Космические десантники прибывают туда, где без них не обойтись, где раковые метастазы, терзающие Империум, наиболее злокачественны. Триллионы тех, кто жадно поглощает рассказы о легендарных воинах — на самом деле счастливчики, живущие в безопасности, избавленные от правды и довольствующиеся поклонением своим героям в блаженном неведении. Их упрощённый взгляд на мир охотно поощряют властители Империума, ибо подобные рассказы — пусть даже это по большей части выдумки — подобны маяку надежды в самые мрачные времена. А если таких историй о каком-то ордене никто не рассказывает, обычно это говорит об умышленном замалчивании или секретности. А раз так, то что скрывают Стражи Шторма?

«Ничего похожего на Шарьякс, готов поспорить».

Но какие бы тайны не скрывал его орден, в ходе беседы Каррас обнаружил, что первый библиарий ему быстро понравился. Во взгляде Стража Шторма он не находил ни следа осуждения. Если у Лохейна и были какие-то предрассудки, он умело их скрывал. Так бывало не всегда. Представители других орденов — и в первую голову происходившие из геносемени столь превозносимого Ультрадесанта — не упускали случая косо глянуть на отмеченных генетической мутацией. Белая, как кость, кожа, белые волосы и полностью красные глаза Призраков Смерти сразу выдавали повреждённый меланохромный орган. Менее очевидным было отсутствие функционирующего мукраноида и Бетчеровой железы. Отсутствие этих достоинств Карраса совершенно не беспокоило, ибо сравнить ему было не с чем. Если это кого-то беспокоит, пусть шарахается сколько душе угодно.

Лохейн и сам был бледнокожим, но не альбиносом. У него были густые низкие брови, чёрные, глубоко посаженные глаза, татуированные скулы и подбородок, тёмные от короткой щетины. На взгляд Карраса он выглядел грубоватым и диким, что сильно отличалось от благородного и строгого образа, который воплощал собой Афион Кордат. Но Каррас чувствовал его силу — буйная яркая аура выдавала колоссальную мощь под превосходным, чётко отработанным контролем. По силе Лохейн был по меньшей мере равен ему самому. А то превосходил его и на порядок.

Миновав несколько поворотов, два библиария вышли в полутёмный каменный туннель, просторный и высокий. Кладку холодных, покрытых влагой стен не украшало никакое убранство. Сырой туннель освещали люмы на потолке, их свет образовывал молочно-белые лужи через каждые пять метров.

— Мы на средних уровнях, — сообщил Лохейн. — В стенах идут трубы с охладителем, поэтому здесь обычно скапливается влага.

— Сколько всего уровней?

Задав вопрос, Каррас внезапно задумался. Как долго будут сносить его расспросы? Осуждают ли здесь тягу к знаниям? Действовать в тени за пределами караульной крепости — это одно дело, но насколько здесь, внутри, терпимы к любопытству? Оправданное ограничение информации имеет решающее значение для организации вроде Ордо Ксенос, с которым Караул Смерти так тесно сотрудничает. Ордос частенько санкционирует акции, о которых большая часть человечества не должна узнать никогда. Самая страшная и неоднозначная из них — Экстерминатус, полное уничтожение всего живого на планете. Огласка информации о подобных методах и о том, с какой регулярностью их признают неизбежными, может расколоть Империум, словно удар топора. Страх перейдёт в панику, которая может вылиться в открытый мятеж. Откуда один шаг до галактической гражданской войны и кровопролития, подобного которому не видывали со времён безумного экклезиарха Гога Вандира. Нет. Чем меньше об этом знают, тем лучше. Но это больше, чем просто обережение от смуты. Врагов у Империума — легион, и среди них есть безжалостные древние умы, которые могут потягаться с лучшими умами человечества. Теоретически, любая информация о Карауле Смерти может попасть в руки врага и быть использованной для получения стратегического преимущества. Каррас прекрасно понимал важность принципа необходимого знания — знать только то, что необходимо. Нужно лишь выяснить его границы.

Некоторые Лохейн для него уже обозначил.

— Всего здесь триста двенадцать уровней. Нумерация начинается сверху. Мы, космодесантники, по большей части держимся первого. Там всё, что нам нужно — кроме ангаров и причальных отсеков. Не стесняйся задавать вопросы, брат, если это правильные вопросы. Караул Смерти отличается от любого другого ордена в Империуме. Облегчи себе задачу. Отринь все предубеждения. Опустоши свою чашу, дабы её можно было наполнить заново.

— Братья, вернувшиеся на Окклюдус живыми, ничего мне не рассказали.

Лохейн кивнул.

— Уверен, они были не прочь, но каждый, кто «примерил чёрное», как у нас говорят, связан долгом. Он даёт клятву ничего не рассказывать о времени, которое провёл среди нас. Не говоря уже о гипноиндукции, само собой.

— И это касается не только космодесантников, — добавил Каррас, имея в виду капитана Орлеси.

Лохейн понял, куда тот клонит.

— Капитан — хороший человек. Он прекрасно знает черту, которую не следует преступать. Однако ты прав. Мы не рискуем делать ставку только на честь и преданность. Капитан прошёл гипноиндукцию, хотя для обычного человека это гораздо более опасное и неприятное испытание.

Сырой туннель вскоре закончился просторной аркой входа. Миновав её, библиарии вошли в камеру, где потолок был вдвое выше, чем в коридоре. В обеих стенах, справа и слева, были вытесаны широкие входы в подъёмники, только ни одного из них на этом уровне не оказалось. Два полукруглых прохода в дальней стене вели в другие коридоры, уходящие дальше вглубь комплекса. За решётками на потолке лениво вращалась пара больших вентиляторов. Люмы позади них бросали на каменный пол тени от кружащихся лопастей. Повсюду темнели пятна, оставленные временем и сыростью. Лохейн вышел вперёд и остановился возле сервочерепа, утопленного в стену по левую руку от подъёмника.

— Явись! — приказал он потемневшему от времени черепу. Огонёк в левой глазнице сменил цвет с красного на зелёный, подтверждая команду. На маленьком экранчике под черепом вспыхнула цифровая руна «шесть», затем счётчик побежал вверх.

Пока они ждали, Лохейн стал серьёзнее.

— Прости, брат, однако сейчас я обязан предупредить тебя о том, о чём предупреждаю каждого, кому оказана честь быть избранным для службы здесь. Ты видишь, Дамарот не похож ни на одну крепость-монастырь, которую ты потрудился бы назвать. Страсти здесь накалены. Соперничество — в порядке вещей, и старые обиды между орденами часто выходят наружу. Низкие внутренние свары здесь слишком обычное дело. В Караул присылают лишь по-настоящему исключительных, и это усиливает эго, усиливает гордыню. Не дай мне повод решить, что я в тебе ошибся. Ты, кажется, крепко стоишь на ногах. Но здесь есть множество других, кто упорно делает жизнь сложнее, чем следует. Я прошу тебя не поддаваться на провокации. Эти другие… Рано или поздно они успокоятся, однако жажда славы и почестей сильна. Не сомневайся, для славы и почестей будет и время, и место, но не здесь, на Дамароте. Сосредоточься на том, что важно. Сделай так, чтобы твой орден гордился тобой. Раскрой свой потенциал. Тебе многому нужно научиться. Доверься нам, делай что приказано — и сам всё увидишь…

— Я здесь, чтобы исполнить долг своего ордена, — сказал Каррас, несколько уязвлённый тоном и характером предупреждения, хотя оно заслуживало внимания. — Чтобы исполнить его долг и служить Империуму. И намерен делать то и другое на пределе своих сил. Я здесь не ради самопрославления или личного удовлетворения. На мой счёт не нужно переживать.

Лохейн услышал в голосе Карраса сдерживаемый гнев.

— Не обижайся, брат. Как я уже сказал, эту речь я произношу перед каждым прибывшим, невзирая на его чистоту и происхождение.

Послышался мелодичный звон, затем из сервочерепа раздался невыразительный голос:

— Уровень шестьдесят. Осторожно.

— Прости меня за, что сейчас случится, — произнёс Лохейн.

— Что?

Внезапно Каррас ощутил, как чья-то колоссальная сила блокировала его психический дар и крепко стиснула мышцы. Он тут же попытался ответить, но оказался захвачен врасплох. Он сопротивлялся, рыча от напряжения, но не мог пошевелиться. Подняв взгляд на Лохейна, Каррас увидел, что глаза старшего библиария пылают белым огнём. Это было «злопламя», также известное как «ведьмин огонь», — эфирное пламя, которое вспыхивает всякий раз, когда библиарий проявляет свою истинную мощь.