Вот немногие примеры, причем более серьезных биографий. Д. Кросмен в книгах «Исторический Иисус. Жизнь средневекового еврейского крестьянина» (Нью-Йорк, 1991) и «Иисус. Революционная биография» (Сан-Франциско, 1993) рисует родоначальника христианства не апокалиптическим пророком, а крестьянином, мечтающем о не стесненном общественными ограничениями свободном образе жизни для всех людей, невзирая на социальные и расовые различия.

После второй мировой войны появились работы, где Иисус изображается как коллаборационист (Ж. Изорни. «Подлинный процесс Иисуса». Париж, 1967). Напротив, С. Брэндон в книгах «Иисус и зелоты» (1967) и «Процесс Иисуса из Назарета» (1968) считает, что евангелисты сознательно утаили близость Иисуса к зелотам, непримиримо боровшимся против чужеземного владычества, и что он был казнен как мятежник, выступавший против власти Рима. Примерно такой же предстает история Иисуса в сочинении С. Мэкоби «Революция в Иудее. Иисус и еврейское движение сопротивления» (1967). А.Н. Уилсон уверяет в книге «Иисус», что евангелисты возложили вину за казнь Христа на евреев, надеясь снискать расположение римских властей. Уже упоминавшийся выше Кросмен в своей последней по времени монографии «Кто убил Иисуса?» (Сан-Франциско, 1995) стремится доказать, что представление о распятии Иисуса по настоянию иерусалимской толпы — это ранний христианский миф, порожденный столкновениями между враждебными группировками среди населения тогдашней Палестины.

К.П. Сендерс в книге «Исторический Иисус» (Лондон, 1993) считает, что значение, которое имели Иисус и христиане в I веке, хорошо определяется тем, что современник событий, знаменитый еврейский историк Иосиф Флавий, уделил Христу один небольшой абзац в своей работе по истории Палестины, да и то, если это место не является христианской интерполяцией или редактированием первоначального текста (в средневековом арабском переводе оно звучит по-иному, чем в тексте, которым могли до недавнего времени располагать европейские ученые). Появился целый ряд книг, подобных монографии Х. Шенфилда «Пасхальный заговор», изданной в 1966 г., в которых рисуется картина спасения Иисуса, которому дали наркотик и сняли живым с креста, за что римский сотник, распоряжавшийся проведением казни на Голгофе получил, разумеется, немалую взятку…

Пересматривается также роль и судьба других евангельских персонажей, как при изображении Иуды, сознательно обрекшим себя предательством на вечное проклятие, чтобы помочь Христу осуществить свою миссию, или объявлении апостола Павла… агентом секретной службы Рима, а Р. Эйслер в монографии «Мессия Иисус и Иоанн Креститель» повествует, наоборот, о том, как Иуда был заслан римской разведкой в ряды партизан, сражавшихся против иностранных захватчиков. Новую попытку пересмотреть всю историю христианства в первом веке предпринял Р. Эйземан в книге «Яков, брат Иисуса» (Нью-Йорк, 1997) и в ряде предшествовавших ей работ. По мнению этого исследователя, рукописи Мертвого моря, открытые в 1947 г., повествуют о ранних христианах (а не о секте ессенов, как думает подавляющее большинство ученых). Лидер и пророк их, которого именуют в свитках «учителем справедливости», — это Яков, брат Иисуса. Яков был еврейским националистом, а его противник, называемый «человеком лжи», — это апостол Павел, сторонник, наряду с другими авторами Нового завета, принятия господствующей греко-римской культуры. А чего стоят книги египтянина Ахмеда Османа, опубликованные недавно (последняя — в 1996 г.) в Англии и США, где утверждается, что Иисус Христос жил на полторы тысячи лет раньше, чем считали до сих пор?! Он был сыном Моисея, который являлся египетским фараоном Эхнатоном. Его жена, знаменитая Нефертити, была мамой Иисуса, а сам Христос известен также под именем фараона Тутанхамона. Он был не распят, а повешен у священной горы Синай. Поскольку же женой Тутанхамона была принцесса Анксепнаатен, правившая в 1361–1352 гг. до н. э., то именно она фигурирует в Евангелиях под именем Марии Магдалины. Профессор Оксфордского университета египтолог Берне, характеризуя «очень странную теорию» Османа, лишь заметил, что «мумия Тутанхамона не демонстрирует никаких признаков повешения». А. Осман возразил, что он сообщает людям правду, а уж их дело — верить или не верить…

Баталии развертываются и вокруг истолкования свитков Мертвого моря. Секту ессеев, которой принадлежали эти рукописи, и ее основателя то сближают с христианством и Христом, то разделяют двухсотлетним промежутком, не останавливаясь, как это показали М. Байджет и Р. Ли в изданной в 1993 г. в Нью-Йорке книге «Обман с рукописями Мертвого моря», перед прямыми передержками и различными уловками с целью не допускать к этим рукописям ученых, придерживающихся «нежелательных» взглядов.

В конце XIX и первые десятилетия XX века получило довольно широкое распространение гиперкритическое направление в исследовании истории античности, оно усилило скептическое отношение и к традиционной версии происхождения христианства, где оно проявило себя в виде теорий, отстаивавшихся Б. Бауэром, позднее А. Древсом и другими крупными учеными. Это направление, отрицавшее существование Иисуса как реальной исторической фигуры, однако позже постепенно сошло на нет, несмотря на государственную поддержку в Советском Союзе и других странах социалистического лагеря. (Лишь отзвуки его сохранились в приводившихся выше экстравагантных концепциях.) Особенно это относится к нарисованной гиперкритическим направлением — в противовес канонической — картине возникновения христианской религии. Но многие доводы, приводившиеся критиками традиции, были просто отвергнуты, но не опровергнуты их оппонентами. Это касается и вопроса об аутентичности и доказательности тех мест в произведениях античных авторов I–II веков — Корнелия Тацита, Гая Светония, Иосифа Флавия и других, — в которых содержатся упоминания об Иисусе. Наибольшее значение и известность среди них приобрело то красочное место из «Анналов» Тацита, где прославленный римский историк повествует о преследовании христиан при Нероне в 64 г., и прямо говорит об Иисусе Христе как о реально жившем человеке. Понятно какое значение имеет вопрос об аутентичности этого отрывка, в случае его подлинности взрывающего «молчание века» о Христе и преследовании его последователей, во время которого погибли, по церковному преданию, столпы новой религии — апостолы Петр и Павел.

Нероново гонение веками служило темой для бесчисленных церковных проповедей. Оно послужило темой для многих писателей и поэтов, в сознании десятков поколений оно стало воплощением ничем не оправданных кровавых преследований со стороны деспотической власти. Рассказ о нем окрашивал все повествование об истории Рима в I веке. Очень популярный в XIX столетии историк христианства Э. Ренан посвятил немало страниц описанию жестоких расправ на потеху римской толпы: «На этот раз к варварству пыток присоединились еще и издевательства. Жертв приберегали к празднеству, которому, разумеется, придали искупительный характер. На „утренних играх“, посвященных борьбе животных, увидели неслыханное шествие. Одних осужденных, одетых в шкуры диких зверей, вытолкнули на арену, и они были разорваны собаками, других распяли, третьих, наконец, одетых в пропитанные маслом и смолой туники, привязали к столбам, и вечером они должны были осветить праздник. С наступлением сумерек эти живые факелы были зажжены. Нерон предоставил для празднества свои великолепные сады, расположенные по другую сторону Тибра, на месте нынешнего Борго, площади и церкви святого Петра… В свете этих отвратительных факелов Нерон, введший в моду вечерние скачки, показывался то на арене, то в толпе народа, одетый возницей, то правя своей колесницей и срывая аплодисменты.

И женщины, и девушки должны были стать участницами этих ужасных игр. Толпа наслаждалась их несказанным уничижением. При Нероне вошло в обычай заставлять осужденных изображать в амфитеатре какие-нибудь мифологические роли, кончавшиеся смертью исполнителя… Под конец этих отвратительных зрелищ Меркурий раскаленным железным жезлом дотрагивался до каждого трупа, дабы убедиться в том, что в нем нет больше жизни; переодетые прислужники, изображавшие Плутона или Орка, растаскивали мертвецов за ноги, добивая палицами все, в чем еще трепетала жизнь.