Многое за это говорит в теории эволюции. Но мы еще не знаем всего... И Север как раз то место, откуда еще многое может открыться.

Мария Жарская

Когда яркий свет дня без перехода сменяется темнотой, по узкой улочке, ведущей к порту, спускается к берегу старый человек с бидоном керосина в руках. Темнота не мешает ему — за долгие годы он выучил дорогу. Обходя выбоины и бухты канатов, он уверенно идет к каменному столбу у самой воды и отодвигает предохранительное стекло большой лампы, укрепленной на вершине столба. Старик доливает в ее резервуар керосин, подправляет фитиль и идет дальше: осталось еще пять фонарей.

Недалеко от берега тускло отражаются на воде огни. То светятся угли в глиняных очагах на палубах дхоу.

На углях кипит очень крепкий — черный — и очень сладкий чай, лучшее средство от жажды в духоте предмуссонной ночи. Ветер все еще дует с северо-востока, потому дхоу ждут на рейде в порту Момбасы. Ветер дует слабо и ровно, вдруг сменяясь резкими порывами, и тогда мелко дребезжат жестяные вывески лавок и хлопают полотнища парусины над штабелями грузов. Эти резкие порывы — верный признак того, что скоро ветер сменит направление.

Старик фонарщик несет свою службу с тех — теперь уже почти легендарных — времен, когда на момбасском рейде видимо-невидимо было легких деревянных парусников; тогда свет его фонарей — и их тогда было куда больше! — служил для капитанов ориентиром. Теперь керосиновые фонари зажигают больше по привычке: для больших нынешних кораблей они ни к чему, но капитаны дхоу по-прежнему платят фонарщику. Дхоу тоже можно сосчитать по пальцам двух рук: вряд ли больше десяти очагов светятся на воде.

Да и само слово «дхоу» — это теперь их так называют все. А ведь это лишь общее название для парусников, снующих вдоль побережья Восточной Африки, Аравии и Индии. Знающий человек сразу отличает индийские «котиа» от оманских «баггала» или красно-морских «самбук». Теперь все говорят просто «дхоу»; на санскрите это обозначает длинный — метров в двадцать — корабль, сработанный из грубо обтесанных досок, с мачтой, наклоненной к корме, и высоким треугольным парусом.

Именно на таком корабле путешествовал Синдбад-мореход. Мы говорим «Синдбад» с большим С, как имя собственное, а это ведь искаженное индийское «синдхупати» — «владыка морей». Так называли капитанов и владельцев судов. Нынешние синдбады в основном иранцы, но их корабли построены в Кувейте и Омане.

Каждый вечер, пока не задул нужный ветер, капитаны сходятся в портовой чайной. Туда же приходят торговцы: кто хочет купить что-то из доставленных грузов, кто отправляет свой товар. Разговор идет на странной смеси языков: арабского, суахили и английского, и все это разбавлено персидским и хиндустани.

— Ас-салам алейкум!

— Ва-алейкуму ас-салам! Гуд ивнинг, сэр!

— Хау ар ю? Как дела?

— Рахмат, квайис, сэр! Спасибо, хорошо.

— Куда направляетесь?

— В Оман, если даст аллах попутный ветер. Везу мангровые стволы.

— И совершенно напрасно. В Омане, иншалла, давно строят только из бетона.

— Ничего, найдется еще что-нибудь на продажу. А стволы, машалла, продам и в другом месте.

— Был бы только кузи...

Кузи — юго-восточный ветер, неукоснительно дующий с апреля по декабрь, гонит дхоу от африканского побережья к Хоррамшахру в Персидском заливе. В декабре он меняет направление на противоположное. От Хоррамшахра до порта Нова-Софала в Мозамбике — конечной точки пути дхоу — четыре тысячи миль вдоль аравийских и африканских берегов. Туда и обратно — восемь тысяч миль за год проходят дхоу. Движутся они куда медленнее, чем огромные современные суда, зато не брезгуют никаким грузом, заходят в богом забытые места, чтобы принять на борт сотню корзин фиников или десяток бочек керосину, выгрузить сотню овец, а то и ящик контрабандных японских часов. С капитаном легко договориться, не нужно никакой писанины, раздражающе трудной для малограмотных людей; сделки заключаются на честность — умение держать слово также входит в профессиональные качества Синдбадов. А потому мелкие торговцы предпочитают — пока есть возможность — пользоваться услугами дхоу: медленнее, конечно, зато привычно и просто.

Больше тысячи лет ходят дхоу, и везде, где они бросали якоря, возникали прибрежные поселения, вырастали в города — с крытыми базарами, величественными мечетями и улицами, такими узкими, что чуть не соприкасались парадные резные двери домов.

Почти от всех этих городов, богатых и шумных, остались лишь развалины. Момбаса в Кении выросла; новый современный город кольцом окружил старую часть, превратившуюся в один из кварталов. На острове Ламу город того же названия постепенно пустеет — молодежь уезжает на материк, старики коротают время на набережной. Большие корабли сюда не заходят, десяток дхоу можно насчитать на рейде. Но дхоу теперь не делают погоды...

Ибо основным товаром, который они перевозили, товаром, на котором богатели портовые города, выгодным, всегда нужным товаром были рабы. Черные рабы, схваченные в африканской глуши. Где-нибудь к западу от озера Танганьика цена взрослого молодого мужчины была не больше доллара (по нынешнему пересчету). До побережья, правда, добирался живым лишь один из восьми, зато цена его возрастала уже в шестнадцать раз. На острове Ламу раб стоил уже в двадцать раз больше и тем окупал и труд работорговца, и смерть семерых товарищей по несчастью. А где-нибудь в Маскате на невольничьем рынке раб, привезенный на дхоу, стоил в сорок пять раз дороже, чем в начале своего скорбного пути.

Что за времена были по милости аллаха! Только из Багамойо каждый год вывозили по сорок тысяч рабов! А что такое Багамойо теперь? Захолустная деревушка в Танзании...

Вторым по важности товаром были финики из Басры. До сих пор грузоподъемность дхоу исчисляется в корзинах фиников. Средняя дхоу может взять шестьсот шестьдесят корзин. Если пересчитывать это на другие показатели, то получится тысяча триста мангровых стволов, темно-красных, тонких, в три метра длиной каждый, а это примерно равно тысяче восьмистам живых овец. Считается, что пару-другую овец может смыть в море или подохнут овцы две-три в пути, но известно одно: сколько плавают дхоу, никогда стадо на борту не уменьшается больше, чем на три-четыре овцы. (В конце концов, моряки тоже имеют право полакомиться свежим мясом; хотя, разумеется, и не каждый день.)

Есть на борту дхоу и йеменские парфюмерные товары (резкий, дурманящий их запах до сих пор предпочитают в Восточной Африке), и африканская соль, и японские транзисторы. Не редок и гашиш, и другая контрабанда, но в не очень больших количествах. Прячут ее обычно в глубине финиковых корзин, поскольку не родился еще таможенный чиновник, который стал бы на жарком солнце рыться в липких финиках. Куда лучше принять небольшой подарок-бакшиш от синдбада...

Задул кузи, и тронулись из Момбасы в путь дхоу. Обычно они выходят по три: в случае необходимости есть кому прийти на помощь. Морская служба Кении как-то проверила штурманское снаряжение дхоу и выяснила, что оно состоит из магнитного компаса и английских морских карт 1836 года, дополненных и исправленных в 1937 году. Впрочем, никто из капитанов не умел прочитать сделанные латинскими буквами надписи.

Ветер — ветром, а на всякий случай на каждом дхоу установлен теперь небольшой мотор: так надежнее. Приходится запасаться топливом, но надо быть осторожным: могут продать бочку с водой, где только сверху налит бензин...

Днем дхоу расходятся далеко, глазом не видно, а к вечеру спускают квадратный дополнительный парус и собираются вместе. Команда ловит рыбу. Когда повезет, вытягивают маленькую молодую акулу. Мясо ее довольно нежно и вкусно. Если же на крюк попадает акула постарше, то прежде, чем ее пустить в пищу, проверяют содержимое желудка: нет ли у нее на совести человека. Тогда она «харам» — поганая, есть ее нельзя.