— Ну, скажи.
— Там, на Белом острове есть у вас главный бог Сэру Ирику — Белый дедушка. Там есть много других идолов, и вы боитесь, что мы потронем, разорим их, а святую землю оскверним своими ногами.
— Как ты знаешь? Этого даже не всякий самоедин знает!
— Я еще много другого знаю, я знаю, как солнце по небу ходит, знаю, почему длинная ночь бывает у вас, знаю, почему ночью свет бывает и многое другое. Ты со мной не хитри, я знаю, что ты думаешь.
— Я-вой, я-вой,— удивленно сказал он, и суеверный страх мелькнул в его глазах. Он спокойно сидел за чаем, по плечам свисали длинные волосы, свалявшиеся в колтун. Четыре промышленника-сына сидели напротив и хранили молчание, пока отец разговаривал. Женщины суетились у чая, охотовед Спицин с интересом наблюдал эту своеобразную борьбу.
— Вэйсако! Скажи всем, что мы приехали сюда не для богов, а для людей. Богов ваших мы не только трогать, даже смотреть не будем, если по дороге не попадутся. На острове нам нужно посмотреть, много ли диких оленей осталось, долго ли они вас кормить будут.
Много еще было разговоров у нас, пока старик наконец сказал:
— Однако, тебе надо помогать.
— Как будешь помогать, раз лодок нет?
— Одна-то лодка есть, вчера пришла.
— Ну вот, я вижу, что ты настоящий друг, так и скажу большому начальнику.
— Я тебе дам сына, пусть едет с вами. Он все знает на острове, он стреляет хорошо, вот он сидит...»
Итак, лодка получена, а с нею и надежные проводники. Дорога на Белый открыта!
Знакомство с Сэру Ирику — Белым Дедушкой
В тот же день выехали на реку Яхада. Евладов поставил на руле лодки массивную сургучную печать и вдавил серебряный рубль. Это означало, что лодка не может двигаться с места, пока печать не снята. Рубль означал, что с этого момента хозяину будут платить за лодку деньги.
Ночью 20 августа все отъезжающие на остров прошли обряд очищения. Под каждой нартой с сидящим на ней человеком женщина подержала жестянку с дымящимся оленьим салом. Особенно долго окуривали нарты охотоведа Спицина... Через два часа быстрой езды уже были у лодки. Ночь была тихая и без тумана, погода на редкость благоприятная для плавания.
Шли вниз по реке Яхады то под парусом, то на гребях и к утру вышли к устью. Отсюда, с мыса Яхады-сале, остров Белый был уже хорошо различим. Поставили парус — и к полудню были уже на середине пролива. Вокруг лодки резвились тюлени...
Наконец к вечеру бросили якорь. Через час три чумика стояли на южном берегу острова. Здесь было зелено, в бинокль удалось разглядеть стайку диких оленей, на берегу отпечатались следы белого медведя. Остров производил впечатление заповедника. После чая, перед сном, ненцы предупредили, что винтовки надо всем зарядить и положить около себя, так как белые медведи любят нападать на сонных людей.
С утра ненцы ушли на охоту и с ними Спицин. Переводчик Ядопчев занялся обедом. Евладов заряжал патроны, готовил фотопластинки, писал дневник. К вечеру он вышел разведать местность. Было тепло. В последний момент все же решил захватить суконную охотничью куртку. С собой взял патроны, фотоаппарат, сумку для дичи и буссоль для собственного спокойствия — профессиональный геодезист, он считал, что с буссолью не заблудится.
Евладов шел, огибая крупные озера и легко пересекая в броднях мелкие. Мысль о том, что он первый из исследователей проник в глубь Белого острова, заставляла волноваться. Б. М. Житков пробыл на острове, покрытом снегом, с утра до середины дня. Штурман Иванов ездил ненадолго на южный берег для определения широты, а его помощник Рагозин в две коротких поездки нанес на карту линию западного берега Белого до широты 75°25". Теперь же, опираясь на полное содействие проводников, трех молодых охотников — Паали Ядне, Ули Адера и Табкоче Ямала — можно было оставаться на острове столько времени, сколько понадобится. Снега и льда не было. Остров лежал открытый для исследовательского глаза. Как хорошо быть первым!
Незаметно наплыл густой туман. Пора было возвращаться в лагерь — сумка с подстреленными гагами давила плечи. Евладов повернул к побережью. Сгустились сумерки. От тумана очки Евладова покрылись водой, их пришлось снять. Теперь небольшое озерцо казалось безбрежным, кочка чернела горкой...
Ночь опустилась над тундрой, очертания местности еще больше расплылись. Долго Евладов шел не меняя направления, пока не наткнулся на плавник. Море шумело где-то впереди, но его не было видно. Вот наконец и берег.
Через полчаса ходьбы во мгле показались очертания высокого мыса с жертвенником. Что за история? Похоже, следовало двигаться в обратном направлении... Евладов взобрался на мыс. Такого огромного жертвенника ему еще не приходилось видеть. Большая куча оленьих рогов, из которой торчали палки-идолы с грубо вырезанными лицами и пятнами жертвенной крови на них. В самой середине поставлено большое лиственничное бревно. Вокруг стояли малые идолы, которые были одеты в специально сшитые малицы и ягушки, здесь же валялись черепа белых медведей. Невдалеке в последних тусклых лучах заката виден был еще один мыс и тоже с жертвенником. Теперь сомнений не было. Это Сидя-хаен-сале — «Два святых мыса», о которых Евладов знал по книге Житкова. Значит, до стоянки больше десяти километров. Сколько же он уже прошел? Не менее тридцати, ноги совсем отказывались идти. Он собрал сухого плавника на костер, подумал, не взять ли жертвенную шкуру оленя, чтобы постелить на влажный песок, но не стал этого делать. Следы сапог выдали бы нарушившего «святое место». Костер весело затрещал. Евладов испек на костре гагу, поужинал и, зарядив ружье жаканом (берег на случай встречи с медведем), лег спать на обрывках старых жертвенных шкур.
Холод не дал крепко уснуть. Лишь забрезжил рассвет, он встал и пошел по берегу к лагерю. Вся одежда была мокрой насквозь, болела натертая нога. Но все же Евладов внимательно осматривал береговые осыпи. Попался лишь кусок хорошего каменного угля.
Наконец солнце показало в тумане свой бледный круг. Евладов взглянул на буссоль, ввел поправку на магнитное склонение и определил время — около шести утра. В лагере уже, наверное, беспокоились. Евладов пошел быстрее, из последних сил, и к полудню вышел на стоянку. Выпив горячего кофе со свежими лепешками, которые испек Максим Ядопчев, он завернулся в малицу и проспал до вечера.
Дальше все пошло гладко. Спицин с ненцами ходил в тундру, проводил учет численности дикого оленя. В один из походов он открыл два больших озера, которые ненцы называли Пага-мал-то («Конец реки Пага озеро») и Нябы-Пага-мал-то («Другой конец реки Пага озеро»). Эти озера Евладов положил на карту по данным Спицина, а по схемам, нарисованным проводниками, нанес и реки, вытекающие из этих озер до впадения их в море.
Потом они занялись съемкой береговой линии, которая не уточнялась более ста лет, со времен описи штурмана Иванова. Расхождения между старой и новой картами оказались значительными. Южный, высокий, берег был изрезан оврагами, далеко уходящие в море мысы разделялись долинами речек и ручьев. Мысы были сложены из песчаника, иногда выходили наружу суглинки, мощные прослойки торфа. Кое-где виднелись складки напластований — видно, остров тревожили геологические сдвиги.
Много интересных сведений приносили вечерние разговоры у костра с ненцами. Белый был необитаем, но южную его часть хорошо освоили жители северной оконечности Ямала. Летом на лодках, а зимой на оленях они пересекали пролив и добывали на острове диких оленей. Это было большим подспорьем в их хозяйстве. Только нельзя было брать на остров женщин и ставить чум — этого не любит хозяин острова Сэру Ирику. На восточный и на западный берега острова ненцы ездили изредка, но на северном не бывали вообще, боялись — «в море волна большая, лодка не терпит». Два главных святых места на острове — Сидя хаен-сале и Вэйсако-хэге, где живет Белый дедушка. С уважением относились ненцы и к «езе-луцем-пя» — железному столбу на мысе Шуберта, который поставили еще участники Великой северной экспедиции в XVIII веке.