— Сделано, — проворчала я, с трудом натягивая второй сапог.

Когда я обулась, стражник развернулся. Звяканья ключей я не слышала. Впрочем, и замка нигде заметно не было. Я понятия не имела, как он собирается меня отсюда вытаскивать.

Но вместо того, чтобы открыть какую-нибудь потайную дверцу, стражник дернул рукой, и металлические прутья разошлись в стороны, выпуская меня. Этого следовало ожидать. Тюремщик…

— Магнетон, — взмахнув кистью руки, закончил за меня стражник. — Кстати, девчонка, которую вы едва не поджарили, — моя двоюродная сестра.

Я едва не закашлялась, не зная, что ответить.

— Извините.

Прозвучало это не особо искренне.

— Извиняетесь за то, что промахнулись? — произнес он с легким намеком на юмор. — Евангелина — та еще сучка.

— Семейная черта?

Мой язык произнес это быстрее, чем голова сообразила, что же я ляпнула.

Но вместо того, чтобы ударить меня за дерзость, стражник скривил губы в легкой усмешке.

— Думаю, со временем вы сами разберетесь, — без холодка в глазах заявил он. — Меня, кстати, зовут Лукас Самос. Следуйте за мной.

Само собой, выбора у меня не было.

Стражник вывел меня из камеры и сопроводил вверх по винтовой лестнице. Там меня ожидала дюжина стражников, а то и больше. Не произнеся ни слова, они окружили меня, выстроившись в аккуратное каре, затем двинулись, заставив меня идти вместе с ними. Лукас меня не покинул и теперь шел строевым шагом вместе с другими стражниками. Оружие свое они держали в руках, словно готовились с кем-то сражаться. Интуиция подсказывала, что эти люди собираются защищать отнюдь не меня… Скорее уж других от меня…

Когда наша процессия достигла самых красивых верхних уровней, стеклянные стены, как ни странно, почернели. Тонированное стекло. Я вспомнила, что Гиза рассказывала мне о Чертоге солнца. Алмазное стекло по желанию темнеет, когда хозяева хотят что-то скрыть от подданных. Очевидно, я являюсь тем, что показывать посторонним не стоит.

Я видела, что с окнами тоже что-то происходит, и к механике эти изменения не имеют ни малейшего отношения. Рыжеволосая стражница, появляясь в очередном коридоре, взмахом руки заставляла темнеть стекла окон, создавая в помещении полумрак. Казалось, что на стекла изнутри ложится тень.

— Она теневичка, умеет приглушать свет, — тихо произнес Лукас, заметив мое удивление.

Видеокамеры попадались и здесь. По коже у меня забегали мурашки. Я чувствовала, как в костях начинается электрический зуд. Раньше у меня всегда начинала болеть голова, но на этот раз обошлось. Электрический щит что-то во мне изменил… или, быть может, освободил частичку меня, до тех пор скованную и неосознанную. «Кто я такая?» — эхом раздалось в моей голове настойчивее, чем прежде.

Только минув бесчисленное множество дверей, я ощутила, что чувство давления от электричества угасло. Посторонние глаза меня здесь не увидят. В этом зале могло бы поместиться десять таких домов, в котором живет моя семья, включая сваи. Прямо напротив меня на троне из алмазного стекла, которому придали вид языков пламени, сидел король. Он уставился мне в глаза пронзительным, прожигающим насквозь взглядом. Окно за ним, пропускающее потоки яркого солнечного света, вмиг помрачнело до черноты. Не исключено, что это был последний солнечный свет в моей жизни.

Лукас и другие стражники подвели меня к трону, но не остались. Бросив на меня последний взгляд, Лукас вывел своих товарищей из зала.

Король сидел напротив меня. Королева стояла слева от него, принцы — справа. Я старалась не смотреть на Кола, но чувствовала, что он на меня пялится. Тогда я опустила голову вниз и уставилась на носки своих сапог. Мне не хотелось, чтобы они видели, как страх превращает мое тело в свинец.

— Ты должна пасть на колени, — промурлыкала королева голосом мягким, словно бархат.

Мне следовало бы пасть на колени, вот только моя гордость этого мне не позволила. Даже сейчас, стоя перед серебряными, стоя перед королем, я понимала, что мои колени не согнутся.

— Нет, — ответила я и нашла в себе храбрость взглянуть на короля.

— Тебе понравилось в камере, девочка? — спросил Тиберий.

Его величественный голос наполнил собою зал. Угроза в его словах была очевидной, но я продолжала стоять не шевелясь. Король, вскинув голову, начал меня рассматривать так, словно я диковинка, ставящая его в тупик.

— Что вы собираетесь со мной сделать? — собрав всю храбрость, спросила я.

Королева склонилась над мужем.

— Я тебе говорила, что она красная до мозга костей…

Взмахом руки, будто отгоняя докучливую муху, Тиберий заставил ее умолкнуть. Поджав губы, королева выпрямилась. Руки крепко сцеплены. Знай свое место.

— То, чего хочется мне, осуществить, к сожалению, не удастся, — пробурчал Тиберий.

Взгляд его, казалось, пытается прожечь меня насквозь.

Я вспомнила слова короля.

— Лично мне не жаль, что вы не можете меня убить.

Король хихикнул.

— Мне говорили, что ты остра на язычок.

Я почувствовала облегчение. Смерть мне не грозит… по крайней мере сейчас.

Король швырнул стопку испещренных строками бумаг. Наверху лежал лист с обычной информацией о красной. Среди прочего там указывалось мое имя, дата рождения, имена родителей и виднелось маленькое коричневое пятнышко моей засохшей крови. А еще там была моя фотография, та самая, что на паспорте. Я взглянула в свои отрешенные глаза, утомленные необходимостью долго ждать в очереди, прежде чем меня сфотографируют.

Как бы мне хотелось вернуться назад и стать той девчонкой с фотографии, единственными проблемами которой были грядущая мобилизация и пустой желудок.

— Мара Молли Барроу. Родилась 17 ноября 302 года новой эры. Родители — Даниэль и Рут Барроу, — по памяти процитировал Тиберий. — Работы у тебя никакой нет. После следующего дня рождения тебе светила армия. В школу ты ходила нечасто. Успеваемость у тебя на низком уровне. Твой список правонарушений достаточно обширен. В большинстве городов тебя бы давно посадили в тюрьму. Воровство, контрабанда, сопротивление аресту… И это еще не полный список. Короче говоря, ты бедна, аморальна, невежественна, озлоблена и упряма. Ты паразит, позор не только для своего поселка, но и для моего королевства.

Слова были грубыми и обидными, но раздражение отступило так же быстро, как нахлынуло. Спорить я не стала. Король прав.

— И в то же время… — поднимаясь на ноги, продолжил король.

С более близкого расстояния я заметила, что зубцы короны заострены так, что ими, пожалуй, можно убить.

— Ты являешься уникумом, феноменом, суть которого я не могу постичь. Ты красная и серебряная в одно и то же время. Последствия этого обстоятельства настолько серьезны, что ты даже представить себе не можешь… И что мне с тобой делать?

Он что, у меня спрашивает?

— Можно меня отпустить. Я никому ничего не скажу.

Резкий смех королевы оборвал мои слова.

— А как насчет благородных семейств? Они что, тоже должны молчать? Не думаю, что они забудут о маленькой девочке-молнии в красной униформе.

Нет. Никто не будет молчать.

— Ты знаешь, каково мое мнение, Тиберий, — добавила королева, взглянув на короля. — Это решит все наши проблемы.

Совет, должно быть, был нехорошим, по крайней мере для моего будущего. Я видела, как сжимается в кулак рука Кола. Это движение привлекло мое внимание, и я наконец взглянула на принца. Он стоял не шелохнувшись, молчаливый и непроницаемый, такой, каким его воспитали, вот только в глубине глаз у Кола бушевал огонь. На мгновение наши взгляды встретились, но принц отвернулся прежде, чем я успела попросить его о помощи и спасении.

— Понимаю тебя, Элара, — сказал король, кивнув супруге. — Мы не можем убить тебя, Мара Барроу.

«Пока что» досказано не было и повисло в воздухе.

— Поэтому нам придется держать тебя поблизости от нас, так сказать, под присмотром, защищать тебя и пытаться понять…

При виде того, как блеснули его глаза, я ощутила себя кушаньем, поданным к столу.