Итак, мой не очень хороший, не очень умный и (мое предположение) не очень культурный двойник решил использовать сходство со мной для личных целей. Поскольку я не знаменит, не сановит, не именит, особого интереса для него я, очевидно, не представлял. И все же он следил за мной. Это его тем более плохо характеризует. Я имел дело с человеком мелочным, завистливым, въедливым. Из тех, которые добывают витамины из запаха апельсинов. Мелочность жестокость — близнецы-братья. (Чтото очень много близнецов и двойников!) Вероятно, он был также жесток, как и мелочен. Отвратительный тип! Слежка привела его к Екатерине Алексеевне и, возможно, ко мне на работу. Он узнал, где я живу и что я делаю. Кажется, только до моего вечернего института он не добрался, что, впрочем, еще неизвестно.
И вот двойник проводит серию операций. Он появляется на моей квартире, когда я на работе. Конечно, у него под мышкой новенький эстамп. Человеку, вносящему в дом нечто, верят больше, чем тому, кто приходит с пустыми руками. Под каким-то предлогом он проникает ко мне в комнату. Либо дверь все же была открыта, либо Екатерина Алексеевна там еще не окончила уборку, неясно, да и не суть важно. Двойник в моей комнате! Он узнает фамилию (паспорт в письменном столе, а стол, понятно, открыт), должность на работе, возраст, место учебы и т. д. и т. д. Я открыт для него со всех сторон, им получена исчерпывающая и окончательная информация. А пока начинаются мелкие хулиганские проделки. Побег из такси. Вызов «неотложки» к здоровой хозяйке. И так далее. За все будет отвечать двойник, сиречь я. Поэтому веселись вовсю, только вовремя заметай следы. Линия поведения моего двойника показывала, что он ко всем своим недостаткам еще и несерьезный человек. Просто глупец какой-то. Даже дурак.
Больше всего меня смущало появление двойника в институте. Что он там побывал, я не сомневался. Иначе откуда бы на меня посыпались все эти неприятности? Однако расшифровать его деяния было довольно трудно. С кем он встречался и о чем говорил, неизвестно. Очевидно все же, он отделывался «да» и «нет», как поступил бы любой в его положении. А может, и созорничал, ляпнул что-либо меня компрометирующее. От него всего можно было ожидать. Так или иначе, он сказал «да» Аделаиде на ее вопрос о том, кто сочинил стишок про Тукина. Он сказал «нет» моему шефу, и тот залепил мне выговор. А вот что он сказал Таньке?!
У меня состоялся малоприятный разговор с Татьяной. Я поймал ее в тот момент, когда в комнате Тукина никого, кроме нее, не было. Танька уже не краснела при встречах со мной, но ее напряженный взгляд говорил, что не все ладно.
— И что ты хочешь мне сообщить? — судя по тону, она уже обрела свою форму. Я помолчал, обдумывая, как бы не попасть в неловкое положение.
— А что, собственно, произошло? — я раскрыл глаза возможно шире, решив прикинуться дурачком.
— Ты не знаешь?
— Да нет, не то чтобы не знаю, но… понимаешь…
— Я-то понимаю, а вот ты?
— Видишь ли, на меня иногда находит, и тогда я все забываю, не то чтобы забываю, но…
— Я рассматриваю это как месть с твоей стороны. Довольно некрасиво. Ты все же мужчина, если, конечно, судить по твоим брюкам. И бороде.
— Что я сделал?!!
— Слушай, не будь идиотом. У тебя это получается здорово похоже. Можно подумать, что и вправду…
— Таня! Ради бога! Прими мои самые искренние извинения, но пойми, я иногда делаю такие вещи совершенно бессознательно. Как во сне. А потом не помню. Расскажи мне, ради бога, что же такое я натворил? Чем навлек твою немилость?
— Прекратим этот разговор. Ни к чему он. Я тоже человек и некоторых поступков не прощаю.
Мне показалось, что в глазах у нее блеснули слезы. У Таньки-то? Вот это да! Она захлопнула сумочку и вышла из лаборатории. Я остался один в полной растерянности. Не бежать же мне за ней в самом деле. Очень глупо получилось. Никчемный разговор. Никчемная затея. Ничего нельзя понять. В то же время я испытывал некоторое злорадство. Мой двойник расквитался за меня. Чтоб довести Таньку до такого состояния, надо обладать недюжинными способностями. Эту девочку нелегко пронять. И как ему удалось нащупать ее слабое место? Получилось ли это случайно? Вероятнее всего так. На больные мозоли всегда наступают случайно.
Я лежал на своей роскошной тахте вконец расстроенный.
Состояние такое, хоть вешайся.
Зачем он все это делает? Картой в этом смысл? К чему мышиная возня?
Месть мне? За что?
И кто я такой, чтобы мне мстили? Я, может, ненароком… нет, нет, я один из безобиднейших людей земного шара. Я пальцем никогда никого не тронул. Нет, мстить мне не за что. А впрочем, в прошлом… ведь не все запоминаешь… и как-нибудь задел случайно, как говорят, локтем и не заметил, а потом все и обнаружилось… Да нет, что я! Все чушь, блажь, я наговариваю сам па себя… Мысли мои разбегались, но было в их движении некое начало, отправная точка, концентрированное выражение всех обид. Таким фокусирующим свойством обладал один вопрос.
Почему именно я?
Я, конечно, понимал, что это вопрос всех неудачников, попадающих в очередную жизненную передрягу. Но я уже потерял контроль над мыслями.
Затем у меня стали появляться совсем уж дикие предположения. Например, такие: а что, если этот предполагаемый двойник получил специальное задание свести меня с ума?
И ей-богу, он этого добьется! Я уже сейчас не в себе. Он очень легко сделает меня сумасшедшим. Судя по изощренности его поступков, это натура исключительно сложная и коварная. С примесью издевательства, даже садизма.
Повезло мне. Даже в роли двойника я не смог завести себе приличного человека!
Задребезжал телефон. Он у нас стоит в передней. Стук в двери — значит, меня.
Голос Димы спокойный и далекий, будто он говорит из другого города.
— Слушай, чертушка, притащи, пожалуйста, палеонтологический атлас завтра в институт.
— У меня его нет.
— Да брось ты!
— Да что бросать-то? Я его не брал. Он мне не нужен: я этими вещами не интересуюсь, сам знаешь. У меня профиль другой.
— Да ладно тебе. Ты просто забыл. В фондовой библиотеке он значится в твоей карточке.
— В моей?
— Ну конечно, я проверил. Может, брал шефу своему или кому другому и забыл. Посмотри дома.
— У меня дома ничего нет.
— Ну, так, значит, в институте. Где-то он должен быть, раз ты его взял.
— Ладно. Проверю. Как твои дела?
— Неплохо. Загляни завтра к Тукину часам к двенадцати. Есть кое-что интересное.
Палеонтологический атлас я нашел в одном из ящиков письменного стола и на другой день принес его Диме. Вырванные из атласа страницы пришлось вклеить обратно. У меня на стене остался только один эстамп — бледные медузы в красной воде.
— Ты болен? — спросил меня Дима.
— Нет, просто устал. Много работы и… устал.
— А-а, — сказал Дима. — Так вот, сейчас пойдем к Тукину, и ты познакомишься с кое-какими интересными вещами. Это тебя развеселит.
— Пойдем, — сказал я.
Мне было совершенно все равно. Идти. Смотреть. Стоять. Лежать. Бежать.
Я был подавлен.
Тукин сиял. Голубенькие глазки весело поблескивали за толстыми стеклами очков.
— Необыкновенно, — твердил он, — необыкновенно.
— Что, собственно, необыкновенно? — Мне действовало на нервы его веселье.
— Он не понимает? — Тукин удивленно посмотрел на Диму.
— Он не знает, — сказал Дима, — он отстал, и ему нужно объяснить. Он был болен. Он устал. Ему скучно.
— Мне не скучно, — сказал я.
— Ну, так грустно.
— И не грустно.
— Тем более тебе нужно выслушать все об ископаемом ферменте.
Они сели передо мной и запели. Они здорово спелись за то время, пока я маялся с двойником. Как говорится, нашли общий язык.
Заметив, что теоретические рассуждения до меня не доходят, они смолкли и потащили меня смотреть какую-то мышь. Я удивлялся, отчего они со мной так цацкались и носились, пока Дима мне все не объяснил. Он сказал, что я считаюсь инициатором данной работы и буду их соавтором. Я заметил, что кроме меня у них будет еще один соавтор, но они не поняли, а объяснять мне не хотелось.