— Лабори скрывается у любовницы в восемнадцатом округе. Лубье находился в Оверни, где живут родственники его жены. Несколько дней назад он вернулся, и его где-то прячет Орсетти. Что ты собираешься делать, Эмиль?

Бюиссон отвечает не сразу:

— Я позвоню Иветте и скажу ей, чтобы она собирала чемоданы и приезжала в Париж. В Сен-Врен возвращаться мне рискованно.

Бюиссон спокойным шагом направляется к телефонной кабине и закрывает дверь. Не проходит и минуты, как он выскакивает из нее, и по его бледному лицу и жесткому взгляду Пузатый догадывается, что произошло непоправимое. Бюиссон опускается на стул и заказывает две рюмки коньяка. Отпив глоток, он говорит:

— Никто не отвечает. Я не думал, что все произойдет так быстро.

Бюиссон залпом выпивает рюмку. Полицейское кольцо вокруг него сжимается, но он и не думает сдаваться.

— Встретимся здесь завтра в это же время. Принеси мне пушку и гранату. Привет, старик!

— Куда ты пойдешь, Эмиль?

— Не беспокойся. До завтра.

Все полицейские службы Франции подняты на ноги из-за ограбления в Каннах иранского шаха, у которого похищены драгоценности на двести миллионов франков, в том числе знаменитый бриллиант «Маркиза» величиною с булыжник.

Полиция Марселя ведет следствие, подогреваемая объявленным вознаграждением. Генеральный директор Национальной безопасности смещает с должности некомпетентных чиновников: Альбер Биже с севера Франции заменяет южанина Валантена на посту главы судебной полиции. Дивизионный комиссар Спотти становится начальником Толстого. Моя группа реорганизована в группу по борьбе с бандитизмом, сокращенно ГББ, куда вошли новые члены: Шарль Жийяр, жилистый и добродушный комиссар, и Морис Урс, прибывший из Нима и безуспешно пытающийся освоить парижский выговор. Идуана и Пуаре перевели в другую группу.

Толстый и Спотти не ладят между собой, почти не разговаривают и обмениваются служебными записками.

Мы по-прежнему посещаем «Две ступени», где делимся с Толстым своими впечатлениями. Как-то вечером, потягивая анисовку, он говорит мне:

— Борниш, надо что-то делать…

— Что, патрон?

— Я не знаю. На нас висит какое-нибудь дело, которое могло бы наделать много шума?

— Бюиссон?

Толстый неуверенно пожимает плечами:

— В Бюиссона я больше не верю. С ним нам фатально не везет, а теперь и подавно я не верю в удачу. Жийяр — кабинетная крыса, а Урс только что прибыл с юга и никого не знает в Париже.

— А если установить слежку за Матье Робийяром, патрон?

К нам подходит улыбающийся Виктор Марчетти с бутылкой анисовки в руке.

— Я угощаю, — говорит он. — Как дела?

— Мы как раз говорили об Орсетти, — отвечаю я. — Последнее время его совсем не видно. Где он пропадает? Надеюсь, он не болен?

Виктор пригубляет рюмку и, тряхнув головой, говорит:

— Последнее время он не звонил мне. Надеюсь, что с ним все в порядке. Извините, меня зовут…

Он снова улыбается, но мне кажется, что его улыбка не искренна. От Толстого тоже не укрылось смущение Виктора.

— Он не хочет говорить о Жанно, это очевидно. Итак, вы предлагаете выйти на Робийяра?

— Да. И сделать его нашим союзником.

— Как это?

Я излагаю Толстому созревший в моей голове план.

Мысленно я часто возвращаюсь к Бюиссону, думая о том, что ряды его соучастников заметно поредели и что, по сути, самым верным и преданным его другом был только Франсис Кайо. Я был уверен в том, что Бюиссон поддерживает с ним связь, и навел справки в тюрьме Санте. Охранники сообщили мне, что Кайо регулярно получает посылки с деликатесами, всегда анонимные. Тогда мне пришло в голову посидеть некоторое время в камере с Кайо, войти к нему в доверие и узнать таким образом, где скрывается Бюиссон. Я поделился мыслями с Марлизой, но она высмеяла меня:

— Не говори глупостей, Роже. Ты можешь себя представить в одной камере с Кайо? Нет, это немыслимо, дорогой. Тебе нужно завербовать какого-нибудь мошенника для этой цели, такого, кто хорошо знает банду и согласился бы работать на тебя.

— Ты права, — сказал я тогда Марлизе. — Такой человек есть. Это Робийяр.

— А что у тебя есть против него?

— Он друг Жирье, и я могу пришить ему участие в нападении на инкассаторов Патронного завода. Я был занят розысками драгоценностей шаха, как тебе известно, и на некоторое время упустил его из вида, но мне известно, что недавно он вышел из тюрьмы, и, скорее всего, ему не захочется снова туда возвращаться.

— Это все, что у тебя есть против него?

— Нет. Пуаре на днях сообщил мне, что Робийяра разыскивает судебная полиция Руана по подозрению в краже со взломом, имевшей место в Этрета. Кроме того, дирекция Регионального депозитного банка недавно объявила, что назначает вознаграждение один миллион франков за поимку бандитов, совершивших нападение на инкассаторов в Шампини. Может быть, это соблазнит Робийяра, как ты думаешь?

— Не знаю…

И вот сейчас я излагаю свой план Толстому. Он внимательно слушает меня и говорит:

— Ваш план не так уж плох. А если наша контора добавит к миллиону пятьсот тысяч франков, может быть, это окончательно убедит его. Вернемся к этому разговору завтра.

На следующее утро я узнаю, что Спотти, Толстый и Жийяр отправились в Марсель, где наши коллеги арестовали трех сообщников по делу ограбления шаха. Два дня спустя мне звонит сам Спотти:

— Борниш, четвертый сообщник находится в Париже, и он нам необходим.

Я получаю указания, арестовываю четвертого, а Урс конвоирует его в Марсель. Как только он прибывает на место, Спотти снова звонит мне:

— Борниш, разыщите нам осведомителя по данному делу.

Я приступаю к розыску с коллегой из другой группы, инспектором Берилле. Через жену осведомителя мы узнаем, что он находится в Эльзасе. Мы связываемся с судебной полицией Страсбурга, осведомителя задерживают и везут в Марсель.

Несколько дней спустя мне звонит Толстый:

— Борниш, вы не забыли о Робийяре?

— Нет, патрон, не забыл. Я узнал его адрес в Жуэнвиль-ле-Пон и установил за ним наблюдение. Его жена серьезно больна, и вчера я разговаривал с ее врачом. У нее лейкемия.

Благодаря врачу у меня появился лишний козырь.

К сожалению, дело о похищении ювелирных драгоценностей затягивается. Полиция Марселя обнаружила все драгоценности, кроме бриллианта «Маркиза», который стоит более шестидесяти миллионов франков.

Мне снова звонит Толстый:

— Нам нужен бриллиант, Борниш.

— Да, но что я могу?

— Вы должны найти его.

Я нахожу бриллиант 7 марта 1950 года. Кабинет Толстого кишит журналистами: он утер нос Спотти!

— А теперь за дело, Борниш! Принимайтесь за Бюиссона, — приказывает он.

На следующий день я вызываю к себе Матье Робийяра.

Матье Робийяр, обладающий изысканными манерами, может свободно чувствовать себя в любом обществе. Это очень красивый мужчина, и помимо воли я испытываю к нему зависть.

Заключение не отразилось на нем, и он по-прежнему напоминает внешностью аристократа. Он нисколько не изменился за восемь месяцев, прошедших после нашей встречи в баре «Фаворит»: стройный, атлетически сложенный блондин с голубыми глазами.

Войдя в кабинет, он внимательно всматривается в мое лицо, пытаясь вспомнить, где мог видеть меня раньше. Мой первый вопрос немного сбивает его с толку.

— Как по-вашему, Матье, «БМВ» — хорошая машина?

Утром за ним пришли двое свирепых полицейских, перевернули вверх дном его дом, привезли его на улицу Соссе и оставили одного в камере на целых три часа, предварительно отобрав у него ремень, шнурки и галстук, и вот теперь вместо того, чтобы начать допрос, я спрашиваю его, нравится ли ему «БМВ». Есть от чего прийти в изумление.