При таком положении, противоречащем решениям партии, разрушается инициатива
снизу. Руководители, специалисты и колхозники превращаются из творческих
работников в исполнителей, не всегда старательных. Однако спроса с них за
провал учинить нельзя — они не сами творили, они выполняли «рекомендации».
Если же все-таки спрашивают, то на столе появляется заявление об уходе».
И предлагает доводить до хозяйств на каждый год план производства товарной
продукции не от достигнутого уровня в хозяйстве, а на гектар условной пашни,
исходя из ее экономической оценки. Там, где еще нет земельного кадастра,
определять эту величину по средним показателям, достигнутым хозяйствами зоны
или района за минувшее пятилетие.
Отсюда и минеральные удобрения распределять бы не поровну всем хозяйствам, а
по фактическому количеству товарной продукции с гектара условной пашни.
Продал больше продукции — получил удобрений больше. В этом случае
государство (интересы которого надо учитывать в первую очередь) дает
столько, сколько оно получило, а хозяйство получает столько удобрений,
сколько необходимо на восстановление затраченного плодородия почвы.
«Да и подоходный налог надо бы брать не так, как он берется сегодня: чем
больше производишь продукции, чем выше рентабельность, тем больше подоходный
налог. Получается что-то вроде штрафа за хорошую работу. Хозяйства,
работающие плохо, имеющие небольшие доходы, не платят государству ни
копейки, они освобождены от этого налога. Нет, колхозам и совхозам
государство дало землю, за землю и должно взыскивать, тем самым понуждать
нас, хозяйственников, более эффективно использовать каждый гектар пашни...»
С этим предложением А. В. Перевалов обращался в Министерство финансов СССР.
Ответ, поступивший ему, председатель приложил к письму. Вот он:
«Размер доходов колхозов зависит от целого ряда факторов. В значительной
мере уровень доходности определяется квалификацией руководящих кадров, их
умением организовать производство. Однако нельзя забывать и о таких важных
факторах, как почвенно-климатические условия, техническая вооруженность,
специализация производства, различный уровень товарности хозяйства».
Читал я эти доводы и подмывало меня сказать товарищу, подписавшему ответ:
да, забывать о почвенно-климатических условиях никак нельзя хотя бы потому,
что ответ этот адресовался специалистам, работающим не на Кубани, а в зоне
вечной мерзлоты, и ссылка на благоприятные природные условия не улыбку у них
вызовет, а досаду и сомнения. Тут уж каждый подумает: да, в начислении
налогов что-то, видно, не так. Пожалуй, прав Перевалов: величина налога, как
и плана производства, должна определяться плодородием земли.
Однако вернусь к письму председателя.
«Все это повысит творческую активность и заинтересованность в дальнейшем
развитии хозяйства каждого его работника. Это поможет изыскать новые резервы
имеющихся возможностей роста производства продукции. Это подтянет отстающих,
заинтересует передовиков, поможет добиться общего подъема сельского
хозяйства. Гектар земли раскроет свои потенциальные возможности сполна,
хотя, как видите, капитальные вложения при этом могут и не возрастать».
— Правильно председатель мыслит, — согласились в Починковском районном
управлении сельского хозяйства. Услышал я это согласие и обрадовался: где
как, а тут, в Починке, где разработан такой обстоятельный план социально-
экономического развития, дело доведут до конца и будут планировать
производство товарной продукции, а не гектары. Обрадовался и не уловил
какой-то отрешенной иронии в голосе.
— Однако, скажите, нам-то как быть, районщикам?.. Говорите,
руководить?... Помогать хозяйствам словом и; делом?.. Все правильно. А вы
когда-нибудь были в нашем здании во время составления планов? Почти каждый
председатель того же самого требует. Он нам: «Мне скот надо обеспечить
кормами, поэтому площадь зерновых уменьшайте». Мы ему: «Не можем». Он нам:
«Я же вам говорю, план по производству товарной продукции мы принимаем и
выполним его за счет повышения урожайности». Мы ему: «Что хочешь делай, а
посевная площадь должна быть вот такой». Он нам: «Хорошо, я отчитаюсь, а
посею меньше». Хлопнешь его по плечу: иди. Иди, дорогой наш хозяин земли, ты
же знаешь, что и нам, району, точно так же погектарный план доводят, вот мы
и разверстываем его...
Спрашивал я у многих председателей: мол, и как же выкручиваетесь? Улыбаются
в ответ...
5. НИ В СЕЛЕ СЕЛИФАН…
Показывая Лучесу, Сергей Иванович Бизунов проронил
однажды такую фразу:
— Как видишь, нечем нам похвалиться. Нет ни одной
многоэтажки.
Сказал он это вовсе не для того, чтобы в
«отсталости» своей признаться или отослать меня в те
хозяйства, где есть эти модные ныне деревенские многоэтажки. Скорее, чтобы в
споре с человеком, видевшим многие экспериментальные села, проверить самого
себя, свою «линию». Так оно и оказалось. Признался председатель, что отстоял
Лучесу от нашествия многоэтажек не без сомнений. Да это и понятно. Будучи
расчетливым хозяином, Бизунов не мог не прислушаться к доводам сторонников
многоквартирной застройки: жилье в таких домах обходится дешевле. А это
такой туз, против которого и выставить-то нечего.
Нельзя сбрасывать со счетов и такую силу, как общественное мнение.
Помните, с каким восторгом отзывались еще недавно о деревенских
многоэтажках? Едва заходила речь о застройке села, тут же на первый план
выступали многоэтажные дома. Именно они преобладали в проектах, они
красовались на газетных и журнальных снимках, в кадрах телевизионных
передач, олицетворяя собой не только новь села, но и его будущее. Эта линия
поддерживалась и пропагандировалась в первую очередь специалистами, я имею в
виду проектировщиков, архитекторов и строителей.
Хорошо, мол, что в домах этих полное благоустройство — как в городе. Да,
с этим спорить не приходится — конечно, хорошо, когда быт человека
благоустроен.
Хорошо, дескать, что ради этого пошли на скученность домов и теперь в
селе нет ни сараев, ни приусадебных участков — чисто. Но... в этом можно бы
и усомниться, людей поспрашивать, да и самому подумать, а для этого надо
было забыть хоть на время, что ты горожанин и посмотреть на это с точки
зрения сельского жителя.
Хорошо, утверждали, что крестьянин отказался от живности и заниматься ею
не хочет. Но тут авторам следовало бы уточнить: не хочет или не может?
Авторы не сомневались, поэтому уточнять, спрашивать не собирались, так как
именно это и выбило бы их из проторенной колеи, а значит, потребовало бы от
них добросовестного анализа, физических и нравственных усилий. Нет уж,
хорошо, да и все тут. К чему, мол, сомнения и осложнения. Очень хотелось им,
чтобы не было сомнений и у жителей этих самых сел, перестроенных на
городской лад: живут люди в селе, но ничего сельского нет. Однако это тоже
вроде бы хорошо: все, различие ликвидировано.
Радовались и сами новоселы: ни забот, ни хлопот в таком доме, не надо ни
топливо заготавливать, ни по хозяйству хлопотать. Как в городе! Отработал в
поле или на ферме, вернулся домой и — отдыхай, в телевизор глядючи. Радость
эта была понятна — переселялись в дома городского типа не из палат каменных
— из завалюх, да и, как правило, не местные жители, а приезжие из дальних
деревень, отрезанных бездорожьем, из дальних областей. Так что для них это