- Мы не должны дать им возможность воспользоваться этим.

- Да чем, Борис Львович?

- Тем, что привёз Дарченко из экспедиции. Артефактом.

- А почему вы думаете, - Игорь решил включиться в игру и тоже перешёл на шёпот, - что им уже не воспользовались, ведь столько лет прошло?

Лесоводский помахал головой.

- Нет, если бы это было так, ты бы уже видел мир совершенно другим. Последствия были бы необратимые. Тех людей, что знали как действует передатчик уже давно нет в живых. Иначе зачем Им было проводить психотехногенные эксперименты с Башкировским. Помнишь, вся страна вертела головами у телевизоров и воду заряжала? Тогда была попытка подавления у людей левого полушария, шло манипулирование, массовая промывка мозгов. Но Башкировский канул в прошлое, что-то там не заладилось, потому что передатчик всё это время работал с переменным успехом. И именно сейчас (и у меня есть все основания так полагать) возможно его техническое завершение. Вся теоретическая база уже разработана и испытана и вот-вот он заработает на полную мощность.

- Бред какой-то! – Игорь устало потёр глаза.

- В тридцать седьмом про лагеря тоже большинство сказало бы – бред.

- Да как он, этот передатчик хоть выглядит? Как пуговица, как пушка или как авианосец?

Закат тем временем краснел, окрашивая неопрятно раскиданные по небосводу клочки розоватой ваты облаков. Домики рыбаков из жёлтых тоже постепенно становились розовыми, порозовев – темнели, пока окончательно не растворились в опустившуюся на побережье мглу. Пришло время новой разноцветной ночной жизни. Проснувшиеся отели мерцали всеми цветами радуги и невесомо парили в окружении собственных огней миниатюрными островками, крошечными независимыми Лапуту, связанных между собой ёлочными гирляндами дорог.

Глава 5

- Мясо фазана должно созреть. Вот провисит он денька три, выпотрошенный, в пере и только после этого его можно ощипать и коптить. А древесину тоже надо подобрать особенную. Тут только грецкий орех и подойдёт. Можно и замариновать. Суток пять его продержишь в уксусе, винцом зальёшь, специй разных подбросишь. А как готово будет, мясцо-то, можно и запекать. В сливочном соусе. Потом ломтики, тончайше нарезанные, насколько это возможно, раскладываешь ровненькими такими рядочками, зеленью изумрудной проложишь и под винцо.

Я бы вообще сравнил приготовление этой птицы с холстом художника. На мясо, которое само по себе хорошо, только добавляешь оттенки, мазки. Оно будет брать всё, что ему не предложишь. Только предлагать надо осторожненько, чтобы не испортить всю картину. Фазан и лук любит, и бекон, и трюфели. Но в сметане с шампиньонами, а лучше белыми грибами – это уже не мясо, это песня получается!

Машина резко дёрнулась, медленно прокатилась по инерции, устало фыркнула и остановилась.

Водитель в отчаянии стукнул ладонями по рулю и заковыристо выругался.

- Бать, - развернулся к нему любитель фазанов и заметил с укоризной: - Ну сколько раз я тебе говорил, продавай ты эту колымагу.

Машина глухо урчала, но заводиться отказывалась.

- Легко сказать продавай, она ж, почитай, как дитё мне. Я на ней полстраны исколесил и ещё столько же проездит.

Сидящий рядом с водителем грузный человек в тёплой камуфляжной куртке без знаков отличия занервничал и, повернувшись назад, сказал кому-то:

- Ну, ты видел? Я ему и джип хотел купить, а он ни в какую. Никак не может с этим шерпаком расстаться! Ему же, как гранёному стакану – триста лет в обед!

Из глубины салона выплыло худое, узкое лицо обтянутое лыжной шапочкой.

- Люди в этом возрасте весьма консервативны в своих привязанностях, не правда ли?

- Да на кой он мне, этот джип? – вскипел водитель, сдвинув с потного лба кепку. - Мне ж не перед девками красоваться. А наши дороги любят наши машины. Верняк!

- И безнадёжно патриотичны, - закивал худой.

- Вот и оставайся со своим “верняком”, а мы с Виноградычем ногами дотопаем, - грузный вывалился из машины и, смачно, до хруста, потянувшись, крякнул от удовольствия. Природа пробуждалась, тоже потягивалась, зевая, но томно и нежно, словно молодая любовница. Свежий утренний ветерок пьянил ароматом черёмухи, молодой травы и нёс издалека по близкой воде звон соловьиных трелей. – Вытрухайся, едрёныть, - он распахнул заднюю дверцу, - тут километра полтора осталось. Прогуляемся.

Потёртый в проплешинах чехол с надёжным, проверенным годами Ремингтоном, приятной тяжестью лёг на одно плечо. Взвалив тяжёлую охотничью сумку на другое, он вдруг выпрямился и замер, чертыхнувшись. Где-то глубоко под камуфляжной курткой тоскливо заныло. На всякий случай он взялся за козырёк бейсболки и резким движением развернул её задом наперёд.

- Говорил я тебе, надо было на служебной?

Виноградыч с сочувствием посмотрел на покрасневшие уши старинного друга. Сам невысокого роста, в обтягивающем спортивном костюме, ещё больше подчёркивающем чрезмерную худобу, он был похож на подростка. Юношеская улыбка, казалось, навсегда затаилась в уголках блестящих, с искринкой, глаз. И только глубокие, прорезающие лицо морщины выдавали его возраст. В руках он держал прозрачный пакет, сквозь который просвечивала нехитрая сложенная телескопическая удочка со спиннинговой катушкой.

- - Да, понимаешь, осечка тут у меня вышла.

- - Вроде стрелять не начал, а уже осечка? - с неизменной смешинкой в глазах поинтересовался Виноградыч.

- Ружьё, пока первую дичь не увидишь, заряжать нельзя. Удачи не будет.

Генерал, как любой охотник, был очень суеверен и свято верил в приметы, известные только посвящённым в таинство охотного дела.

- А оно, что, заряженное? – с опаской спросил Виноградыч и немного посторонился.

- Да ты не бойся, – натянуто хохотнул генерал, - не выстрелит. А противоядие я уже принял.

И он загадочно показал на перевёрнутую бейсболку.

Виноградыч недоумённо пожал плечами. Охоту он не любил и не понимал. Вот рыбалка – совсем другое дело. Посидеть на берегу с удочкой сродни медитации. Глядя на дрожащий поплавок можно расслабиться, привести мысли в порядок. И, вжав голову в плечи, ёжась от утренней прохлады, он засеменил к зарослям кустарника.

- Батя! – крикнул генерал. Из-под капота показалось перепачканное лицо отца. – Поезжай прямо в заказник! – и шутливо погрозил пальцем. - Без нас не начинайте!

Батя махнул рукой и генерал, широко переставляя ноги в высоких офицерских ботинках, тяжело зашагал по меже, догоняя друга.

Над узкой речушкой, окаймлённой порослью дикого орешника с бледными листьями, колыхался туман, тянулся полосой над редкими камышами.

- Ну, давай, выкладывай, - шмыгнув, перешел на деловой тон генерал, - что за посмешище учудил наш Старик на весь мир? Вы-то куда смотрели?