включение более поздних стихов, где рисуется безумие городской жизни, с

перемежкой их стихами, резко-контрастно, часто с трагической иронией

освещающими ситуацию Прекрасной Дамы, создает совсем другую общую

идейную перспективу книги, чем в последующих изданиях первого тома.

Драматизм эволюции Блока выступает тут ярче, обнаженнее. Вместе с тем

четче, яснее проступает при таком построении и общий смысл тем ранней

поэзии Блока, и темы Прекрасной Дамы в особенности.

Драматизм композиции книги выявляет внутреннюю логику темы.

Прекрасная Дама появляется еще до ознакомления Блока с Соловьевым — как

своего рода образный сгусток, комплекс, в котором сплетаются темы

чрезвычайно напряженных индивидуальных любовных переживаний с темами

общих тревог и предчувствий, ожидания «неслыханных перемен».

Обнаруживается, далее, стремление рассматривать этот образ как разрешение

тревог, предчувствий и ожиданий — и личных, и общих; тут вплетается

соловьевская тема «синтеза», религиозной гармонии. Но вместе с тем, в

согласии с общей эволюцией Блока, обнаруживается драматически-

противоречивая природа и этого образа, и связанного с ним сюжета.

Обостряясь, этот драматизм принимает театрально-резкую форму и, не теряя

своей лирико-трагической сути, начинает играть также гранями театральной

иронии. Тут выступает наиболее резкий из контрастов во всем драматическом

движении темы: спадают средневековые облачения, ситуация оказывается

одним из эпизодов современной городской жизни, в целом полной своих

собственных трагических противоречий. Тогда от этой ситуации, ставшей

одним из эпизодов современной драмы жизни, отделяется, получает

самостоятельное существование тема грядущих катастроф. Стихотворение «Я

вышел в ночь — узнать, понять…» — самая последовательная из публикуемых

в эту пору Блоком вещей «катастрофического» плана — включается в

«Перекрестки», после стихов 1904 г. городской темы, в окружении наиболее

сгущающих драматизм ситуации «Дамы» стихов. Говоря иначе — трагические

аспекты общей темы превращают Даму из центра всего построения в деталь

панорамы. По замыслу же образ таков, что в качестве эпизода он немыслим.

Теперь Дама должна уйти, исчезнуть, — здесь, в контексте городских драм-

эпизодов, ей нечего делать:

А хмурое небо низко —

Покрыло и самый храм.

Я знаю: Ты здесь. Ты близко

Тебя здесь нет. Ты — там

(«Мне страшно с Тобой встречаться…», ноябрь 1902)

Этап «Перекрестков», по идейной логике сюжета и композиции, переходит в

«Ущерб», в исчезновение Дамы.

«Ущерб» открывается стихотворением «Экклезиаст» (1902); это не самое

сильное из блоковских стихотворений на темы предстоящей «катастрофы», но,

быть может, наиболее обнаженное; библейское образное облачение придает

сюжету наглядность, повествовательность за счет лиризма. Получается как бы

голая констатация факта, что вот-вот наступит «хаос безмирный». С другой

стороны, городская тема в стихотворении «Встала в сиянии. Крестила детей…»

(1903) отмечена повествовательностью совсем иного рода: это насыщенный

бытовыми деталями, нигде, за исключением первой фразы, не выходящий за

грани житейской конкретности рассказ в стихах из городской социальной

хроники. Показательно, что позже стихотворение получило название «Из

газет». Значение такого рода вещей в общей эволюции Блока необычайно

велико. Дело, разумеется, не просто в том, что внимание поэта привлекает

эпизод газетной хроники, не в социальной теме самой по себе, и даже не в

высоком трагизме ее решения, что делает стихотворение намного выше

«восьмидесятнической» традиции, с которой тут Блок явно связан. Блок стал

великим поэтом вовсе не потому, что он повторял восьмидесятников, но потому,

что сумел стать шире, выше их. Позднее Блок связал свои обобщающе-

философские темы с социально-общественными началами, и стихи такого рода,

как «Встала в сиянии…», важны как первые опыты в этом направлении. Как бы

то ни было, здесь, в «Ущербе», и городская тема получает вид «рассказа в

стихах», освобождается от скреп единого сюжета «Дамы». Чертами романсной

повествовательности, романсного лиризма несколько в духе Апухтина, опять-

таки с несравненно большей силой и трагизмом, насыщается и тема

«арлекинады», иронической театральности («В час, когда пьянеют

нарциссы…», 1904). Драматической задачей, драматической функцией уже

«Перекрестков», в общей композиции книги, было показать раздробление,

рассыпание единого сюжета Дамы на отдельные темы и сюжеты. Там это

звучало трагедийно-патетически. Здесь — развязка общего сюжета, открытое

выражение раздробляющихся, как бы расходящихся в разные стороны тем.

Центр всей сюжетной организации развязки в «Ущербе» — два

стихотворения любовной темы. Одно из них рассматривалось выше, в самом

начале анализа первой книги Блока: это стихотворение 1903 г. «Когда я уйду на

покой от времен…». Там говорилось, что стихотворение и явно связано с

начальными вещами Блока, и в то же время сильно от них разнится

развернутым психологическим рисунком. Такого типа детализованного

психологизма «общения героев», конечно, нет в своеобразном трагическом

«поединке роковом» основных стихов о Прекрасной Даме и ее поклоннике,

слуге и рыцаре одновременно. Здесь не трагедия, как в стихах о Даме, но скорее

сильно углубившаяся по сравнению с апухтинской традицией психологическая

повесть с сильно драматизованным сюжетом. Сюжет этот уже не содержит сам

по себе всех тех обобщающих аспектов, которые содержал сюжет Дамы,

потому-то это и не трагедия, но нечто относящееся, скорее, к стихотворно-

повествовательному жанру лирики. Хотя формально к «ней» здесь обращаются

со словами «Ты, Святая» — она уже, в сущности, не Дама. Дама ушла, исчезла,

в психологическом повествовании она неуместна, ей здесь нечего делать.

Предшествующее стихотворение, тоже 1903 г., вполне объясняет происшедшее:

Когда я в сумерки проходил по дороге,

Запричетился в окошке красный огонек

Розовая девушка встала на пороге

И сказала мне, что я красив и высок

В этом вся моя сказка, добрые люди.

Мне больше не надо от вас ничего:

Я никогда не мечтал о чуде —

И вы успокойтесь — и забудьте про него.

(«Просыпаюсь я — и в поле туманно», 1903)

Стихотворение это отнюдь не идиллично, в нем есть свой драматизм: в первой

строфе говорится о пробуждении от сна, столь же безжеланном, «как девушка,

которой я служу». Оно и не эмпирично, в нем есть все обычные для сильных

блоковских стихов «высокие смыслы»: конечно, «сон» тут не просто сон, но

сонная жизнь, «сумерки» эти перед рассветом, и «рассвет» означает какую-то

иную, не сонную жизнь; вместе с тем девушка «безжеланна», и потому все это

драматично, совсем не просто. Наконец, все происходящее все-таки чудо, и

даже так: это единственное возможное в мире чудо. Однако это простое чудо

жизни. Поэтому Дамы тут нет, есть обыкновенная история человеческой любви,

со всеми ее бедами и чудесами. С точки же зрения концепции «Дамы» — это

«ущерб». Вся композиция книги завершается стихотворением «Дали слепы, дни

безгневны…» (1904). Это сказочное стихотворение, в сущности, небольшая

поэма. В сказочно-мифологической, романтической форме выявляется в финале

жизнеутверждающая идея «вечного боя» жизни:

И опять, в безумной смене

Рассекая твердь,

Встретим новый вихрь видений, —

Встретим жизнь и смерть!

В таком сложном переплетении разнородных тем, мотивов и традиций подходит

Блок к порогу революционных событий в стране: не забудем, что первая книга