— Из газет я узнал, что на улице Биша обнаружен целый склад оружия. Я надеюсь, что инспектора летучей бригады отправили его на экспертизу?
— Да, — подтверждает Гольти, — но я еще не получил заключения баллистиков. Когда у меня будут на руках результаты, я смогу выдвинуть против преступников обвинение в покушении на полицейских.
— Нет лк среди этого арсенала револьвера тридцать восьмого калибра?
— Дайте вспомнить… Да, мне кажется, есть.
Я с облегчением вздыхаю. Мне не понадобится ждать результатов экспертизы для допроса Деккера и Нюса. Я буду блефовать.
В три часа я выхожу из кабинета Гольти с разрешением в кармане. Полчаса спустя я нажимаю на звонок у огромных ворот тюрьмы Санте. Окошко приоткрывается, и я протягиваю свое удостоверение:
— Инспектор Борниш из Национальной безопасности.
Ворота распахиваются. Я иду по длинному коридору и останавливаюсь перед стеклянной перегородкой, за которой находится охранник. Я показываю полицейскую бляху. Повернув ключ в двери, охранник пропускает меня в мощеный двор, я пересекаю его и, поднявшись по каменной лестнице, попадаю в канцелярию тюрьмы, где снова показываю свое разрешение охраннику, сидящему за застекленной дверью. Он долго изучает его, затем записывает в регистрационную книгу мое имя, должность, ведомство, после чего я прохожу в зал для свиданий, в который ведут несколько застекленных дверей. Я выбираю кабину № 3. Тряся связкой ключей, охранник открывает мне дверь, и я усаживаюсь за деревянный стол. Первым я прошу привести ко мне Деккера, находящегося в одиночке.
Чтобы убить время, я начинаю рассматривать серые стены комнаты, затем мой блуждающий взгляд падает на молодую светловолосую адвокатессу, сидящую в кабине напротив и поджидающую своего клиента.
— Что, недурна? — подмигивает мне охранник.
В этот момент в кабину входит невысокий, крепкого сложения мужчина. Роже Деккер. У него густые волосы, толстые губы и газа навыкат. На левой щеке большой кровоподтек. Судебный следователь Гольти был прав: инспектора летучей бригады очень усердствовали. Охранник запирает дверь на ключ и удаляется.
— Садись, — предлагаю я.
Деккер не спеша садится, искоса поглядывая на меня.
— Деккер, я не из префектуры, — начинаю я, — поэтому нападение на ресторан «Арбуа» меня не интересует. Я пришел по другому, гораздо более серьезному делу.
Деккер иронично улыбается и ждет продолжения.
— Ты понимаешь, о чем я говорю?
Он молчит, но я знаю, что мне понадобится большое терпение, чтобы вывести его из апатии.
— Хорошо, ты предпочитаешь молчать и имеешь на это право. Я составляю протокол, — говорю я, вынимая из портфеля листы официальных бланков. — Я буду задавать тебе вопросы, и, если ты будешь молчать, я помечу, что ты отказался отвечать. Потом ты подпишешь протокол, и мы распрощаемся.
Я беру два листа бумаги и перекладываю их копиркой.
— Тебя зовут Роже Деккер, и ты родился второго октября тысяча девятьсот пятнадцатого года в Париже?
Он кивает головой, и я продолжаю:
— Ты был приговорен к семи годам лишения свободы за кражу, затем к четырем месяцам за мошенничество, затем к пятнадцати месяцам за кражу?
Он снова утвердительно кивает. Я улыбаюсь ему и, не спуская с него глаз, начинаю рыться в своем портфеле и наконец достаю из него снимки Рюссака, сделанные Коканем. Сначала я кладу перед ним снимок, на котором крупным планом изображен череп Рюссака, затем второй с изображением лежащего на траве трупа и, наконец, третий, запечатлевший лицо Рюссака с остекленевшими, широко открытыми глазами.
Деккер продолжает молчать, но я замечаю дрожание его пальцев.
— Он был твоим другом?
Деккер отворачивается.
— Я пришел к тебе из-за Рюссака, Деккер, и у меня есть все основания считать, что убил его ты.
Его глаза округляются:
— Я?
— Да, ты. Дело в том, что извлеченная из головы пуля была выпущена из того же оружия, из которого выпущены пули, найденные на улице Биша и на улицах города после перестрелки с полицейскими на мотоциклах. Одна из этих пуль попала в фару, а другая — в шину мотоцикла. Речь идет о револьвере тридцать восьмого калибра.
— Вы издеваетесь? — спрашивает Деккер хриплым голосом. — Не стоило из-за этого беспокоить меня. Я возвращаюсь в свою одиночку.
Он начинает барабанить в стеклянную дверь, чтобы привлечь внимание охранника. К счастью, тот занят созерцанием белокурой адвокатессы. Я встаю со стула.
— Как угодно, Роже, — я намеренно называю его по имени. — Я передаю дело в суд, и там разберутся, но жаль, что ты тянешь за собой Сюзанну…
Деккер резко поворачивается ко мне:
— При чем здесь Сюзанна?
— Месяцев через шесть, когда Гольти переведет ее в Понтуаз, она подтвердит, что револьвер тридцать восьмого калибра принадлежал тебе, и Нюс, я думаю, тоже подтвердит это…
— Сомневаюсь.
— В чем ты сомневаешься?
— В том, что Сюзанна что-нибудь вам скажет. Кроме того, она ничего не понимает ни в револьверах, ни в калибрах.
— Она, может быть, и нет, но служба антропометрических данных в них разбирается, можешь мне поверить. Мы располагаем гильзами, пулями, отпечатками… не считая двух свидетелей. Вполне достаточно.
— Может быть, — уступает Деккер. — Но какие у вас доказательства того, что пушка принадлежит мне? Она может принадлежать также и Нюсу, и его брату, но это еще не означает, что я был с ними, когда…
— А отпечатки пальцев?
— Я мог их оставить, когда просто брал револьвер в руки, чтобы поиграть им. Вы знаете, я обожаю оружие.
— Хорошо, я запишу твои показания. Значит, ты признаешь, что играл с оружием, из которого был убит Рюссак?
— О, не так быстро.
— Ладно, Роже, не глупи, я не могу опустить это в протоколе. Впрочем, я читал твое досье в архиве, и я уверен в том, что Рюссака убил не ты. Однако не строй себе иллюзий: братья Бюиссоны глазом не моргнут, чтобы повесить это убийство на тебя, тем более что на револьвере твои отпечатки.
— Не исключено.
— Пойми, Деккер, ты должен сам себе помочь.
— Но что вы хотите от меня?! Что я должен вам сказать?! — кричит Деккер.
— Как это произошло. Соберись с мыслями и расскажи обо всем спокойно и обстоятельно. Я запишу твои показания в протокол, ты подпишешь его, и я уйду.
— До чего же вы, легавые, напористые! А вам не приходит в голову, что вы меня подставляете?
Деккер задумывается. Он знает, что полиции понадобится еще много времени, чтобы найти Бюиссона. Я угадываю его мысли и подбадриваю его:
— Допустим, что ты предстанешь перед судом до того, как схватят Бюиссона. В таком случае все повесят на тебя. Допустим, что Бюиссона обнаруживают мертвым. В таком случае, если ты начнешь обвинять его, тебе никто не поверит, так как все будут думать, что ты сваливаешь вину на мертвого.
— Дайте мне сигарету, — просит Деккер.
Я протягиваю ему пачку американских сигарет и зажигалку. Он вынимает одну, прикуривает ее, затягивается и кашляет.
— Гадость!.. Курево для педерастов, — ворчит он. — Хорошо, слушайте, как было дело. Эмиль терпеть не мог Рюссака по трем причинам: во-первых, Рюссак был высоким, обаятельным и красивым, то есть полная противоположность ему; во-вторых, выходя из ресторана «Арбуа», Рюссак произнес имя Франсиса, и, в-третьих, скучающий Рюссак волочился за Сюзанной.
— Твоей женщиной?
— Да. Он ходил с ней на рынок, помогал ей на кухне, мыл посуду. Эмиля это приводило в бешенство.
— А тебя?
— Мне было наплевать. Я не влюблен. Сюзанна мне приятна, мне нравится с ней спать, но не больше того. Кстати, она подрабатывает проституцией на улице Блондель. Поэтому Рюссак или кто другой, какая мне разница? Ну вот, утром двадцать первого сентября Эмиль предлагает мне и Рюссаку выгодное дело: двадцать тысяч за картины в замке Андрези. Мы отправляемся в путь в краденом автомобиле. Когда мы подъезжаем к лесу Ла Фэ, Эмиль приказывает мне остановиться. Мы выходим из машины, и Эмиль направляется к высокой ограде, в которой есть лаз. Он пролезает в него, и мы с Рюссаком следуем его примеру. Неожиданно Эмиль останавливается под деревом и расстегивает ширинку. Рюссак делает то же самое. Это была ловушка. Одним прыжком Эмиль подскакивает к нему и приставляет дуло револьвера к его затылку. Он стреляет, и Рюссак падает на землю с расстегнутой ширинкой. Я говорю это не для того, чтобы выпутаться. Эта история окончательно убедила меня в том, что Эмиль — конченый человек, убийца, который может хладнокровно пустить пулю в приятеля, помогшего ему бежать из Вильжюир. После выстрела он подул в дуло револьвера, убрал его в карман и сказал мне: «Ты видел, как хлынула кровь? Такая же струя бывает, когда режут свинью. Я отскочил назад, но тем не менее у меня перепачканы все брюки».