек вплотную подошел к барочному модерну.
Довольно интересно, что конструкторы самодельных машин, подобно фанатам спортивных автомобилей, всегда хотели иметь на них как можно меньше хромировки — хотя две эти группы и руководствуются совершенно разными идеалами. Владелец спортивного автомобиля считает, что хромированная отделка не стыкуется с «классическим» видом машины. Другими словами, он хочет упростить всю эту штуковину. А конструктор считает, что хромировка не стыкуется кое с чем иным — с роскошной барочной Обтекаемостью. Народ, владеющий спортивными машинами, хихикает над «плавниками». Конструкторы же их обожают. Если смотреть на них, руководствуясь барочным стандартом красоты, «плавники» кажутся вовсе не такими уж и дрянными. Они, если пожелаете, воплощают в себе вдохновение, этакое чудесное, фантазийное протяжение кривой линии, а поскольку автомобиль в Америке так или иначе представляет собой наполовину фантазию, некое барочное протяжение «эго», то для «плавников» всегда можно соорудить неплохой аргумент.
Но вернемся обратно на Восточный остров. Здесь Баррис и остальные его коллеги, с паяльными лампами и резиновыми молотками в руках, по-прежнему создавали свои барочные скульптуры, отрезанные от остального мира и предаваемые публичности почти исключительно через тинейджерские информационные каналы. Баррис очень неплохо зарабатывал себе на жизнь, тогда как другие откровенно голодали. Схема всегда оставалась одной и той же: парень открывает магазин по торговле запчастями и берет на себя достаточный объем всякой ремонтной работы, чтобы заплатить за аренду. А еще это делается ради того, чтобы иметь возможность в два часа ночи забраться в святая святых, наглухо закрыть дверь и заняться работой по созданию самодельных автомобилей. Однако вся беда тут в том, что чертовски скоро этого парня уже начинает тошнить от любой ремонтной работы. Черт возьми, общение со всеми этими старыми и неприветливыми атеросклеротическими ублюдками отнимает уйму времени и сил. Тогда парень пытается заработать себе на жизнь, занимаясь только созданием самоделок, и очень скоро начинает голодать.
Сегодня ситуация во многом схожая, если не считать того, что создание самодельных машин начинает рационализироваться — в том смысле, какой в это слово вкладывал Макс Вебер. Эта рационализация, или эффективная эксплуатация, началась еще в конце сороковых годов, когда некий киносценарист по имени Роберт Петерсен, зарабатывавший 80 долларов в неделю, вдруг подметил, что все подростки вкладывают деньги в автомобили, существуя в особом маленьком мирке, который они сами для себя создали, и решил воспользоваться этим, основав журнал под названием «Форсаж», который угодил аккурат в точку и привел к появлению целой цепочки журналов, посвященных форсажу и созданию самодельных автомобилей. Петерсен, между прочим, имеет теперь вагон денег и водит «мазерати», а также другие спортивные автомобили высокого статуса и аполлонианского сорта, а вовсе не любительского, дионисийского. И это в определенном смысле сущий стыд и срам, ибо у Петерсена есть деньги на то, чтобы построить что-нибудь по-настоящему невероятное.
Вплоть до сегодняшнего дня единственной выставкой самодельных машин в США являлось одно совершенно дикое мероприятие, которое проводил Баррис. Все происходило целиком внутри котла тинейджерской преисподней — ни тебе никакой рекламы, ни освещения в прессе. Выставки эти бывали каждую весну — во время пасхальных каникул у старшеклассников, — когда все подростки, они и до сих пор так делают, сливались вместе на берегу у Бальбоа для традиционного ритуала распития пива, или как там это у них называется. Баррис снимал на неделю автостоянку возле станции техобслуживания, и народ со всей Калифорнии заявлялся туда со своими переделанными или самодельными машинами. Перво-наперво проводился парад — машины, примерно сто пятьдесят штук, проезжали по всем улицам Бальбоа, а подростки скапливались на тротуарах, чтобы за ними понаблюдать. Затем машины ехали обратно к автостоянке и парковались там, чтобы целую неделю являть собой экспонаты выставки.
Баррис по-прежнему отправляется в Бальбоа и в другие подобные места. Ему это нравится. В прошлом году в Тихоокеанском парке он приметил всех тех малышек с пышными прическами и пришел к идее опрыскивания раздутых, похожих на одуванчики голов флуоресцентными акварельными красками — теми же самыми карамельными красками, которые он применял к своим машинам. Баррис взял пистолет-краскораспылитель, все девчушки выстроились в ряд, каждая дала ему пятьдесят центов, и он весь день распылял на них эти волшебные, блестящие сочетания цветов, пока у него не кончились краски. Все девушки одна за другой с воплями пускались бежать на тротуары и пляжи.
— Ох и славно было в тот вечер, — вспоминает Баррис, — пуститься в поездку по одному из маршрутов, например по «Баббл-Райду», и полюбоваться на все эти флуоресцентные краски. Девчушки вовсю скакали (ну, в смысле — танцевали) и носились по всей округе. — «Баббл» — это такой маршрут, который выносит тебя к океану. Предполагается, что автомобиль на этом маршруте напоминает спутник, летящий по орбите. — Но самый кайф достался парашютистам, что совершали затяжные прыжки.
В 1948 году Петерсен организовал первую выставку самодельных машин в учебном манеже Лос-Анджелеса, и эта выставка дала возможность конструкторам самоделок хоть немного выйти в свет. Мне это отдаленно напоминало, как в тридцатые годы литературные круги открыли кукловода Тони Сарга, после чего в очень художественно-замкнутом стиле возвели его в статус божества. Однако, хотя на Барриса со временем тоже обратили внимание голливудские знаменитости, на мой взгляд, в его случае все обстоит значительно сложнее. Люди, которые в итоге оказываются в Голливуде, представляют собой дионисийский тип, а потому чувствуют себя отчужденными и возмущаются, сталкиваясь с англо-европейским духом. Они не сразу подмечают разницу между «топсайдами» и кедами, зато очень высоко ценят кубинские солнцезащитные очки.
В демонстрационном помещении Самоделкина, как раз за машиной на воздушной подушке ХПАК-400, у Барриса имеется уголок, почти сплошь оклеенный фотографиями модифицированных машин или самоделок, которые он создал для голливудского народа: Гарри Карла, Джейн Мэнсфилд, Элвиса Пресли, Либерейс, и даже для знаменитостей из «наружного» мира, вроде Барри Голдуотера («ягуар» с уймой всяких дисков, точно у самолета, на приборной доске), а также для немалого числа других. По сути, Баррис построил большинство тех диких автомобилей, которые люди из шоу-бизнеса используют ради привлечения внимания общественности. Он также выполнил «бриллиантово-пылевую» покраску «автомобиля-мечты» Бобби Дарина, машины, разработанной и построенной Энди Дай-Дайсом из Детройта. Между прочим, эта машина по преимуществу имеет барочную обтекаемость. Когда фотографии этого автомобиля были впервые опубликованы, ему устроили жестокий разнос — главным образом из-за того, что Дарин опять навязывал миру свое «эго». Однако в качестве барочного модерна — опять же, для начала придавая автомобилям фантазийную составляющую, — это был чертовски славный материал.