Это называется жизненным опытом. Жизненный опыт приходит по мере расходования самой жизни. Возьмем, например, два соединяющихся посредством капельницы сосуда. Сначала сосуд сверху полон, и из него жидкость начинает поступать в нижний, уменьшая остаток жизни в верхнем сосуде и увеличивая опыт в нижнем. Жидкость в верхнем сосуде одинакова для всех – она абстрактна и включает в себя все возможные варианты. Она уже наполнила верхний сосуд, и должна быть израсходована.

Жидкость в нижнем сосуде, на первый взгляд, различна для каждого. Для одного – слава, богатство, почет, уважение, для другого – телесные страдания, нищета и душевные муки. Вопрос – почему сначала одинаковая для всех жидкость превратилась в итоге в разную?

Ответ достаточно прост, но он совсем не такой, как можно было бы ожидать. А заключается он в том, что жидкость в любом нижнем сосуде ничем не отличается от других и является именно той субстанцией, которая и должна была образоваться в процессе перехода жизни в жизненный опыт. Просто эта жидкость предназначена не для наших «вкусовых рецепторов», но для других. Возьмите себя – Вы можете отличить по вкусу одну рисинку от другой, одно гречишное зернышко от другого, одну каплю чая от другой? Понятно, что не можете. Хотя, если бы Вы сами были зерном риса и попытались бы сравнить свою прожитую жизнь с жизнью другого рисового зерна, Вы нашли бы миллион отличий.

Но Вам не интересно наслаждаться рисовыми зернами по отдельности, Вы зачерпываете вилкой сразу несколько десятков или сотен рисовых зернышек и отправляете их себе в рот. Рис для Вас – всего лишь еда. Приятный вкус, и еще из него можно варить и плов, и каши.

Но Вы ведь человек, а не какая-нибудь там приправа! Конечно, нет. Или все-таки да? А, может, есть некто, кто и занимается тем, что сознательно выращивает нас, как рассаду, потом сознательно выкорчевывает и употребляет в пищу. Конечно, не наше физическое тело, но наш жизненный опыт. Который, в отличие от материальной оболочки, не имеет физической компоненты, является абстрактным и может быть поглощен другой абстрактной субстанцией, только гораздо большей, чем мы.

Как Вам оказаться перчиком на грядке или, например, томатом, картошечкой, зеленым горошком, Чиполлино, на крайний случай? Не хочется? Не переживайте – то, что он – вкусный торт «Наполеон», человек понимает только, когда приходит время умирать. Смерть наносит свой последний удар, материальная оболочка спадает, и неутомимые сборщики сельскохозяйственной продукции доставляют выращенное и созревшее зернышко непосредственно к барскому столу господина, который и поедает крупицу, только что бывшую носителем жизни. Крупица сделала свое дело – выросла, созрела, наполнилась соком жизненного опыта до краев – пришло время сбора урожая!

Как Вы думаете, сколько таких крупиц одновременно попадает на стол хозяину и одновременно им поглощается? Миллионы. И что, Вы до сих пор уверены, что именно Вы избранный, именно Вы должны быть особенным, иметь такой первозданный и уникальный вкус, чтобы для Вас было сделано исключение и предоставлены какие-то особенные условия для роста и созревания? Вы что, заранее проплатили своё место на грядке?

Вероятно, нет. И ваша уверенность в своей уникальности весьма завышена и совсем необоснованна. Жизненный опыт каждого из нас – не более чем пища для существа могучего и абстрактного, настоящего хозяина нашего мира, который и формирует нас, но только не по своему образу и подобию, но для своих нужд. Но который дает нам шанс в течение жизни приобрести свой особенный вкус, отличный от других, который даст нам возможность попытаться избежать участи кетчупа.

Или горчицы.

Или мяса трески.

Или китайской груши.

Или Белого Сухого Мозельского.

Иногда мне хочется написать кому-нибудь письмо. По-старинке. На бумаге. Взять ручку, разложить перед собой чистые листы, приготовить конверт с заранее купленной и наклеенной маркой.

Минутку подумать и начать, как-нибудь оригинально: «Здравствуйте, мои дорогие!», или: «Здравствуй, любимая!», или, например: «Здравствуйте вам всем, не забыли ли вы все меня еще пока?»

И писать-писать-писать. Подробно рассказывая, как живу, с кем дружу и с кем работаю, что недавно прочитал, и какие свежие мысли появились – о жизни и, вообще, о галактике, например. О вселенной, будь она неладна – ведь, как известно без моей непрерывной заботы о ней она никак не сможет обойтись. Поэтому отнимает слишком много времени.

И, исписав пачку листов, чинно свернуть, вложить в конверт, заклеить и разборчивым почерком вписать индекс, адрес получателя и отправителя. Потом отнести на почту и кинуть в почтовый ящик. А потом ждать пару-тройку недель или месяц-полтора ответа, если он, конечно, будет. Ведь часто бывает, что ответа нет.

Ах, как часто мы не дожидаемся ответа! Хотя, вроде, старались, делали все, что нужно. И, вроде, не такие уж мы плохие и, вроде, достаточно модные и не отсталые, не сирые и не убогие, не «грузим» других и не ждем, чтобы нам помогали. Не просим денег в долг, а часто сами готовы помочь. Но вокруг нас лишь только короткие и длинные гудки телефонной трубки и пустота в почтовом ящике. Но ящик-то нужен – куда ж еще класть квитанции на оплату?

Вокруг всех нас так не хватает теплоты и человеческого участия. Все заняты своим, и часто кажется, что один лишь только ты видишь, насколько все кругом одиноки, несмотря на кажущееся обилие друзей-подружек-знакомых, которые, случись что, готовы прибежать-помочь-поучаствовать. Вот только жизнь – это, слава богу, не часто «случись что», а в основном размеренное и плавное течение. Рутина.

Рутина бытия и рутина времяпрепровождения, а редкие яркие моменты – это действительно редкие и яркие моменты. Все продается, все покупается. Все доступно и, следовательно, не нужно.

И манит только тайна. Человек подавлен безысходностью своего существования. Он должен иметь цель, но часто она обманчива. Человек не ищет цели в абстрактном, он ищет в материальном – друзья, слава, деньги. Без абстрактной цели человек замыкается в себе, на своем мирке и окружении и начинает считать, что он непременно должен всеми силами участвовать в происходящем вокруг балагане, приплясывая под дудки сильных мира сего и неведомых кукловодов. Он и сам стремится стать сильным мира, но, как только это происходит, впереди него начинает маячить лишь только его конец – бессмысленный и беспощадный. Бессмысленный – с точки зрения человека (ведь, он так много еще мог сделать хорошего в этом мире!), а беспощадный – по факту.

Без наличия абстрактной цели любой путь бессмыслен, ибо в его конце – потеря всего, что было достигнуто в результате этого пути.

Без наличия абстрактной цели жизнь заканчивается всегда одинаково – и для шейхов, и для крестьян. Все уходят в небытие, и, в лучшем случае, остаются только в памяти людской – но что им самим от этого? Их уже нет, и больше не будет никогда.

Они растратили свою жизнь на дела и заботы, на окружающих, детей, родственников, на страну, на науку. Они жили «полной» жизнью, но единственное, что они не сделали – это не соизволили позаботиться о самом себе. Может, боялись или ленились, или не хватало сил? Это абсолютно неважно. Всех ждет один и тот же конец – уход в небытие, и не существует юридической службы и высокооплачиваемых адвокатов, которые помогут его избежать.

Поэтому мне иногда хочется написать кому-нибудь письмо. И спросить, а стоило ли это все потраченной на него жизни?

Жил-был человек. Любил кого-то, а кто-то любил его. У него была работа, но она ему не нравилась. Зато у него было хобби. Он строил песочные города на песке. И пытался охранять их от дождя. И страшно расстраивался, когда очередной ливень смывал песочные замки, или малыши утром делали из них куличики. Со временем он поумнел и стал строить города только на своей земле – за забором и под навесом. Так они дольше сохранялись, и расстраивало лишь одно – их почти никто не видел. Но города были отличные, и тогда он начал снимать их на видеокамеру, фотографировал и выкладывал изображения «В контакте». У него появилось много друзей, а с некоторыми он даже переписывался. Он был страшно горд и начал строить еще более красивые и замысловатые башни, крепостные стены и замки. Он участвовал в выставках и получил грамоту ЦК ВЦСПС. Но вдруг он заболел. И никто не смог ему помочь. И последней мыслью его было: «Как это несправедливо так рано забирать такого большого художника, как я!»