Арос. Долговязый упырь был с ним довольно откровенен, но не умалял ли он его, Джеремии, возможности?

«Коль скоро я могу изменить мир, то могу изменить и этот маленький уголок мира грез».

Облизав пересохшие губы, Тодтманн вспомнил свои действия на смотровой площадке Сирс-тауэр, надеясь исполнить нечто подобное. Тогда ему сопутствовал успех, несмотря на то, что его постоянно швыряло из стороны в сторону и он рисковал загреметь вниз. Теперь его ничто не отвлекало, разве что цепи, но они-то и являлись объектом эксперимента.

На сей раз Джеремия не просто попытался представить, что цепей на нем больше нет. Он попытался вообразить всю окружавшую его обстановку, но без цепей. Джеремия не был уверен, что находится на верном пути; он вообще ни в чем не был уверен. В сложившихся обстоятельствах это был его единственный шанс.

«Та же камера, то же здание, то же царство теней, только одно маленькое отличие — нет цепей».

Воображение услужливо нарисовало ему эту картину. Для него она была реальна. Джеремия увидел, как он опускает руки, поскольку, раз цепей нет, то зачем же держать руки в таком неудобном положении.

И тут до него дошло, что он и в самом деле опустил руки.

У него ныли мышцы, суставы ломило, но он был свободен! Джеремия, не веря своим глазам, поднес руки к лицу и просиял. Руки были свободны!

«Я сделал это!»

Что именно он сделал, монарх не очень ясно себе представлял, но у него получилось, а это было главное.

«Надо просто взглянуть на вещи в ином свете».

Не об этом ли говорил ему Гектор, когда они застряли на верхушке Сирс-тауэр? Похоже, Гектор во всем оказывался правым. Вот кому надо было бы привлечь внимание Серых. Разумеется, Джеремия Тодтманн был далек от мысли, что его товарища по несчастью обрадует такая перспектива, но ему было приятно представить в роли короля Серых такого способного кандидата, как Гектор Джордан.

«Однако пока в этой роли выступаю именно я! — напомнил он себе. — И коль скоро с этим ничего не поделаешь, надо по крайней мере воспользоваться преимуществами своего положения».

Возможно, ему хватило бы одной попытки, чтобы сбежать из темницы, в которую упек его Оберон, но Джеремия Тодтманн не принадлежал к числу тех, кто сломя голову бросается в неизвестность. К тому же он не хотел раньше времени будить подозрения Оберона.

Вперив взор в темноту, повелитель страны призраков обдумывал свой очередной ход. Если он смог настроить картинку таким образом, чтобы на ней не было цепей, следовательно, сможет сделать так, чтобы оказаться в открытом поле или просто в зыбком тумане, который, собственно, и составлял существо мира грез. Ему не обязательно перемещаться в пространстве — достаточно сказать себе, что ничего из того, что его окружает, больше не существует. Губы его растянулись в улыбке. Все стало просто.

Однако уже мгновение спустя улыбки его как не бывало. Раздался скрежет, и в темнице, выйдя из тени, появился эльф-стражник. При виде Джеремии он замер; на лице его появилось растерянное выражение — видно, он никак не мог понять, куда подевались цепи.

Джеремия отреагировал почти инстинктивно. Его не устраивало, что эльф находился в камере; ему нужен был вариант этой же с пен ft, но без эльфа.

Он настраивал собственную реальность.

Эльф исчез. Сцена стала только такой, какой была до неожиданного появления стражника. Словно никакого явления и не было.

«Неужели это сделал я?»

Тодтманн было задался вопросом: а куда, собственно, он отправил бедолагу-эльфа, но от мысли о том, что он, возможно, вообще положил конец его существованию, заставил себя отключиться. Конечно, он сделал это вынужденно, однако эльфы — не самые сочувствующие из Серых и вряд ли отнесутся к этому с пониманием.

Его даже немного напугало то обстоятельство, что он, Джеремия Тодтманн, владеет такой силой. Еще больше, однако, его пугала необходимость прибегнуть к ней снова. Выбора у него не оставалось — это был единственный способ вырваться на свободу. Они могли заблокировать его способность к телепортации, но здесь, видимо, были бессильны. Может, это имело какое-то отношение к дару влиять на мир Серых и придавать ему форму? Это было единственное логичное объяснение, которое приходило на ум. Возможно, все остальные его таланты пожалованы ему в придачу к короне.

Так или иначе, но Джеремия не мог позволить себе задерживаться. Если все, что от него требовалось, — это мысленно представить себя в каком-то месте — ну хоть в открытом поле, — то надо было сделать это… и сделать немедленно.

Подземный толчок, после которого он едва устоял на ногах, не входил в его планы. Джеремия уже готов был отказаться от своих намерений, как вдруг на его глазах стены темницы отделились от пола и сложились назад, совсем как откидная крыша кабриолета. Стены и крыша продолжали складываться и постепенно исчезали из виду. Джеремия ожидал, что взору его предстанут внутренние покои дворца Оберона, но он ошибался. Перед ним простиралось серое небытие, среди которого можно было различить смутный пейзаж — поросший высокой травой луг. По мере того как его темница пожирала самое себя, очертания становились все более отчетливыми. Вспомнив, какая участь постигла апартаменты, предоставленные ему в свое время Аросом Агвиланой, Джеремия поспешил выйти за пределы исчезающей камеры и ступил на луг, который формировался на его глазах. Ощутив под ногами твердую почву, он с облегчением вздохнул.

Пол, словно дождавшись, когда заключенный покинет пределы камеры, ухнул в тартарары. Джеремии приятно было осознавать, что ему не пришлось испытывать эту догадку на себе.

С немым изумлением он наблюдал, как рушится сказочное королевство. Стены падали во внутренние дворики. Роскошный сад на мгновение завис над бездной, а потом сорвался вниз и бесследно исчез. Птицы, едва успев вспорхнуть с шатающихся дворцовых башенок, исчезали, словно их никогда и не было.

А затем… раздался хлопок и сказочное королевство сгинуло.

Джеремия стоял, завороженный жутковатой мистерией, разыгравшейся на его глазах. Наконец, точно очнувшись от сна, он подумал о том, что стало с эльфами. Он открыл рот, как будто собираясь оправдаться, но издал лишь похожий на шипение звук. У него тряслись руки. Он не собирался изводить их. Вовсе нет. Он лишь хотел обрести свободу.

— Что я наделал? — пролепетал он.

Призраки не могут просто так взять и умереть… но верно ли это в данной ситуации? Джеремия вернулся на несколько шагов назад и уставился на то место, где только что было могущественное королевство Оберона. Все — замок, сады, земли, а главное, обитатели — кануло в небытие.

Кануло… и на нем лежала ответственность за это. Джеремия продолжал вглядываться в никуда, словно надеясь, что все вернется на свои места, но ничего не происходило. Он оборвал существование сказочной страны.

Он отвернулся и, чувствуя отвращение к самому себе, пошел прочь. Он не знал, куда идет. Впрочем, перед ним открывалось единственное направление. Ему хотелось одного — поскорее уйти от того места, где еще недавно была процветающая страна эльфов. Хотелось забыть и не думать о том, что он сделал.

Как вдруг он услышал за спиной гул, который все время нарастал. Это не были раскаты грома — скорее топот, словно спасалось бегством стадо слонов. Джеремия замедлил шаг, затем остановился. Гул приближался. Джеремия заставил себя оглянуться и посмотреть туда, где осталось место последнего упокоения целого королевства.

— Боже мой! — попытался произнести Джеремия, но не смог — настолько ошеломляющее зрелище предстало его взору. Перед ним веером расстилалась твердь, тут же преобразуясь в прихотливый ландшафт. Как по мановению волшебной палочки вырастали деревья, с которых в разные стороны разлетались птицы. Точно на дрожжах росли горы и холмы. Вставали из праха первые сооружения эльфов.

— Как ты посмел, смертный? Как ты посмел так бессердечно расправиться с моим царством?

Голос звучал отовсюду одновременно. Джеремии не нужно было напрягать память, чтобы вспомнить, кому он принадлежит. Он бросился бежать.