Геккель выписал из Германии рентгеновский аппарат. Со дня на день ожидалось его прибытие морем. Просвечивание Х-лучами долженствовало окончательно пролить свет на развитие плода.

Когда до прибытия рентгеновского аппарата оставалось три дня, Франц набрался духа объясниться с Иммой. Он вывел её на берег океана, чтобы за шумом волн легче произносить страшные слова признания. В тот день штормило. Над прибрежными рифами парили чайки, с визгливым криком бросаясь вниз при виде блеснувшей рыбёшки. На крошечном островке ярдах в пятидесяти от полосы прибоя ветер до половины согнул молодые пальмы. Их широкие листья, срываемые бурей, успевали намокнуть в брызгах волн на пути к берегу. Один или два пальмовых листа ударили Франца по лицу. Обхватив Имму за располневшую от беременности талию, он вдруг заговорил о научных ошибках Геккеля. Монэры не существует. Основа жизни не ядросодержащая, а безъядерная протоплазма. Геккель легко бы в этом убедился, обладай он более мощным микроскопом. Сам он, Франц Галль, глубоко убеждён, что будущее за тем светом, что указал миру пастор Мендель из Австро-Венгрии. Да, да, пусть Имма не смотрит на него так, это кажется неправдоподобным, но именно опыты не на животных, а на горохе, простом горохе приблизят человечество к разгадке жизни. Галль популярно изложил Имме гипотезу о расщеплении, доминантных и рецессивных признаках. Имма не отводила от Галля глаз. Он читал в них подлинный интерес. Ветер усилился, посыпал мелкий дождь. Девушке приходилось обеими руками удерживать подол платья, который буря стремилась накинуть ей чуть ли не на голову. Галль прозябает у Геккеля. Ему нужно уехать в Америку или Европу, присоединиться к тем людям, что вместе с Морганом и Вейсманом исследуют то, что называют генами. Короче, Геккель плохой, он не даёт перспектив Галлю,  потребляет результаты его исследований, лишает авторства. Направление трудов Геккеля тупиковые, вершина его ограниченности – экспиримент с приматами. Имма поёжилась от холода. Она пожалела, что не захватила с собой шаль. « Пойдём домой », - предложила девушка Францу. Как домой, содрогнулся Франц. Домой, когда они только что дошли до самого главного, до того, что непосредственно касается её самой, Иммы? Знает ли она, что старик считает её беременной от орангутанга? Нет, она беременна от него, Франца, просто отвечала девушка, она любит его, у неё не было никакого другого мужчины. Веки Иммы увлажнились, ей хотелось плакать, любимый не верил ей. А вот старик Геккель рассуждает по-другому, продолжал Галль, Геккель приказал усыпить Имму, заставил орангутанга сойтись с ней и теперь ждёт потомства, наполовину человека, наполовину обезьяну. Раз так, действительно следует бежать, согласилась Имма. Ничто её не удерживает на острове. Отец её продал, мать осталась далеко в горах. Франц нежно поцеловал понявшую его чувства Имму в потрескавшиеся от беременности губы. Побег назначили через два дня.

Уже на следующее утро прибыло судно с рентгеновским аппаратом. Геккель отвёл под него центральное место в гостиной. До сумерек шестеро мастеровых: четыре  немца, один голландец и один низкорослый мулат, стучали молотками то, сооружая настил, то, скрепляя корпус. Все это время Геккель в свободных льняных штанах и просторной хлопковой блузе коршуном кружил вокруг работающих. Он всем интересовался, вовсё вникал. Наиболее его беспокоило, хватит ли для исследований фотографических пластин. Их привезли пятьдесят,   а Геккель заказывал сто, один комплект бесследно исчез. Бригадир объяснял отсутствие пластин и девятибальным штормом у берегов Омана, и вороватостью египетских таможенников в Суэцком канале. Геккель не слушал, возбуждался, кричал, размахивал руками, потом успокоился, шутливо подмигнул мастеровым и вновь с неменьшим усердием, чем они трудились, стал наблюдать за работой. Когда три стены были готовы, их раздвинули наподобие книжки вокруг пьедестала, пошли за рентгеновским аппаратом, стоявшем во дворе. Уже темнело, густая тропическая ночь стремительным микшером убирала очертания деревьев, домов, берега. В воздухе зашуршали крылья летучих мышей, которые здесь настолько крупны, что их называют собаками. Возвещая о приближении хищников, протрубили слоны.  Вышел из облаков Южный крест. Геккель предложил отложить работу до рассвета. Он опасался, что ночью в недостаточном свете ламп мастеровые способны допустить какую-либо роковую ошибку при сборе аппарата, перекрутят гайку, не уследят за достаточной герметичностью съёмочной камеры. Бригада с готовностью приняла предложение хозяина дома принять душ и пройти к столу. Ради неординарного события, приезда в маленькую колонию земляков, забили нескольких цейлонских кур и достали из подвала рейнское. Приезжие охотно поглощали курятину, но прежде налегали на местную крепкую банановую араку, оставляя нетронутым тонкое вино, которым они могли насладиться и на родине. Геккель расспрашивал, чем дышит Германия, остальная Европа, где он не был скоро пятнадцать лет. Назревала большая война, Россия и Германия готовились обрушиться на Австро-Венгрию. Германия надеялась, наконец, завершить объединение немецких земель, а Россия, сокрушив дряхлого венского гиганта, в случае победы получала долгожданный контроль над черноморскими проливами. Если говорить о культуре, то мир помешался на кинематографе. В быту же увлечение автомобилями и загородными домами. А в науке? Что финансирует правительство?  Мастеровые представляют серьёзную промышленную фирму, поставляющую аппаратуру для научных исследований. Судя по заказам, преобладает спрос на вытяжные шкафы, противогазы, колбы из крепкого стекла. Кайзер охотно финансирует химические и бактериологические изыскания.

 За столом  прислуживала Имма. Мастеровые игриво поглядывали то на её выпирающий живот, то на хозяина дома, считая его отшельничество виной девушкиного положения.

Пользуясь всеобщим увлечением разговором, Галль вывел Имму на веранду. Конкретные мысли, как выполнить побег, были крайне туманны. Геккель днём обычно отдыхал, и Галль предлагал в эти часы выйти на дорогу, поймать попутную арбу, на ней добраться до Коломбо и некоторое время скрываться в одном из нанятых домов. Но от тряской дороги в арбе могли начаться преждевременные роды, срок которых уже подошёл. Галль полагал, что без помощи профессионального акушера роды в пути могли повлечь смерть матери или плода или обоих. Другой вариант – бежать в лес, с трёх сторон подступавший к дому Геккеля, прятаться там, питаясь курами, павлинами, у Галля есть ружьё и, ища удобного шанса пробраться к морю, сесть на корабль, идущий куда угодно в Европу, Африку, Австралию. Имма не понимала поспешных мыслей своего жениха,  она не знала их истинной природы, поэтому предлагала сначала родить, а потом думать. Девушке явилось во сне, что ребёнок – вылитый Галль, она предлагала идти к Геккелю, пасть в ноги, во всём признаться и просить его стать названным дедом новорожденному. Гримаса боли скривила лицо Галля, он не хотел видеть Геккеля ни названным дедом, ни крёстным отцом, Имма приняла христианство. Геккель нетерпеливо позвал Галля и Имму в зал. « Что вы там шепчетесь?- спросил он, и, видя смущение молодых, добавил: - Целовались что ли?» Уже подвыпившие мастеровые и Джо захохотали. Имма отвернулась к колонне из красного дерева, поддерживающей крышу, Галль молча сел на плетёный стул, налил араки, но пить не стал, разглядывая желтоватую жидкость в свете керосиновой лампы. « Гости интересуются моей теорией. Я устал излагать её письменно и публично. Франц, расскажи вкратце, прошу тебя, - покровительственным тоном сказал Геккель и представил: - «Господа, Франц Галль, наиболее способный из моих учеников.» Франц покраснел: - « Дело в том, босс, что я не вполне согласен с вашими постулатами, скажу больше, совершенно не согласен, хотя ранее я это скрывал, подавленный вашим авторитетом и деспотизмом характера, - Галль нервно кашлянул, облизнул пересохшие от волнения губы, - и если я возьмусь излагать возникновение жизни на Земле, то согласно своим взглядам, но не вашим. Геккель крякнул: «Первый раз слышу подобное от тебя. Помни голубчик, я обладаю не взглядами, а научными доказательствами.» - «Наука и религия две вещи близкие.» - «Далеко мы зашли, - вздохнул Геккель. - Что же говори… и тут же перебил самого себя: - Неужели ты отрицаешь, происхождение жизни из единого источника, из того, что я называю монэрой.» - « Да, отрицаю, учитель. Я предполагаю, что жизнь возникла из различных источников, их как минимум два, пример тому существование хордовых и бесхордовых. Более того, человеческие расы тоже могут иметь различные корни. Независимо друг от друга в разное время произошли человеческие расы, в Африке – чёрная, в Азии – жёлтая, в Европе – белая. Расы имели несколько, множество источников. Не в одном месте, а в тысяче мест зарождалась, к примеру, в Африке чёрная раса…» Геккель вскипел. Галль ещё никогда не видел профессора в таком гневе. Щёки его сделались пунцовыми, зрачки побелели, сетка багровых апоплексических морщин разбежалась от глаз. – « Да вы молодой человек не просто мой научный противник. Вы мне враг!» - Геккель стукнул кулаком об стол так, что зазвенела посуда. Он встал и согбенный тяжёлыми раздумьями, разочарованьем и неуверенностью в ближайших учениках своих направился к дверям. На пороге он остановился: - « То что вы несёте не просто вздор, это чушь, родственная средневековому обскурантизму.» Геккель ушёл. Воцарилась тишина. Мастеровые не ели, не пили. Джо, приподнявшись со своего места, застыл со вздувшимися на шее жилами, в изумлении и негодовании он неподвижным взглядом сверлил Галля. Сердце Иммы сжалось в комок, она чувствовала, что происходит нечто страшное. В шуме океана и треске цикад задвигались стулья. Без хозяина гости отказались от чая. Мастеровые уходили спать на расстеленные им на полу места. Ушёл и Джо. Имма и Галль остались одни у стола с немытой посудой.