Это уже кое-что. Если Картерон посещал бар «Этап», завсегдатаями которого были Нюс и Рюссак, значит, он тоже связан с Эмилем Бюиссоном.

Я записал адрес Картерона, который он оставил в полиции: 11-й округ, проезд Бонн-Грэн, 32. Несмотря на поздний час, я отправляюсь туда и обнаруживаю, что номера 32 вообще не существует. Нумерация заканчивается двадцатым номером. Постучав к консьержке дома № 20, я показываю ей фотоснимок Картерона. Она никогда не видела этого человека и советует мне обратиться в кафе напротив.

Хозяин кафе смотрит на фото и задумчиво чешет затылок:

— Это парень с «ситроеном»?

Я пожимаю плечами:

— Возможно. Этот человек не любит работать и живет за счет проституток.

— А, вспомнил! — хлопает он себя ладонью по лбу. — Это тот тип, который наведывается к Люсьенне, он приходил к ней почти каждый день.

— А больше не приходит?

— Нет, учитывая, что Люсьенна… Люсьенна Эрбен переехала год назад, не оставив адреса.

Я снова в тупике. Меня бесит то, что каждый раз, когда я приближаюсь к цели, я захожу в тупик.

— Дайте мне жетон, патрон, и налейте нам анисовки.

Я набираю номер Лелу, инспектора полиции нравов, и спрашиваю, нет в ли в его любовной картотеке карточки на Люсьенну Эрбен. Я жду всего несколько минут, и Лелу сообщает мне ее адрес: подружка Картерона живет на улице Маршала Фоха, в Банье.

Днем практически невозможно остаться незамеченным на тихой улочке предместья. Переходя от дома к дому, я чувствую на себе любопытные взгляды обывателей, прильнувших к окнам.

— Мы здесь как на витрине, — говорю я Идуану. — Завтра я замаскируюсь.

На следующий день я напяливаю старую бесформенную шляпу, старое широченное пальто, которое я одолжил у консьержа, черные очки. Я ставлю в ногах деревянную плошку, беру в руки аккордеон и изображаю слепого уличного музыканта. Наступает вечер. Я промерз до костей, и у меня онемели пальцы. Я с отвращением поднимаю миску и считаю монеты, брошенные сердобольными прохожими. Не густо: всего тридцать два франка.

Я наблюдаю за виллой уже в течение трех дней. Время от времени за мной приходит Идуан, мой поводырь, чтобы проводить меня в ближайшее кафе, где я отогреваюсь, после чего снова возвращаюсь на свое место на улицу и сажусь на складной стульчик, устраивая на коленях аккордеон. К великому сожалению, я должен признать, что вилла необитаема.

— По всей видимости, — говорит мне однажды утром Толстый, — вы вышли на ложный след. Вы запустили работу, совершенно не появляетесь в Доме[8], нет, Борниш, так дальше не может продолжаться.

Вечная неблагодарность Толстого. Отныне я наблюдаю за виллой по вечерам, после рабочего дня. Я приезжаю в Банье на велосипеде то под видом художника, то налогового инспектора. Вилла по-прежнему погружена в темноту. Просунув руку между прутьями решетки, мне удается открыть почтовый ящик: он пуст. Прежде чем оставить наблюдение, я делаю последнюю попытку.

Я вкладываю в конверт проспект одной фирмы и отправляю его по адресу Картерона. На следующий вечер я обнаруживаю, что конверт лежит в почтовом ящике. Но вечером третьего дня конверта в ящике уже нет, значит, кто-то был на вилле и вынул его.

Я хочу убедиться в этом. Я достаю из коробки кусочек воска и опечатываю им дверь внизу. Я вырываю волос из головы и натягиваю его между двумя восковыми шариками. Если дверь откроют, то волос оборвется. Я проделываю то же самое с дверью гаража.

Проходит несколько дней. Мои волоски по-прежнему на месте в дверях. Но вот однажды ночью, около полуночи, когда я уже собираюсь возвращаться домой, я замечаю на улице медленно движущийся «ситроен» с погашенными фарами. Он останавливается перед виллой Люсьенны.

Из автомобиля выходит рослый, довольно плотный мужчина и направляется к дому. В доме зажигается свет. Подойдя к решетке виллы, я вижу его силуэт сквозь щели опущенных жалюзи. Неожиданно свет гаснет, мужчина выходит из дома и запирает дверь на ключ.

В следующую секунду я чувствую себя так, словно меня поразила молния. Картерон закрывает калитку (а я не сомневаюсь в том, что это именно он) и осторожно поправляет волосок.

Когда на следующее утро я рассказываю об этом Толстому, он прищуривает глаза и говорит мне:

— Продолжайте наблюдение, Борниш, и возьмите с собой Идуана. Вы столкнулись со «знатоком», старина, а это хороший знак.

Сидя в машине Крокбуа, остановившейся на углу улицы, мы снова ведем санкционированное наблюдение за виллой. Чтобы поддержать свои бренные тела, мы питаемся консервами и пьем кофе из термоса. Мы завернулись в теплые пледы, но тем не менее на вторую ночь мы начинаем кашлять и сморкаться. Наконец на третью ночь Картерон возвращается.

Когда он снова покидает виллу и уезжает на своем «ситроене», Крокбуа следует за ним, держась на расстоянии ста метров.

Мы молча проезжаем Монруж и оказываемся у ворот Шатийон, откуда сворачиваем на кольцевую дорогу. В Булонь-Билланкуре я прошу Крокбуа приблизиться к «ситроену».

Неожиданно нам перерезает дорогу выскочивший на красный свет сумасшедший грузовик. Крокбуа едва успевает увернуться.

— Кретин! — кричит Крокбуа шоферу.

Когда мы наконец разъехались, «ситроен» исчез.

Подавленные, мы возвращаемся домой.

— Вот невезение! — вздыхает Идуан. — Что за гнусная профессия.

На следующее утро я докладываю о нашем промахе Толстому.

— Жаль, Борниш, — говорит он. — Я навел справки: Андре Картерон является другом Деграншана, арестованного комиссаром Беленом после налета в Труа. Я уверен, что он связан с Бюиссоном, но он слишком осторожен, чтобы укрывать его у себя. Он переправил его к кому-нибудь из друзей. Необходимо разыскать его.

— Я это знаю, но как?

Проходят дни.

Я только что закончил одно несложное дело о краже ювелирных украшений, и мне хочется немного развеяться. Я отправляюсь в кафе «Две ступени». В дверях я сталкиваюсь с двумя мужчинами в канадских куртках, подбитых мехом. Я застываю на месте: один из них — Картерон, другой — неизвестный мне крупный детина. Приятели, громко смеясь, сворачивают на улицу Жи-ле-Кер.

Я вхожу в кафе, снимаю пальто и пожимаю руку Виктора.

— О, — говорю я, — твои друзья невежливы, они толкнули меня и даже не извинились.

Виктор с удивлением смотрит на меня:

— Какие друзья?

— С которыми я столкнулся в дверях.

Виктор легко ловится на удочку:

— А, эти! Деде и Антуан… Не сердись, старик. Они порядком выпили и просто не заметили тебя. Тебе анисовки?

— Да.

Я не могу прямо спрашивать Виктора; он непременно передаст о нашем разговоре своим друзьям.

Во всяком случае, удача мне улыбнулась, и я узнал, что Виктор знаком с Картероном. Я вернусь на улицу Жи-ле-Кер, чтобы разыскать его и установить за ним слежку.

Три дня спустя я снова встречаю Антуана в «Двух ступенях». Он сидит с Виктором за столиком напротив стойки бара. Оба мужчины выглядят расстроенными. Я подхожу к ним:

— Что-нибудь случилось? У вас у обоих похоронный вид…

— Самое подходящее выражение, Роже, — говорит Виктор. — Он умер.

Антуан крестится.

— Да, — тяжело вздыхает он. — Деде умер.

— Умер? Как? — спрашиваю я, думая о сведении счетов, положившем конец бурной жизни Андре Картерона.

— В постели Люсьенны, — добавляет Антуан. — У него было очень больное сердце!

Нить, связывающая меня с Бюиссоном, снова обрывается.

Никогда нельзя отчаиваться.

На следующий день, спрятавшись за могильными плитами, я присутствую на похоронах Андре Картерона на кладбище Иври. Сюда съехался весь воровской мир, из чего я делаю вывод, что Андре Картерон был человеком влиятельным. В первом ряду друзей стоит Антуан, вытирая слезы большим, как салфетка, носовым платком.