Неожиданно рядом с ним появилась главный врач больницы Элизабет Симмс.

— Как он себя чувствует? — спросила она.

— Остывает, — ответил Гольдман.

— Если такие срывы будут у него и дальше, мне придется держать его в изоляторе постоянно.

— Не беспокойтесь, до этого дело не дойдет. В этот момент Кинкайд тихонько запел:

«Мне больше не снятся сны, У меня нет больше снов, Всю ночь напролет я пою свою песню, Потому что мне больше не снятся сны». Гольдман и Симмс посмотрели друг на друга и пошли дальше.

— Я прочитал информацию о новом штатном сотруднике, — сказал Гольдман.

— И что вы об этом думаете?

— Откровенно говоря, не понимаю, почему нужно носиться с какой–то выпускницей школы как с опытным профессионалом, — бросил в ответ Гольд–май.

— Она проводит исследование по наиболее типичным ночным кошмарам, сообщила Симмс.

— Элизабет, нам не нужна помощь со стороны. Я знаю этих ребят и не хочу, чтобы какая–нибудь горячая голова экспериментировала с ними ради публикации.

Гольдмана прервало сообщение по местной системе радиовещания:

«Доктор Гольдман, немедленно в приемный покой!»

Гольдман и Симмс бросились бежать через зал в приемный покой. Там буйствовала Кристен, отбиваясь от медицинских сестер и санитаров, которые пытались схватить ее и положить на каталку. Мать Кристен, Элен, была на грани истерики. Она во весь голос поносила медсестру.

— Давайте без этого! — кричала она. — Она лишь хочет привлечь к себе внимание, вот и все! В ее маленькую игру я больше не играю!

Совершенно ошалевшая медсестра обернулась к Гольдману.

— Попытка самоубийства, — сказала она. — Ее только что привезли из центральной больницы графства.

— Как ее зовут? — спросил Гольдман.

— Кристен Паркер. Она вела себя прекрасно до того, как мы попытались ввести ей успокаивающее средство.

Кристен с искаженным ужасом лицом пиналась, кусалась и царапала санитаров, пытавшихся схватить ее.

— Кристен, — закричал Гольдман, — мы хотим помочь тебе!

Неожиданно в приемный покой вошел Макс. Он отстранил санитаров, легко скрутил Кристен, заведя ей руки за спину. Она попыталась сопротивляться, но Макс был слишком силен для нее. Кристен обмякла.

— Успокойся, сестренка, — произнес сострадательно Макс. — Хватит этой ерунды.

Гольдман взял у сестры шприц и медленно подошел к Кристен:

— Кристен, я — доктор Гольдман. Я не причиню тебе боли. Я лишь хочу ввести тебе кое–что, чтобы помочь заснуть.

В то же мгновение Кристен пнула Гольдмана в живот. Макс потерял равновесие и повалился на свою тележку. Медицинские инструменты рассыпались по полу.

Кристен схватила хирургические ножницы.

— Назад! — закричала она и забилась в угол, готовая пронзить любого, кто к ней приблизится. Обстановка в приемном покое накалилась.

— Кристен, — сказал Гольдман, — положи ножницы. Никто не сделает тебе ничего плохого!

Держа перед собой ножницы, Кристен стала покачиваться взад и вперед, напевая:

«Пять, шесть, возьми распятие, Семь, восемь, не спи–ка лучше допоздна, Девять, десять, никогда.., никогда…»

Кристен заколебалась, так как не могла вспомнить продолжение.

И тут из зала раздался голос:

".., никогда не засыпай снова!»

В приемном покое воцарилось напряженное молчание. Глаза всех обратились к Нэнси Томпсон, стоявшей в дверях. Сейчас это была молодая красивая женщина. Однако белая прядь в ее волосах все еще напоминала о ночном кошмаре на улице Вязов много лет тому назад.

— Кто научил тебя этой песенке? — спросила она.

Глаза Кристен были прикованы к Томпсон. Нэнси подошла к девочке, взяла из ее рук ножницы, и Кристен упала в ее объятия, захлебываясь от рыданий.

***

В тот же день Гольдман и Томпсон обедали в пустынном кафетерии.

— Расскажите мне о детях, — попросила Томпсон.

— Вы увидите их всех завтра, — сказал Гольдман. — В каком–то смысле это.., уцелевшие. У всех ужасно нарушен сон. Бессонница, нарколепсия, недержание мочи…

— Но ночные кошмары — общее для всех?

— Именно. У них у всех какая–то групповая мания преследования каким–то «злым духом», более точного определения пока нет. Они так травмированы, что делают все что угодно, только бы не спать.

— Все что угодно, — повторила Томпсон.

Гольдман сидел, уставившись на свою кофейную чашку. — Около месяца тому назад мы потеряли одного. Не знаю, где он достал бритву. — Он помолчал. — Вы когда–нибудь работали с ветеранами войны?

Томпсон покачала головой.

— Эти ребята ведут себя так, будто у них синдром заторможенного стресса. Если бы я не знал всего, мог бы поклясться, что они участвовали в тяжелых сражениях.

— Я бы не сказала, что не участвовали, — заметила Томпсон.

— Что вы имеете в виду?

Томпсон пожала плечами и не ответила.

— Между прочим, — сказал Гольдман, — с этой новой больной все было сделано великолепно.

— У меня есть некоторый опыт по части типичных ночных кошмаров, — обронила Томпсон.

— Да, мне говорили. У вас это какая–то навязчивая идея.

— Называйте это страстью, — откликнулась Томпсон, смотря на свои часы. Мне нужно идти.

— Не забудьте заглянуть к Максу, — предупредил Гольдман. — Он введет вас в курс дела.

Собирая свои вещи, Томпсон нечаянно уронила кошелек, и его содержимое высыпалось. Среди прочего был и пузырек с пилюлями, Гольдман помог ей и поднял пузырек с надписью «Гипносил».

Томпсон взяла пузырек и положила его обратно в кошелек:

— Спасибо. До встречи утром.

Она уже перешагнула порог, когда Гольдман позвал:

— Мисс Томпсон!

— Зовите меня Нэнси.

— Если только вы будете звать меня Нил, — сказал Гольдман. — О чем была та песенка?

— Это кое–что из того, что поют дети, чтобы отпугивать «злого духа».

Когда Томпсон поворачивала за угол, в конце зала появилась монахиня в белом одеянии. Казалось, она смотрела на Гольдмана. Группа людей заслонила ее, затем отошла в сторону, но монахиня уже исчезла.

Гольдман нахмурился, но потом выкинул этот случай из головы, допивая свой кофе.

Глава 2

На следующее утро Томпсон приехала в дом Кристен, чтобы встретиться с ее матерью, которая должна была подписать целую кучу больничных бланков. Элен была тщательно одета в дорогой костюм для тенниса.

— Миссис Паркер, — спросила Томпсон, — было ли в поведении Кристен что–то необычное? Не заметили ли вы чего–нибудь странного перед тем, как она сделала попытку покончить с собой?

Элен нахмурилась:

— Странности — это ее хобби. Я потратила тысячи на психиатров.

— У нее всегда были ночные кошмары?

— С ними стало еще хуже, когда я забрала у нее кредитные карточки.

— Я говорю серьезно.

— Послушайте, мисс Томпсон, я не знаю, что вы от меня хотите.

— Всего лишь несколько ответов. Это касается и других детей, не только Кристен. Все это хорошие, умные дети.

— Сожалею, но специалисты вы, а не мы. Если бы я что–нибудь знала, поверьте, я бы поделилась с вами.

— У меня нет на этот счет сомнений, — сказала Томпсон.

Элен встала:

— Прошу извинить, но мне необходимо ехать в клуб.

— Мне нужно взять вещи Кристен, — напомнила Томпсон.

— Горничная положила все в чемодан.

— Я захвачу его. Не беспокойтесь, я сделаю это сама.

— На втором этаже, по лестнице, — сказала Элен.

Томпсон поднялась наверх в комнату Кристен и нашла чемодан с вещами, лежащий на постели. Поворачиваясь к двери, она неожиданно увидела дом из папье–маше на чертежном столе.

Нахмурившись, она подошла к столу, и тут ее глаза вспыхнули от изумления. Это была модель ее старого дома на улице Вязов.

***

Ночью Гольдман сидел за компьютером в своем кабинете. Он подсоединил модем к телефону и получил доступ к памяти головного компьютера. Экран засветился, и он выдал команду.

Бесконечный список лекарств появился на экране. Наконец он нашел нужное:

«Гипносил. Согласно классификации Управления по контролю за качеством пищевых продуктов, медикаментов и косметических средств — экспериментальное лекарство. Эффективно при лечении психических расстройств. Может быть использовано как снотворное в случаях, когда сон без сновидений считается оптимальным средством, а также для подавления чувства ужаса во сне».