Елка благополучно прилетела в Ташкент. Побывала в столице Индии — Дели. Побывала в Бирме и Индонезии, благополучно пролетела экватор. Но в большом путешествии невозможно без приключений. Полмира елка пролетела без визы. А в австралийском городе Дарвине мы сразу забеспокоились. В анкете было написано: «Не везете ли седла? Не везете ли упряжи? Не везете ли животных или растений?»

Елку спрятали в самолете. «Может, — думаем, — не заметят». Велика ли беда — провезти елку через Австралию? Заметили. Видим — выходит из самолета таможенник, тащит за гриву елку. На горячий, как сковородка, асфальт падают с елки и испаряются капли воды. Тут мы всем миром вступились за елку. Шлем в кабинеты таможни одну делегацию за другой.

Очень вежливо пожимают плечами: «Закон». Но мы не сдавались. И перед самым отлетом улыбающийся человек, сам счастливый от того, что закон удалось нарушить, вручил нам елку.

После этого елка побывала в Сиднее, потом на самом краю земли — в Новой Зеландии, потом увидела белую Антарктиду. Три дня гостила у американцев в Мак-Мердо и вот уже почти месяц живет в Мирном. Наступил ее праздник.

Плотник Афанасьев Федор Семенович сделал сегодня сосновую стойку. Елка расправила ветки, ожидает наряда. Геофизик Петя Астахов и я назначены одевать елку и звать гостей.

Легко сказать — гостей. Где гости? В Мирном все люди свои, а до ближайшего поселка в Антарктиде австралийского Дейвиса — тысячи километров. Поговорили мы с Петей? Гость все-таки будет!

Пингвины живут на острове Хасуэлл. Это всего в четырех километрах от Мирного. Наверно, не все знают, что пингвины — нескольких видов. На Хасуэлле живут адели. А самые важные и большие — императорские пингвины — крикливым лагерем стояли на виду у Мирного, около снежного айсберга. В жестокие морозы «императоры» вывели птенцов и сейчас всей армией двинулись к чистой воде. «Императоры» шествуют важно. Каждый по виду чином не менее, чем полковник.

Адели гораздо проще. Адели похожи на уличных ребятишек, выраставших без присмотра родителей. Безмерно любопытные, лезут куда попало, дерутся, ссорятся, воруют друг у друга камешки из гнезда, норовят и яйцо чужое под себя подкатить. Адели не боятся людей, смертельно боятся самолета и очень любят музыку. Их несколько тысяч на Хасуэлле.

Прошлой ночью мы связались с Петей одной веревкой, взяли шест — на льду появились трещины, можно нырнуть в океанскую воду — и тихонько пошли к островам. Час ночи, а мы вовсю фотографируем синие айсберги, снежных буревестников и хищных поморников. Пингвинам нас видно издалека. Один самый любопытный не выдержал и помчался навстречу. Бежит, покачиваясь, как старушка, машет крыльями-ластами. Так спешит, что падает на живот, и, как ладья, подгребая ластами, плывет нам навстречу по снегу. Доплыл, стал столбиком около самых сапог, вытягивает шею: кто вы такие? Посвистели — млеет от удовольствия. Явный холостяк — чистая рубашка, безукоризненно черный костюм. Его собратья сейчас сидят на яйцах и уже птенцов успели вывести. Перья у них испачканы, а этот держится гоголем и следом за нами бежит к острову.

Среди пингвинов можно ходить и день, и два — не надоест. Ну хоть эта вот сцена. Самка сидит на яйцах. Яйца лежат в гнезде из мелких камешков. Заботливый отец-пингвин идет добывать эти камешки. Спускается вниз по уступу, с самым невинным видом идет мимо гнезд, смотрит по сторонам, щурится от низкого солнца.

Но вот одна пингвиниха зазевалась, и в ту же секунду ворюга схватил клювом из-под нее самый хороший камень. И куда делась походка вразвалку — спешит, деловито взбирается по уступу, камень в клюве несет. Донес, положил подруге в гнездо. И пошел по своим делам — опять походка человека, решившего прогуляться. И невдомек воришке: пока он идет, из его гнезда тем же порядком таскает камни его же сосед.

В каждом гнезде один-два беспомощных, покрытых бурым пушком пингвинчика. Матери отчаянно орут, когда подходишь к гнезду, и прикрывают малышей своим телом. Мы решили не беспокоить колонию, спустились с камней на лед. Любопытный холостяк тоже спустился.

— Он?

— Он.

— Как назовем?

— Назовем Парамоном…

Сейчас, когда я пишу репортаж, Парамон сидит под столом и кусает мне сапоги. Сегодня вечером Парамон побудет на елке у нас, а на родной Хосуэлл отпустим его завтра.

Идет последняя подготовка к новогоднему празднику. На плоской крыше кают-компании возвышается снежная баба. Геофизик Валентин Иванов оказался великим ваятелем. Уже сняты мерки со снежного человека. Летчики, помирая со смеху, шьют сейчас этой единственной в Антарктиде женщине бюстгальтер и модную юбку.

Из всех домов в «елочный комитет» поступают сигналы: готова гирлянда лампочек, готовы свечи.

— Получите конфеты, — сообщает начальник хозяйственной службы Александр Павлович Кибалин.

Прижимистый обычно начальник пообещал под елку две дюжины бутылок шампанского. Но на елку обязательны, конечно, и украшения. А их нет. Пришлось нам с Петей бросить клич: от каждого по игрушке! Конечно, нашлись и ленивые. Но разве на ленивых держатся новогодние праздники?

Вот они, короли Антарктиды.

И вот весь стол уже завален остроумными украшениями. Каждый постарался — подарок елке с каким-нибудь смыслом. Чтобы смысл этот был всем понятен, мы с Петей составляем сейчас «путеводитель по елке». Он будет опубликован в стенной газете и передан по местному радио.

Вот две-три страницы из нашего путеводителя.

«Обыкновенный гвоздь. Он из тех гвоздей, с которыми строился Мирный в 1956 году. Доставлен геофизиком Иваном Самохваловым.

Галета Скотта. Доставлена на елку корреспондентом «Комсомольской правды» с другого конца Антарктиды. Галета взята из ящика, отрытого в снегу. Она пролежала пятьдесят лет — с того года, когда экспедиция англичанина Роберта Скотта двигалась к Южному полюсу.

Пингвинье яйцо. На яйце вы прочтете надпись: «Сия бочка залита высокочтимым напитком, называемым водкою. Просьба до полуночи не вскрывать». Доставил геофизик Астахов Петр.

Огурец. Из третьего урожая, снятого в этом году на «приусадебном участке» радиста Николая Тюкова.

Камень. Простой камень. Но он привезен в Мирный со станции «Новолазаревской». А это, как известно, три тысячи километров, если идти прямиком по берегу Антарктиды.

Бычок (рыба). Пока еще не доставлена к елке. Но вот письменное обязательство Ивана Лугового, известного рыбака Антарктиды: «Хоть одного, а поймаю».

Счетчик Гейгера. Его принес, извиняясь за бедность, аэролог Владимир Бояревич. Запуская эту штуковину на высоту тридцати верст, он считает частицы космических излучений.

Рыжая борода. Натуральная борода. Запаяна в прозрачный пакет. Весь год роскошная борода принадлежала сейсмологу Борису Беликову. Услышав лозунг: «От каждого — по игрушке», сейсмолог взмолился:

— Братцы, в моей хижине хоть шаром покати!

— Ну, тогда давай бороду!

Минуту подумав, махнул рукой:

— Берите, все равно скоро домой ехать.

Снял бороду радист Иван Яковлевич Гнедо.

Пословицу насчет того, что, мол, «…хоть шерсти клок» не вспоминайте — Борис парень хороший…».

И так далее. Не будем читать весь «Путеводитель». Скажем только: на елке будет все, чему положено быть.

Даже есть серпантин — длинные ленты.

На нашей елке он тоже будет со смыслом. Послушайте, как налажено производство этого серпантина. Каждую более или менее длинную радиограмму — деловое донесение начальника Тябина, большое письмо любимой или мои репортажи в газету — радисты сначала набивают на перфоленту. Стучит пальцами по клавишам радист, из машины сползает бумажная лента, вся в очень красивых дырочках — в дырки превратились буквы радиограммы. Бумажную ленту ставят потом в передающую машину. Р-раз! — и за пять минут вот этот большой репортаж передали в Москву. А лента в красивых дырочках осталась. Вот тебе и елочный серпантин.