— Это как в хороший футбольный день в Рио, правда? — заметил Ленивец, просовывая голову меж чьих-то колен. Загнанный Живчик только кивнул.

«Хорошо тебе, поросенку, а вот побыл бы на моем месте… Не то бы заговорил!» Ленивца огорчала некоторая текучесть толпы. Люди впереди то и дело двигались, открывая для постороннего обозрения фигуры двух грешников. И хотя спины и бока беглецов были надежно закрыты толпой, Ленивец ощущал беспокойство.

Самые светлые минуты обладают неприятной особенностью прерываться болезненно резко и печально. В жизни дичи этот момент связан со звуком выстрела. И если даже нет прямого попадания, все равно страх охватывает тело жертвы и понуждает ноги к движению, направленному в сторону, противоположную опасности.

Толпа, загораживавшая Ленивца и Живчика от вдохновенного лица доктора Трири, потеснилась, и гангстеры увидели на авансцене уже примелькавшуюся фигуру Альдо Усиса в сопровождении сержанта судовой полиции. Обуреваемый жаждой мести, электромеханик оттеснил доктора Трири и его оппонента в сторону и занял центральное положение возле микрофона.

— Леди и джентльмены! Спокойствие и внимание! — сказал Усис.

— Среди вас скрываются два бандита, неоднократно совершавших покушения на персонал экипажа «Святой Марии». Внимание и спокойствие! Один из них толстый, второй маленький. Спокойствие и внимание! Никто не должен уходить, пока…

Все же звезды и созвездия, под которыми родились Ленивец и Живчик, были добры к ним в этот день. Возможно, боги только играли, оттягивая развязку, но как знать, быть может, они и вправду желали спасения этих двух заблудших душ? Что мы знаем о намерениях богов? Ровным счетом ничего.

Одним словом, произнося свою речь, Альдо Усис увидел в первых рядах слушателей Джимми Оссолопа. Почтительный ученик прославленного доктора сидел на стуле с чуть припухшей физиономией и смиренно держал на коленях материалы, которые Трири собирался демонстрировать в своей программе Утверждения. Ведь пока проповедовалась Критика, он успел обшарить максимально возможное количество намеченных кают. Но проклятого Дика так и не обнаружил.

— Это он! — невежливо и нелогично прервал свое обращение Усис, переворачивая микрофон и набрасываясь на смущенного Оссолопа. — Это один из них! Это третий! Я его знаю! Хватайте его! Вяжите его! Он у меня ответит! Он соучастник! Я ему покажу огнетушитель!

— Позвольте… — начал было доктор Трири, у которого в разгар проповеди уводили адепта и ассистента.

— Не позволю! — взревел Усис. Его рот в гневе ощерился внезапно выросшими клыками.

Оссолоп в мгновение ока был скручен и спеленут. Его не уводили, а почти уносили.

— Не знаю, что и придумать, — говорил, тяжело вздыхая, Ленивец, — проповедь по техническим причинам переносится. Все разбегаются. Теперь куда?

— Есть одно место! — Живчик хитро прищурил глаз. «Тебе вовек не додуматься». — Меня этот чокнутый доктор надоумил. Я слышу, он все время твердит «ныряет, ныряет». Вот я и подумал, почему бы и нам не нырнуть, а?

— Еще успеем, — мрачно возразил Ленивец. — Поймают, тогда…

— Брось, парень, я не о том! Идем-ка мы с тобой в бассейн. Там нас голеньких никто не выловит! А?

Ленивец в сомнении покачал головой.

— А если застукают? — спросил он. — Голый далеко не убежишь. Весь на виду. В трусах да плавках разрешается быть только на площадке бассейна.

— А что делать?

— Делать, пожалуй, нечего. Ты прав.

Евгений и Лоис разговаривали по-английски. Настоящему англичанину было бы интересно послушать их диалог. Возможно, настоящий англичанин остался бы при мнении, что молодые люди просто валяют дурака.

Но Евгений и Лоис использовали свой английский с самыми серьезными намерениями. Он служил, как и положено языку, общению.

— Здесь такая теснота, что некуда пятки возместить! Этот плохой бассейн третьего класса, — говорила, нежно улыбаясь, Лоис.

— Ужасный теснота, — подтверждал Женя. — Но ничего, я вижу неподалеку свободный шезлонг, целых два, идем туда сильнее, мы на них успокоимся.

— О, какая прелесть! Бегали!

Держась за руки, они устремились через вытянутые ноги поджаривающихся купальщиков.

Евгений был горд.

«Да у меня просто соколиный глаз. Чтобы в этой свалке дымящихся тел отыскать свободное местечко… Да еще два рядом. Нет, я просто молодец!» — Я иду делать большой туалет меньше, — заявила Лоис и удалилась в кабину для переодевания.

Евгений проводил ее нежным взглядом.

«Ах, Лоис. Солнечное создание. Как с тобой легко и просто. Ты сама не знаешь, какая ты прелесть. Ты чудо. Ты мечта. Ты…» Слава богу, Лоис вовремя вернулась. В купальнике она выглядела школьницей, принимающей участие в спортивных соревнованиях.

Евгений опять умилился.

«Цыпленочек. Желторотый, желтоклювый, совсем желтый цыпленочек».

— Я также пойду уменьшать свой большой туалет, — Женя перекинул плавки через плечо, подмигнул Лоис и отправился переодеваться.

Что было потом? Потом они лежали рядом, над ними было смеющееся небо. И солнце, которое радужными кругами пробивалось сквозь их сомкнутые вежды. Плеск воды в бассейне. Ласковый бриз. Их косноязыкие английские фразы становились все короче и реже, пока не исчезли совсем. Да и зачем им нужны были слова? Постукивание мизинцем по соседней всепонимающей ладони немедленно вызывало ответный сигнал, на вздох отвечали вздохом, а изредка по лицу кто-то проводил ласковым пальцем, и было смешно и щекотно.

Евгений видел, не глядя, совсем рядом большой черный улыбающийся глаз и чувствовал себя счастливым.

«Может ли жизнь дать мне большее? Сомневаюсь. Я молод. Я здоров. У меня есть друзья и любимое дело. Есть будущее. И есть настоящее. Рядом со мной маленький замечательный человек. Таинственный и прекрасный. Я счастлив, что он есть вообще и что он сейчас со мной. Но ведь это пройдет? Конечно, пройдет. Обязательно пройдет. Счастье привлекательно своей кратковременностью и бескорыстностью. И вечная зелень, как иглы ежа, хоть век не тускнеет, но век не свежа. Мгновение, я не говорю тебе — остановись. Но я и не гоню тебя прочь. Я прошу тебя об одном. Я знаю, что ты пройдешь. Но если можно, продлись подольше».

Нагревшись так, что кожа стала дымиться, они спустились в бассейн. Они плавали долго, пока прохлада не прогнала солнце из их тел.

Они вернулись на деревянные кресла, чтобы опять лежать, молчать и изредка улыбаться друг другу. Тела их чернели на глазах, словно высыхали, и всем было видно, какие они стройные, молодые, сильные. Когда стало жарко, они вновь пошли в бассейн, ныряли поглубже и, встречаясь под водой, заглядывали друг другу в большие расплывающиеся зрачки. Черные волосы Лоис и светлые пряди Жени касались, словно колышущиеся водоросли, и всплывали кверху. Задохнувшись, они пробками вылетали из воды, смеялись, фыркали, отплевывались. И возвращались на раскаленные прутья лежаков, чтобы через несколько минут вновь оказаться в бассейне. Они не пытались понять, откуда пришло к ним сказочное ощущение свободы и простоты. Женя воспринимал его как некую упоительную невесомость, которая заставляет кровь медленно подыматься к вискам. У Лоис зрачки становились все больше. Ей все чаще хотелось смеяться без всякой причины. Женя пытался проанализировать свои ощущения.

Наверное, это и есть счастье. Наверное, это и есть недоступное счастье. Когда больше ничего не надо. Когда не хочешь идти в завтра, в послезавтра. Когда не хочешь, но говоришь мгновенно родившуюся банальную фразу, которая кажется почему-то новой. Не надо никаких перемен. Знаю ли я эту девочку? Нет. Но зачем мне ее знать? Мы радостно встретились и расстанемся радостно. Радость выше познания. Счастье выше разума. Мне хочется когото поблагодарить. Кого? Мне хочется сделать что-то очень приятное. Кому? Мне хочется выкинуть какую-нибудь штучку. Перед кем?

— Мы устроимся так, — сказал Живчик, раскладывая свое тощее тело на единственном добытом ими шезлонге, — один будет греться на солнце, второй мокнуть в бассейне. Затем смена. Идет?