— Слушай, ты что, был здесь уже когда-нибудь? — спросил Карпов. — Так ориентируешься?
— Где я только не был! И здесь был… От армии косил в свое время, — ответил Лопата, озираясь по сторонам.
— От армии?! Ты?!
— Ну да! Чего мне там делать? Армия армии — рознь… Пошли, — Лопата уверенно зашагал по коридору.
Карпов шел за ним, стараясь не смотреть на то, что сделала РГД с двумя охранниками. Судя по их виду, граната взорвалась прямо у них под ногами.
— Вниз теперь…
Перед Карповым открылась двухпролетная короткая лесенка. Спустившись по ней, они оказались в очередном коридоре со множеством дверей.
— Так-так… Посмотрим… — Лопата ударил ногой в первую же дверь. Она не поддалась. Тогда он выпустил в замок короткую очередь и снова стукнул по двери ботинком.
— Ба! — ахнул он, увидев то, что открылось его глазам за распахнувшейся изрешеченной пулями дверью.
— Прямо машинный зал, — покачал головой Карпов.
— Все на пол! — рявкнул Лопата.
За столами сидело человек пять. Видимо, услышав выстрелы, сотрудники компьютерного центра заперлись, от греха подальше, и теперь находились в состоянии шока — от устрашающего вида неожиданно появившихся в помещении вооруженных налетчиков.
Сотрудники — трое молодых ребят и две девушки — послушно сползли со своих вертящих кресел и замерли в неудобных позах на полу. Кто-то даже предупредительно завел руки за голову.
— Где женщины?! — крикнул Толя.
— Отвечайте, подонки, где наши женщины? — повторил его вопрос Михаил Романыч и недвусмысленно повел коротким стволом автомата.
— Какие женщины? — спросил один из парней, лежавший ближе всех к Лопате.
— Где твой начальник прячет заложников? Всех перестреляю, гаденыши!
Лопата неожиданно застрекотал своим «Узи», разнося в стеклянную пыль мониторы, корежа системные блоки, сбивая со столов тут же разлетавшиеся на мелкие кусочки стойки с компакт-дисками.
— Стойте! Что вы делаете?! — Парень вскочил на ноги, в запале забыв об угрозе того, что пули могут попасть и в него самого. Ударом ноги в солнечное сплетение Карпов тут же отправил его в исходную позицию.
— Остановитесь! — закричала коротко стриженая девчонка. — Я скажу!
— Говори! Быстро! — Лопата сунул руку в рюкзак — и мгновенно вставил в автомат новую обойму.
— Я не знаю ни про каких заложников… Но они могут быть в палатах для буйных… В изоляторе… Это по коридору налево, потом вниз…
— Знаю… Сидеть здесь и не рыпаться! — Лопата, придавая своим словам пущее значение, дал короткую очередь в потолок. — Пошли, Толик. Я знаю, где это.
Как раз в тот самый момент, когда Лопата и Карпов встали перед железной дверью изолятора, Боец (с потерявшим сознание прямо на сиденье машины Анисимовым) носился на своем джипе по двору больницы, сбивая и корежа легковые машины, притулившиеся на небольшой, отгороженной символической оградкой стоянке. Смел он по пути и будочку охранника, который, однако, успел из будочки выскочить — и даже выстрелил один раз по неизвестно откуда появившемуся во дворе черному стальному чудовищу. Но уже в следующий миг джип задел его крылом, и охранник отлетел на кучу досок, оставшихся от его будочки.
По машине велась прицельная стрельба со стороны главного входа в больницу, и Боец понял, что напролом ему не прорваться… Не то, что не прорваться, а хорошо бы вообще ноги унести! По машине садили из двух пистолетов, из «Калаша» — короткими очередями. Спасало пока Бойца лишь то, что ездил он с выключенными фарами и очень умело менял направление: закладывал резкие виражи, крутясь по двору, не давая противнику точно выверить прицел.
Боец уже решил, что пора бросить машину, выскочить на асфальт подъездной площадки и попытаться проникнуть в здание через какие-нибудь боковые окна — как вдруг в треск одиночных выстрелов врезалась длинная, отчетливо простучавшая очередь, причем раздалась она за спиной Бойца… По входу в больницу явно стреляли из ручного пулемета.
«Гинденблат! — понял Боец. — Ну все, господа бандиты, конец подкрался к вам незаметно… Захар Яковлевич сейчас вам устроит!»
Шальная пуля, выпущенная одним из охранников уже в панике, абы куда, в белый свет, как в копеечку, пробила лобовое стекло джипа и попала Бойцу в лоб, аккурат между бровей.
Гинденблат выпустил последнюю очередь и бросился вперед… Перепрыгнув через трупы троих охранников, он ворвался в здание и побежал вниз по широкой, красиво декорированной лестнице. Она привела Захара Яковлевича в личный ресторан Комарова (которым тот так гордился). На сей раз зал был пуст.
«Суки! Ишь обставились… — прошептал сквозь зубы Гинденблат. Им длинной очередью из ручного пулемета в щепки разнес стойку бара. — Я вам устрою пир во время чумы!»
— Не стреляйте! — донесся до него слабый голос бармена, лежавшего на полу, в груде битого стекла от разнокалиберных бутылок, прежде украшавших помещение. — Не стреляйте…
Гинденблат огляделся по сторонам. Кроме бармена, копошившегося в битом стекле, в зале не было ни души.
— Где твой хозяин? — спросил Захар Яковлевич, ворочая по сторонам стволом пулемета.
— Наверху… Прямо по коридору… Вы увидите… Апартаменты… Двери резные…
— Резные, говоришь? — Гинденблат пустил очередь широким веером, круша пулями столы, стулья, вазочки, этажерочки, все милое убранство уютного некогда ресторана. — Апартаменты? Вот вам апартаменты!
Комаров услышал выстрелы и взрывы внизу, когда во второй раз проникал своим естеством между роскошных ягодиц Ипатьевой. Гнедко перезвонил час назад и сказал, что задерживается. Комаров решил использовать неожиданно высвободившееся время с максимальной для себя пользой — снять накопившийся за несколько последних суток нервный стресс.
Гена в кризисных ситуация привык действовать, ориентируясь на свои безошибочно работавшие рефлексы. Он скатился с качающегося на постели тела Галины, мгновенно так, что его сноровке мог бы позавидовать любой солдат-срочник, оделся. Схватил пистолет и прижался ухом к двери.
— Что за байда? — задумчиво прислушиваясь к топоту в коридоре и к пулеметным очередям, доносившимся снизу, спросил он: не то у Галины, не то у самого себя.
— Это не байда! — услышал он голос журналистки, в котором вдруг прорезались какие-то незнакомые ему интонации.
— Что? — Комаров повернулся к Галине и на мгновение застыл, потрясенный увиденным…
Ипатьева стояла совершенно голая, не успев, в отличие от Гены, одеться. Зато она успела достать откуда-то сверкающий черным металлом «кольт», ствол которого смотрел прямо в переносицу хозяина приватизированной психиатрической лечебницы.
— Ты что, Галя? — спросил Комаров, не понимая, что происходит.
— Ничего, — спокойно ответила журналистка. — Ничего. Брось свой пистолетик: он все равно не заряжен. Кончен бал, директор «дурки». Отгулял ты свое, Гена Комаров. Великий комбинатор…
Комаров очень спокойно поднял свой пистолет, навел его на журналистку и нажал на спуск. Выстрела, как и предупреждала Галина, не последовало.
— Может быть, ты объяснишь?.. — начал Гена, уже понимая, что сейчас скажет ему ушлая москвичка. Гораздо более ушлая, чем он предполагал с самого начала.
— А что — ты сам еще не понял? Все обвинял москвичей в недалекости и провинциальности… А сам? Попался точно так же, как и Кульков. Все, Геночка! Это идут за тобой. Твою охрану там мочат. А тебя… С тобой будут другие люди разговаривать. Даже не Гнедко — повыше бери! Потому что прежде чем тебя замочат, надо еще, чтобы ты кое-что подписал, кое-какие номера счетов назвал. Понял? В том, что ты все это сделаешь, можешь не сомневаться. Есть много разных способов. Да ты их должен знать — как работник психиатрической клиники!.. Мания величия у тебя, Гена. Надо же что придумал: устроил себе офис в дурдоме! Это ты специально? Я-то тебя узнала за эти дни: конечно, ты иронию свою хотел показать… Мог бы найти другое место, и запросто. Так нет — показать всем решил: вы, мол, все идиоты, а я — главный врач, который вами командует и управляет! Нет, Геночка. Есть другие. Не такие уж они и идиоты. Сообразили — все твои комбинации раскусили, еще когда ты их только начал запускать. Что ты мне плел — решил к рукам прибрать то, что другие сделали? Кто? Ты?! Шестерка Боровиковская?.. Нет, Гена, ты много на себя взял. Денег мне тут давал… Да мне Гнедко дал столько, что мне твои жалкие тысячи — просто взять и заместо прокладок положить! Понял?