- Садись, поговорим.

Я ненавидела эти слова. Более того, я готова была сделать всё, что угодно, лишь бы не слышать это «садись, поговорим». Что ж, сейчас я признаю, что мать иногда выносит мозг получше мистера Ломана, так что мужику есть куда стремиться в своем карьерном мастерстве. Но тогда я мистера Ломана ещё не знала, а потому считала, что хуже матери никого нет, но пришлось подчиниться, и сесть на другую сторону стола, ожидая дальнейших слов.

- Что происходит, Керри? – похоже, матери надоело то подвешенное состояние, в котором была наша семья последние несколько дней, и она решила прояснить ситуацию.

Что ж, теперь понятно, почему она с самого утра бросала на меня хмурые взгляды.

- А что – то происходит? – удивилась я, покрепче прижимая к себе сумку, в поисках лишней опоры. Хотя, при разговоре с этим «великим комбинатором» опора никогда не бывает лишней.

- Да.

Вот никогда я не понимала эту фигню с риторическими вопросами! Что тогда, что сейчас. Зачем спрашивать, если в ответе не нуждаешься? Но это была любимая фишка разговора мамы, так что приходилось терпеть.

- И что же происходит?

- Прекрати переспрашивать! – чашка с громким стуком опустилась на стол, и на меня в упор посмотрели серые глаза с узкого лица – что за цирк ты устраиваешь?

- О чем ты?

- Крашеные волосы, тем более в подобный цвет, низкие оценки в школе, отвратительное поведение, на которое жалуются учителя. А как бонус этого цирка – неудавшееся свидание, которое чуть не закончилось твоей смертью. Что за парень с тобой был? Почему не я, ни отец не знаем о том, что у тебя появился кто – то?

Знаешь, тетрадка, я до сих пор помню ту темноту внутри, которая грозила вырваться при каждом вдохе. Слушая эти обвинения хотелось кричать, обвинять, заставить задуматься мать над свои поведением, обратить внимание на меня, а не на их с отцом вечные проблемы. Очень хотелось, но я молчала. Только опустила глаза на стол, невидяще смотря на светлую скатерть, даже не зная, что можно ответить, чтобы мать не поняла насколько далеко всё зашло. Всё-таки останавливаться на половине пути не хотелось.

Во всяком случае, тогда.

- Что молчишь? – голос матери прорвался сквозь мантру самовнушения, заставляя вздрогнуть, и понял голову.

- Я просто не знаю, что можно ответить – четно призналась я, сжимая под столом кулаки.

- Что значит , не знаешь что ответить? Керри, прекрати кривляться, и немедленно говори, что происходит!

- Я исправлюсь – едва слышно отвечаю я, опуская глаза обратно на скатерть.

В груди медленно ворочается что – то тяжелое. Настолько тяжелое, что хочется кричать, вцепившись в тело ногтями, вырывая из себя это чувство. Оно словно рвалось с цепи, заставляя кричать и обвинять всех, но я держалась, пусть и остатками воли.

- Думаешь, этого достаточно? Керри! Что происходит? Немедленно отвечай!

- Всё нормально.

- Нормально? Нормально?! Это ты считаешь нормальным? – серые глаза матери метали молнии, заставляя чувствовать себя провинившимся грешником перед Зевсом – а что тогда по – твоему ненормально?!

- Что по- моему ненормально? – сорвалась я, вскочив – ненормально – это когда родители плюют на свою дочь и не видят дальше своего собственного носа!

Голова мотнулась от удара, заставив прокусить губу. Несколько секунд я просто приходила в себя после удара, чувствуя, как нестерпимо горит щека, а на глазах появляются слезы.

- Что ты о себе возомнила? – шипела мать, дрожащими руками беря меня за щеки и поворачивая к себе – из-за тебя мы с отцом до сих пор вместе! Наша жизнь – сущий ад, но мы держимся из –за тебя! А ты вздумала нас обвинять?!

Наверное, тогда удар просто отключил у меня все тормоза, заставляя действовать, не обдумав всю ситуацию в целом.

- Да вам просто нравится трепать друг другу нервы! Мне не пять лет, чтобы использовать подобные отговорки! Мне – пятнадцать и я прекрасно знаю, что родители запросто могут разойтись!

Как мать не ударила меня второй раз – сама не знаю. Она просто оттолкнула меня от себя, словно я что – то мерзкое и процедила сквозь зубы:

- К себе. Домашний арест на неделю и вечером с тобой поговорит отец.

Это стало последней каплей в моей неглубокой чаше терпения.

- Да пошли вы все к черту! – крикнула я и, круто развернувшись, побежала в ванную.

- Керри! Немедленно вернись!

Захлопнув дверь комнаты, и закрыв её на щеколду, я двумя руками оперлась на раковину, и, тяжело дыша, посмотрела на свое отражение в зеркале. Внутри все бушевало от ярости и обиды, глаза щипало от слез, на щеке горел след от пощечины, а боль от прокусанной губы только сильнее усугубляло и так хреновую ситуацию. Смешно сказать, но меня даже трясло от бешенства, в то время как мать продолжала стучать в дверь, крича при этом:

- Керри! Немедленно открой дверь! Слышишь меня?! Керри!

Сжав зубы, я опустила голову вниз и несколько секунд просто бессмысленно смотрела на светлый кафельный пол, принимая решение. Всё, чего мне хотелось в тот момент – заставить родителей почувствовать то, что испытывала я. Заставить их понять, что при всех их проблемах, я – не железная. Мне тоже хочется быть значимой, а не какой – то отговоркой неудавшегося развода. Неужели я так много прошу? Почему же ни мать, ни отец не видят, что моя жизнь давным – давно разлетелась на куски «до» и «после»?

Поэтому проблем с дальнейшими действиями не было. Да и само решение пришло внезапно. Не смотря на все мои попытки как можно расчетливее подойти к очередной попытке отправить себя на тот свет, эмоции всё равно взяли верх над разумом. Резко подняв голову, я подошла к брошенному в углу комнаты рюкзаку. В тот день у нас как раз был урок рисования, и у меня в пенале лежал канцелярский нож, которым было весьма удобно резать плотную бумагу и подтачивать карандаши. Достав нож, я покрутила его в руках, лихорадочно вспоминая всё, что когда – нибудь слышала про вскрытие вен.

Знаешь, тетрадка, как смешно слышать от сверстников рассказы про неудавшееся самоубийство. Особенно про причины, которые приводили их к этому шагу. Кому – то отказал парень, кого – то лишили карманных денег…. Помню, Анна Скотт даже показывала своим подругам след от попытки сведения счетов с жизнью, после того, как отец отказался купить ей супермодное платье. Но даже я, тогда ещё и не помышляющая самоубийством девчонка знала, что это просто позерство, уже потому, что никто вены поперек руки резать не будет. Но свое мнение как обычно я держала при себе, ограничившись простой улыбкой, которую никто кроме меня не видел.

Кто бы мне тогда сказал, что я сама буду заниматься подобным? Усмехнувшись, и не обращая внимания на крики матери, которая, по всей видимости, уже всерьез забеспокоилась, я открыла кран и молча смотрела на то, как ванна быстро наполняется водой, бездумно поглаживая нагретый моим теплом тонкий нож.

- Керри! Немедленно открой, слышишь?! Что ты задумала, дрянная девчонка? Только посмей совершить какую - нибудь глупость, слышишь?! – дверь содрогнулась от ударов.

- Слышу – тихо отозвалась я, не заботясь о том, как мать сможет услышать меня за шумом воды.

Когда набралась уже половина, я решила, что больше мне и не нужно. Не снимая одежду я, как была в джинсах и светлой кофте с короткими рукавами, залезла в ванную и, опустив руку в воду, поднесла к ней нож. Дверь продолжала содрогаться от ударов, мать что – то кричала, но я так и не могла разобрать слов. В голове стало пусто и легко. Никакого страха я не испытывала. Да и какой может быть страх у того, кто так стремиться умереть? Наверное, у меня всегда был слабый инстинкт самосохранения, или же он стал таковым после неудавшегося утопления.

Помню, боль от пореза была довольно сильной. Вот только рука невольно вздрогнула от сильного удара в дверь и поэтому лезвие соскочило. Но желаемого я всё-таки добилась и теперь молча смотрела на то, как вода практически моментально окрашивается в красный цвет. Невольно на ум пришла мысль о том, что свои волосы я хотела покрасить точно в такой же, потому что у моей любимой диснеевской героини они были красными. А я всегда любила воду, хотя и не умела плавать.