Утром Виктор не узнал Батыгина — тот словно сбросил два десятка лет и выглядел помолодевшим, энергичным, — именно таким помнили его старые товарищи по институту, многие годы проработавшие вместе с ним.

Батыгина и его спутников провожали без пышных речей. Все слишком хорошо помнили о трагедии Джефферса и понимали, что Батыгин идет на такой же или даже больший риск. Многие думали, что он рискует зря — ведь Марс теперь значительно дальше от Земли, чем в те дни, когда к нему полетел Джефферс…

Виктор, вскоре после возвращения из экспедиции на Амазонку помирившийся с родителями, заходил к ним вместе со Светланой сегодня утром. И мать и отец показались ему старыми, дряхлыми, словно борьба за Виктора отняла у них последние силы. Андрей Тимофеевич больше не читал ему нравоучений, хотя по-прежнему не одобрял выбора профессии. А мать — она была озабочена только его судьбой, уговаривала беречь себя, потеплей одеваться и даже заставила взять с собою толстые шерстяные носки, многие годы где-то хранившиеся у нее…

Светлану вместе с Виктором пропустили на астродром. Посреди огромного зеленого поля они увидели два сигарообразных звездолета; титановая броня их была обработана потоком нейтронов, и надежность ее не вызывала сомнений. На одном из звездолетов предстояло лететь участникам экспедиции; второй вез грузы, в том числе и необходимые для успешного старта при возвращении на Землю… Звездолеты уже были нацелены таким образом, чтобы войти в верхние слои земной атмосферы над северным полюсом — там разомкнуты кольца смертельно опасной радиации, открытые еще с помощью первых искусственных спутников, и этой самой безопасной дорогой уходили и будут уходить в просторы вселенной все космические корабли…

Светлана держала Виктора за руку, словно боялась, что он немедленно исчезнет, если она отпустит его.

— Страшно, — сказала она. — А тебе не страшно?

— Немножко страшно, — признался Виктор.

Мимо них прошел Денни Уилкинс — бледный, взволнованный.

— Ты что? — спросил его Виктор и постарался улыбнуться. Но Виктору и самому было не до веселья.

Денни Уилкинс куда-то исчез, потом появился снова.

— К астроплану не подпускают! — сказал он.

— А что тебе там делать?

— Хотелось посмотреть…

— Надоест еще.

Посторонних уже начали удалять с астродрома, но Светлана по-прежнему крепко держала Виктора за руку.

— Если б мы летели вместе — я бы не боялась за тебя, — сказала она.

Потом они попрощались. Светлана уходила, все время оборачиваясь, а сильный ветер рвал платье, волосы…

Участники полета, после того как вещи их подверглись специальной дезинфекции, прошли в звездолет № 1, и титановые раздвижные двери закрылись за ними.

Виктору было безразлично, полетят ли они немедленно, или несколько суток проведут на астродроме. После колоссального напряжения последних дней наступила реакция. Ему хотелось отдохнуть, хотелось ни о чем не думать. Но он не мог не думать о Светлане, и она стояла у него перед глазами… Она молодец — она старалась казаться спокойной, и это почти удалось ей…

И Денни Уилкинс мысленно еще раз прощался с Надей и с тем уже живым, но еще не появившимся на свет существом, которое он никогда не увидит. Надя не пошла на астродром — они попрощались дома, и сейчас она, конечно, сидит у экрана телевизора, ждет, когда дадут старт звездолетам, и желает ему, Денни Уилкинсу, скорого счастливого возвращения… И Денни Уилкинс думал, что Виктору лучше — тот еще надеется вернуться на Землю и встретиться со Светланой. А он-то знает, что никому из них не доведется вновь увидеть любимых, потому что маленькая черная коробочка — мина замедленного действия — находится на борту звездолета…

Включилось внутреннее радио, и Батыгин распорядился, чтобы все заняли свои места.

«Все, — подумал Денни Уилкинс. — Сейчас — старт».

После короткой паузы вновь заговорил Батыгин.

— Товарищи! — сказал он. — На звездолете включена вся переговорочная сеть, и каждый из вас может услышать не только меня, но и любого из участников экспедиции. Перед вылетом я должен сообщить вам нечто важное…

Денни Уилкинс, невольно насторожившись, нажал клавиш телефона, как будто хотел поторопить Батыгина.

— Цель полета официально не была объявлена, — продолжал Батыгин, — но большинство из вас убеждено, что мы летим на Марс… На самом деле мы полетим к другой, менее известной, и потому более опасной планете. Все, что удалось нам узнать о ней с помощью межпланетных станций, не приоткрыло до конца ее загадок. Поэтому в теории, положенной в основу замысла, возможны ошибки, и тогда экспедиция встретится с непредвиденными трудностями… Любой из вас может еще отказаться от участия в экспедиции и покинуть звездолет… Прошу каждого еще раз все продумать и сообщить мне о своем решении…

«Вот! — Денни Уилкинс даже привстал со своего места. — Вот последний шанс на спасение! Он может отказаться лететь и выйти из звездолета…» Он протянул руку к клавишу, но не тронул его… Лучше подождать, когда кто-нибудь откажется от полета первым. Его отказ прозвучит тогда естественнее, — а выходить из игры нужно осторожно, очень осторожно…

Через несколько мгновений переговорочная сеть ожила. Участники экспедиции называли свою фамилию и один за другим подтверждали, что согласны лететь к неизвестной планете… Денни Уилкинс напряженно вслушивался в спокойные голоса… Свирилин, Громов, Костик Курбатов («Даже он», — почему-то подумал Денни Уилкинс), Шатков, Строганов, Безликов, Нилин, Вершинин, Кривцов… Они все оставались на своих местах, но Денни Уилкинсу казалось, что они встали и сходятся к нему, окружают и ждут, что он скажет…

«Что он скажет?» Он должен спастись, бросить всех, потому что все они полетят с Батыгиным, и бежать… «Бросить всех, бросить всех», — несколько раз мысленно повторил Денни Уилкинс, с удивлением чувствуя, что ему трудно расстаться с ними, что ему будет одиноко без них, хотя он же готовит им гибель… Впрочем, мина выключена… Значит, он хозяин положения…

Денни Уилкинс медленно поднял руку и нажал на клавиш.

— Согласен участвовать в полете, — сказал он.

— Кто это говорит? — спросил Батыгин.

— Крестовин…

Когда закончился опрос, Батыгин сказал только одно слово:

— Спасибо.

А потом прозвучала команда:

— Приготовиться к старту!

… Никто не почувствовал толчка, но огромная тяжесть, вызванная быстрым ускорением, придавила людей к лежакам. Полет начался…

Через несколько дней жизнь экипажа звездолета вошла в норму. Все постепенно стали привыкать к необычному состоянию полувзвешенности в воздухе, когда все сложившиеся у людей представления о тяжести, расстоянии, энергии вдруг утратили прежнее значение: специальная аппаратура не могла создать в звездолете такую же силу тяжести, как на Земле.

Три раза в день весь экипаж собирался в кают-компании звездолета на завтрак, обед и ужин, а каждый вечер старший пилот, старший техник и руководители групп заходили к Батыгину докладывать о событиях минувшего дня. Батыгин чувствовал себя великолепно и неутомимо расхаживал по звездолету, заглядывал в служебные помещения, в каюты.

Звездолет летел навстречу Солнцу, и это затрудняло наблюдение за Венерой. Но Землю было видно отлично. В один из первых дней после вылета, когда звездолет удалился от Земли на добрый миллион километров, Батыгин пригласил к себе Виктора.

Как и московская квартира, каюта Батыгина была обставлена экономно и просто — подвесная жесткая койка, привинченный вертящийся стул, небольшой стол, сидя за которым можно было и писать и вести наблюдения в телескоп; сигнальный пульт связывал Батыгина со всеми важнейшими секциями звездолета… Осматриваясь в каюте, Виктор впервые подумал, как хорошо соответствует характерное для эпохи освобождение от власти вещей, привычка пользоваться лишь самым необходимым тем условиям, в которые попадают космические путешественники — знаменосцы своего времени.