— Надела бы корону.

Очевидно, не тот вопрос, который следовало задавать одной из Серых. Тодтманн подошел к обочине. Оглядев окрестности, он невольно поежился. Он по-прежнему видел мир словно сквозь наполненный водой аквариум, однако даже это не помешало ему понять, что эта часть Чикаго ему совершенно незнакома. Высокие здания нависали со всех сторон, за ними не было видно даже Сирс-тауэр. Но что-то подсказывало Джеремии, что он находится где-то в районе Петли и что на каком-нибудь автобусе можно доехать до Юнион-стейшн. Если нет, можно будет поймать такси. Впервые с тех пор, как он стал работать в Чикаго, Джеремия подумал об автобусе без ужаса. В чикагских автобусах комфорт не предусмотрен проектом. Обогреватели там работают летом, а кондиционеры зимой. Сиденья — винил на металлических или деревянных каркасах, а мягкая обивка давно сплюснулась до каменной твердости.

Но для Джеремии в тот момент имело значение другое: в автобусе есть пассажиры. Их присутствие должно было вернуть его к реальности. Кроме работы, ничто так не приводит в чувство, как поездка на чикагском городском транспорте.

«Я должен найти автобусную остановку», — подумал он.

— Черт побери!

Городской пейзаж снова изменился. Джеремия стоял в каком-то другом месте. Было довольно светло — ровно настолько, чтобы появились тени и можно было различить очертания предметов. Тротуар у него под ногами был подозрительно мягким, упругим, и потому каждый шаг давался Джеремии с трудом. Вокруг высились дома — кривые, с изломанными фасадами. Они уже не раскачивались, как это было прежде, но менее страшными от этого не стали. Джеремия невольно вспомнил старый немой немецкий фильм ужасов, который он как-то видел. Здесь было так же тихо. Для полного сходства сцене недоставало органной музыки.

Уголком глаза Джеремия заметил какое-то движение. Он резко повернулся на одном месте, ожидая, быть может, что из канализационного люка появится голова Лохнесского чудовища. Вместо этого его взору предстал подвижный, точно змей, указательный столб. В отличие от зданий он извивался с удивительной живостью и вообще вел себя, как щенок, который только что вернулся к хозяину. Джеремия, хоть и был далек от мысли приласкать его, подошел ближе и попытался прочесть, что написано на указателе. Поймав вывеску в фокус, он не без труда разобрал название автобусной остановки.

— Джеремия, храни вниманье! Любая мысль — опасное деянье!

За спиной у него стояла Каллистра, такая же прекрасная и пылкая, как в тот момент, когда он оставил ее. Но теперь его мысли были заняты другим. К некоторым людям озарение приходит слишком поздно, но в данном случае Джеремия, похоже, начинал постигать смысл происходивших с ним злоключений.

«Это же я сам! Я сам совершаю все это!»

Если так, из этого безумного предложения можно извлечь некую пользу. Теперь ни поезд, ни автобус были ему ни к чему. Стоило Джеремии лишь захотеть, и он мог оказаться где угодно. Где угодно…

Искушение пересечь океан было велико, но Джеремия отдавал себе отчет, что, поддавшись ему, еще больше погрязнет в царстве Серых. Арос и ворон только этого и ждали. Пока он оставался частью их мира, они могли использовать его и манипулировать им по собственному усмотрению. Только если ему удастся найти обратную дорогу в реальный мир, они оставят его в покое. Только тогда он будет в безопасности. Там, в реальном мире, они будут лишь иллюзиями, настоящими тенями, без всякой глубины.

Так же, как и Каллистра.

Эту мысль он так и не додумал до конца, поскольку в этот момент из-за темного угла выехал автобус и направился к остановке. Путешествовать путем Серых было бы значительно быстрее, но человеку полагается ездить на автобусах. Джеремия встал на обочине и помахал рукой водителю. Автобус начал тормозить.

— Ты не ведаешь, что творишь! — воскликнула Каллистра. Она хотела схватить его за руку, но он увернулся, не переставая махать водителю.

За рулем сидела тучная шатенка: учитывая близость остановки, автобус ехал еще довольно быстро. Лучи фар выхватили из мрака размахивающую руками фигуру.

— Что она выделывает?

Похоже, водитель и не думала останавливаться. Джеремии даже показалось, что автобус начал набирать ход.

Хрупкая, но сильная ладонь легла ему на плечо.

— Джеремия, то, что ты видишь, — это не то, что есть на самом деле! Ты не можешь…

Джеремия попытался освободиться, но оступился на бордюре и рухнул на мостовую.

На него с ревом летел автобус; фары безжалостно слепили глаза. Тодтманн закричал и закрыл лицо ладонями, надеясь, что кончина его будет, если и не безболезненной, то по крайней мере быстрой. Вряд ли можно назвать безболезненной смерть под колесами автобуса.

Он слышал лишь рев двигателя. Ни визга тормозов, ни гудка. Женщина-водитель даже не заметила его. Ему было суждено стать еще одной строчкой в статистике дорожных происшествий…

Все эти мысли мелькнули в какую-то долю секунды, а тем временем рокот двигателя начал стихать.

Джеремия открыл глаза. Автобуса перед ним уже не было. Он не сразу сообразил, что шум теперь доносится с другой стороны. Автобус находился в двух кварталах от него и продолжал стремительно удаляться.

Все еще дрожа всем телом, он устремил смятенный взор на Каллистру, надеясь получить от нее объяснения.

— Мы — то, из чего сделаны сны, — торжественным тоном изрекла призрачная красавица. — Тени. Без сущности.

— Но я не один из вас! — вскричал Джеремия, вскакивая на ноги и возвращаясь на тротуар. — Я человек! Я настоящий! — Он ударил себя кулаком в грудь. — Я дышу! Я живу! — Правду сказать, большую часть жизни он просто существовал, но даже это было лучше того, что ему предлагали. — Я совсем не такой, как вы!

Последние слова сорвались с его губ прежде, чем до него дошел заложенный в них смысл.

Джеремия судорожно сглотнул, подыскивая подходящие случаю извинения, но ему ничего не приходило в голову.

— Но ты теперь часть нашего мира, — возразила Каллистра; казалось, она ничуть не уязвлена его словами. Она снова протянула к нему руку: — А остальное все не значит ничего…

— Но ведь должен же быть выход!

— Джеремия, не застревай на этом, — с мольбой в голосе произнесла она, делая к нему шаг.

Что бы ни было у нее на уме, какие бы цели она ни преследовала, ее красота сводила его с ума. Одного этого было почти достаточно, чтобы он доверился ей, — этого и чего-то еще, что подсказывало, что за ее красотой кроется нечто большее. Что-то не Серое.

— Возьми мою руку, Джеремия…

Он покорно подал ей руку.

Сразу вслед за этим Джеремия заметил, что тени за спиной Каллистры стали глубже и теперь медленно приближаются к ним.

С красноречивым стоном отчаяния Джеремия схватил Каллистру за руку и притянул к себе. В то же время мозг его лихорадочно работал: он пытался вспомнить такое место — желательно подальше, — где им лучше было бы сейчас оказаться.

Будь он в тот момент в состоянии рассуждать более здраво, едва ли его выбор пал бы на помещение «Вечного залога», однако старые привычки — вещь стойкая, и в следующее мгновение он обнаружил, что стоит посреди знакомого лабиринта офисов-каморок и прижимает к груди свою черноволосую колдунью, словно над ними кружит целая стая воронов. Контора была ярко освещена, однако в рабочих отсеках не было ни души. Джеремия взглянул на висевшие на стене часы и увидел, что рабочий день уже час как закончился. Он пропустил еще день… или… или больше?

Каллистра, не принимавшая решительно никаких попыток высвободиться из его объятий, была похожа на голливудскую звезду.

— Я думать не могла, что я тебе не безразлична, — шепнула она на выдохе.

Джеремия заставил себя отодвинуться:

— Там были тени… глубокие тени… прямо у тебя за спиной.

— Тени, тенью следующие за нами. — Судя по выражению ее лица, она была скорее заинтригована, чем встревожена. — Сюда движется что-то зловещее. Ворон не спускает с тебя глаз. А тени — это его гончие псы.